Интерес в частном праве

Однако есть мнения учёных, которые  считают, что в гражданском праве (и это, на их взгляд, одна из отличительных  системоформирующих черт данной правовой отрасли) не существует публичных отношений, хотя классические частные отношения  можно обнаружить  в составе  социальных  связей, регулируемых гражданско-правовым методом (например, в том секторе  гражданского оборота, участником которого выступают только физические лица). Отмеченное позволяет им утверждать, что наиболее полное концентрированное  и последовательное выражение идеология  частного права получила в новом  российском ГК³⁰⁵.

Кроме того, издавна в качестве мишени для  критики, использовалась слабость теории интереса, которая выразилась в том, что публичный интерес противопоставлялся в данном случае частному. Следовательно, вполне обоснованно отрицалась «самая возможность противоположения общего блага и частного интереса»³⁰⁶.

Так Г.Ф.Шершеневич утверждал, что «общее благо разлагается на сумму частных интересов и это даёт основание утверждать, что общественные интересы охраняются правом настолько, насколько они в состоянии обеспечить благоденствие частных лиц. С другой стороны, частные интересы находят поддержку в праве и защиту лишь тогда и настолько, когда и насколько преследование их соответствует общему благу(!).Частный интерес, не отвечающий видам общества, никогда не удостоится общественной (юридической) охраны. Итак, можно утверждать, что право имеет всегда в виду только общее благо или, наоборот, только частные интересы»³⁰⁷.

Однако  интересы, формирующиеся в сфере  частной жизни индивида, могут  не совпадать с теми интересами, которые считают для себя общими нация, общество, государство³⁰⁸. Любое общество является сложной социальной системой и не сводится лишь к сумме составляющих его индивидов. Точно также интересы общества не сводятся к сумме частных интересов его членов. Они во многом диктуются необходимостью социального развития и нацелены в будущее³⁰⁹. Это доказывает следующий пример. По данным министерства здравоохранения России в нашей стране курит 80 % населения³¹⁰. Если бы общественные интересы сводились к простой сумме индивидуальных потребностей, то государство, выражая настроение большинства населения страны, должно было бы принимать законы о максимальном стимулировании курения табака. Однако об обратном говорит принятие Федерального закона от 10 июля 2001 «Об ограничении курения табака»³¹¹, определяющего правовые основы ограничения курения табака в целях снижения заболеваемости населения.

В качестве публичных интересов  могут признаваться не только интересы общества в целом, но и интересы крупных  социальных групп, в том числе  и классов³¹². Массовость носителей интереса в этом случае имеет важное значение. Наличие статически значимой группы лиц, объединённых общим интересом, свидетельствует о существовании публичного интереса. Экономической особенностью общественных благ служит невозможность ограничить доступ к ним большого количества потребителей, когда отдельный носитель интереса как бы растворяется, выступая лишь в качестве представителя той или иной социальной группы³¹³.

Например, в сфере экономики такой массовой социальной группой являются потребители, интересы которых отражены в законодательстве о защите прав потребителей. Так, в  преамбуле закона «О защите прав потребителей» (в редакции ФЗ от 9 января 1996)³¹⁴ потребители называются  в качестве носителей особых интересов, для государственной и общественной защиты которых создаётся специальный правовой механизм.

Особо следует  выделить проблему лоббирования интересов  отдельных групп, не отличающихся массовостью  – экономических (например, «олигархи»), профессиональных и т.д. Выражение  в нормативных актах их интересов  отнюдь не свидетельствует о том, что общество стремится их поддержать. К сожалению, отношения, связанные  с лобби, лежат в России, где  отсутствуют законы о лоббировании, за пределами правовой сферы, хотя его  результаты имеют юридическую форму. Интерес, даже будучи выраженным в праве, имеет свои источники и механизмы  формирования в неправовых явлениях.

Говоря  об отражении интересов общества в праве, можно проиллюстрировать  в позитивном аспекте отношение  государства, например, к незаконному  обороту наркотических средств, выраженному в Федеральном законе от 8 января 1998 г. № 3-ФЗ «О наркотических средствах и психотропных веществах»³¹⁵.

Настоящий Федеральный закон устанавливает правовые основы государственной политики в сфере оборота наркотических средств, психотропных веществ и в области противодействия их незаконному обороту в целях охраны здоровья граждан, государственной и общественной безопасности. С одной стороны, казалось бы, и жизнь, и здоровье, и свобода распоряжения этими личными благами – дело частное, но с другой стороны, помимо той части, что возможно совершение целого ряда преступлений на этой почве (вовлечение несовершеннолетних в антиобщественную деятельность (ст.151 УК РФ), совершение преступлений против жизни, здоровья, имущества граждан и т.д.), общество  и государство не может не беспокоить ухудшение здоровья нации, морального разложения его членов. Наркотизация населения, которая происходит в результате вовлечения широких социальных слоёв в число потребителей наркотиков, ставит граждан в положение жертвы и подвергает эксплуатации человеческую уязвимость. Потребление людьми наркотических средств и психотропных веществ влечёт в свою очередь процветание наркобизнеса – очевидно противоправного и, безусловно, уголовно наказуемого промысла. Помимо того, отклонением от социально приемлемых нормативных рамок является и отношение жертв наркотизации к обществу и отдельным его членам. Но если подобное, порой откровенно асоциальное, отношение и поведение потребителей наркотиков ещё как-то можно обозначить как субкультуру, то в отношении наркобизнеса возможно говорить о контркультуре, т.е. о такой субкультуре, которая находится в конфликте с господствующими ценностями. В этой связи контркультура наркобизнеса однозначно противоречит высшим ценностям цивилизованного общества, каковыми являются человек, его жизнь, права и свободы³¹⁶. С этой точки зрения контркультура наркобизнеса (как и контркультура террористов³¹⁷) вступает в правовой конфликт с конституционными основами любого государства, посягают на публичный и общественный порядок.

  Дело борьбы с наркотизацией населения, несомненно, приобретает общезначимый характер, и ни у кого не вызывает сомнения, что частный интерес, обозначенный выше, входит в противоречие с интересами публичными, направленными на общезначимые цели, в основе которых лежит не слепое и безрассудное уважение чужих частных интересов, а осознанная оценка общественной опасности и целесообразное взвешивание публичных и частных интересов с целью возможности или невозможности осуществления последних.

В некоторых  случаях решение проблемы сбалансированного  сочетания частных и публичных  интересов представляется весьма сложным  по морально-этическим и организационным  основаниям. Так, в сфере охраны здоровья есть сегмент, в котором также  просматриваются проблемы соотношения  и реализации различных по направленности интересов: заболевание, вызываемое вирусом  иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекция), приобретает массовое распространение, остаётся неизлечимым, приводит к неотвратимому  смертельному исходу, чем создаёт  угрозу личной, общественной, государственной  безопасности, вызывает тяжёлые социально-экономические  и демографические последствия  для России. Это вызывает необходимость  приятия своевременных эффективных  мер комплексной профилактики ВИЧ-инфекции и защиты прав и законных интересов  населения. С учётом изложенного, предусмотренные  федеральным законом «О предупреждении  распространения в Российской Федерации  заболевания, вызываемого вирусом  иммунодефицита человека» и другими  нормативными актами меры представляются недостаточными и не обеспечивающими  защиту частных и публичных интересов. Масштабность опасности для здоровья населения инфекционных заболеваний (эпидемий) является весомым аргументом для ограничений прав граждан  на распоряжение своим здоровьем. Вместе с тем отсутствие закона о порядке  обязательной госпитализации и изоляции не обеспечивает надёжной защиты прав и не исключает возможности злоупотреблений  при применении соответствующих  мер принуждения.³¹⁸. В этой связи представляется актуальным вопрос о правовой охране как прав и законных интересов заболевших, так и лиц, которые могут быть подвергнуты угрозе заражения.

Подобных  примеров можно привести множество. И они будут ещё раз подтверждать то, что общественные (публичные) интересы это не арифметическая сумма слагаемых-частных  интересов. Во-первых, потому что простое  механическое сложение интересов не позволяет провести анализа связей между частными интересами, не даёт возможности определить тот общий  стержень, на который они нанизаны, будучи по природе своей индивидуализированы  в силу личных качеств субъекта-носителя; во-вторых, общественный (публичный) интерес  вполне обоснованно предполагает вынесение  за скобки определённых меркантильных  моментов, интересных одному субъекту, и хотя не являющихся противоправными, но не соответствующих интересам  других субъектов. То есть, общественный интерес всегда приводится к одному общему знаменателю, если продолжать пользоваться математическими терминами.

  Другими словами, общественный (публичный) интерес это не просто сумма частных интересов, а значимая связь между совпадающими и одинаково важными элементами правомерных интересов множества частных лиц, исключающая иные элементы, не являющиеся значимыми для всех субъектов. По отношению к общественному интересу любой субъект может выразить своё положительное отношение в целом, даже если это и заставляет его отказаться от ряда своих частных интересов (служба в армии, уплата налогов, мероприятия, направленные на борьбу с преступностью, связанные с защитой Отечества от врагов, антиэпидемиологические мероприятия и т.д.).

По всей видимости, учитывая вышеприведённые  положения, нет оснований соглашаться  с мнением Г.Ф.Шершеневича, что  вся социальная жизнь построена  на подчинении частных интересов  общественным.³¹⁹ Аналогичное мнение встречается и в современной правовой доктрине: публичное и частное право представляют собой один из «срезов» иерархической (субординационной) структуры права на отраслевом уровне.³²⁰ Очевидно, что нет субординации между публичным и частным интересом, как нет субординации между публичным и частным правом, между уголовно-правовыми и, например, семейно-правовыми отношениями: это всё - свидетельство разнообразия общественных отношений³²¹. В.К. Бабаев также вполне обоснованно утверждает, что «субординационная связь отсутствует не только между публичным и частным правом как целостными образованиями, но и между каждым из них и охватываемыми ими отраслями права. В последнем случае связь носит координационный и выступает как одна из разновидностей предметно-функциональных связей органичных систем»³²².

Помимо  принципиальной сложности разграничения  частного и общественного (публичного) интереса, их противопоставление не совпадает  с установившимся делением права. С  этим соглашался и сам Г.Ф.Шершеневич: «В самом деле, тогда нормы, которые  имеют в виду обеспечение жизни, здоровья, защиту чести вообще…  следовало бы исключить из публичного права и  включить в гражданское, как это сделано относительно норм, охраняющих собственность или  договоры. Было бы совершенно произвольно  утверждать, что отдельное лицо больше заинтересовано в защите своих имущественных   интересов, чем жизни, здоровья, свободы»³²³.

Большинство из современных российских теоретиков права и цивилистов придерживаются «теории интересов» и строят свои исследования в русле именно данного  направления³²⁴.

Внутреннее деление права на две сферы, «суперотрасли», по мнению некоторых авторов, связано с  делением права на отрасли³²⁵. Но это является следствием, а не причиной подобной дихотомии. Основной базой для отправления мнений о делении права на частное и публичное будет являться степень вмешательства государства и его органов в процесс выражения воли субъектов в определённой юридически значимой ситуации. Формулировки подобного основания могут носить самый разный характер, но суть будет сводиться примерно к тому его древнему звучанию, которое сформулировали ещё юристы Древнего Рима: публичное право есть то, которое относится к положению государства, частное – то, которое относится к пользе отдельных лиц.

Подобная формулировка подводит к  мысли о существовании более  «ощутимого» основания для подразделения  права на частное и публичное. По всей вероятности, если следовать  углублению поиска причины, на которой  могут быть основаны характер и степень  вмешательства либо невмешательства  государства  в определённую сферу  общественных отношений, можно прийти к выводу, что таковой может  служить определённый интерес по поводу желаемых результатов, которые  могут быть достигнуты воздействием принудительной силы государства.

Есть основания не соглашаться  с мнением отдельных авторов (Матузов  Н.И., Кряжков А.В. и др.), которые  выражают соотношение публичных  и частных интересов как баланс интересов двух противопоставляемых  сущностей: государства и гражданского общества, под которым понимается совокупность внеполитических и  внегосударственных отношений (экономических, социальных, культурных, нравственных, духовных, семейных и других), основанных на частном интересе индивидов собственников  и их объединений, а соответственно и противопоставления публичного и  частного права³²⁶. Представляется, что подобный механистический отрыв указанных сфер общественных отношений от интересов общества необоснован. Разве вызывает сомнение то, что моральные нормы призваны обеспечить общественно значимые, т.е. публичные отношения. Мораль призвана обеспечивать в своей сфере соответствие поведения человека правилам, признанным  обществом, которое стремится их обеспечить имеющимися у него способами. То же можно сказать об игнорировании некоторыми авторами роли государства в указанных отношениях: реально государство никогда не отстранялось от регулирования экономических, социальных, культурных, семейных отношений, разумеется, в доступной и целесообразной плоскости. В этой связи можно изложить мнение А.П.Семитко: «…любой частный интерес может быть сведён, рассмотрен или представлен в виде публичного тоже, ибо для социального целого очень часто важен и отдельный частный интерес»³²⁷.

Право в соотношении  публичного и частного интересов  в том ракурсе, в котором мы их рассматриваем, является эффективнейшим инструментом для  их разумного сосуществования, предупреждения возникновения дисбаланса и конфликта интересов. Баланс публичного и частного интереса  представляет собой насущную проблему. Одинаково  пагубным будет преобладание любой  из этих сторон. Отмечается это важное обстоятельство, в частности,  в  документах Конституционного Суда РФ³²⁸, как самостоятельная проблема рассматривается и в науке³²⁹. Л.Н.Завадская пишет по этому поводу: «Устранение противоречий в ценностях вызывает два рода последствий – стагнацию либо хаос. Устранение одного и победа другого – публичного интереса над частным, публичного права над частным, публичной собственности над частной либо наоборот – способно привести либо  к диктатуре, либо к анархии. И первое, и второе состояние опасны и губительны для общества. Сегодня рано говорить о конкретных критериях, которые могут служить для разграничения публичного и частного начала и которые могут быть положены в основу защиты публичных интересов. В недалёком будущем они будут определены самой законодательной и судебной практикой. На теоретическом уровне уже сейчас ясно, что подобными критериями определения сферы защиты публичных интересов могут стать уважение прав человека, ценности свободной экономики. При этом именно общество должно определить цену, которую оно способно заплатить за достижение оптимального баланса публичных и частных интересов. В правовом государстве и публичный, и частный интерес подлежат защите, если они соответствую цели, преследуемой правом. Ясно, что при этом частный интерес должен быть публично оправданным, а публичный интерес должен быть частно оправданным»³³⁰.