Роль произведений В.Драгунского в формировании чувства юмора детей младшего школьного возраста

Конечно, всё это так и не так. Драгунский прожил одну, на редкость многообразную, насыщенную, напряжённую и цельную жизнь. Ему выпала редкая участь быть ни на кого не похожим, создать свой стиль и в жизни, и в творчестве.

Он был блестящим устным рассказчиком, интересно, по-своему “читал” людей, открывая в них порой такое, чего не видели те, кто стоял к ним ближе. Он не боялся распахнуться новому человеку, ощутив в нём родную кровь, и не боялся разрыва, если обнаруживал низость [12,6].

Но куда легче ему было любить, жалеть, снисходить и прощать, нежели ненавидеть и ссориться. И всё же щедрый и радостный, как праздник, Драгунский не был примиренцем. В его рассказах, собранных в этой книге, нежное и светлое чувство всегда одерживает верх над плоской и тяжеловесной житейщиной. Нереальное сияние светлячка, похожего на звёздочку, которая горит где-то в непостижимой дали и вместе с тем лежит здесь, на ладони, – это сияние оказывается стократ дороже такой ценной вещи, как новенький игрушечный самосвал. Почему светлячок лучше? Потому что он живой! И светится… И это не прихоть мальчишки, заждавшегося в тёмном дворе своей мамы. Это победа над трезвым расчётом приятеля, для которого жизнь есть свод правил арифметики, – за самосвал он даёт одну марку Гватемалы, две – Барбадоса и лопнувший плавательный круг в придачу [11,25].

Белые амадины – крохотные птички-снежки с клюквенными клювиками, но такая в них сила, в маленьких и слабых, что все стояли перед ними молча и недвижно, и любили их изо всех сил все единодушно, дети и взрослые. А на какую-то тётку, нарушившую благоговейное молчание нелепыми словами о никчёмности волшебных птиц, все посмотрели так сурово и презрительно, что она покраснела и ушла. «И все мы, кто стоял тут, поняли, что тётка не в счёт, потому что она не из нашей компании». Так мальчик ощутил единство людей перед загадочным миром красоты.

«Какая сила заставила Дениску выпустить шарик? Но он разжал пальцы, и шарик полетел вверх плавно и спокойно, как будто этого и хотел всю жизнь. Конечно, трудно отказаться от соблазна укротить заключённую в шарике силу полёта, конечно, мальчику хочется ощущать себя хозяином этого упругого стремления ввысь, но всё же мальчик разжимает пальцы и, запрокинув голову в небо, понимает, что иначе поступить нельзя. Потому что “как это красиво, когда весна на дворе, и все нарядные и весёлые, и милиционер в белых перчатках, а в чистое синее-синее небо улетает от нас красный шарик». Потому что миг вольного полёта вечен в сравнении с мимолётностью обладания [13,112].

Мальчик не хочет смириться с тем, что в мире существует обман. Когда Марья Петровна обещает принести ему в подарок настоящую будённовскую саблю, он верит ей, хотя она обманывает его не в первый раз. И он, прибежав из школы, обшаривает всю комнату, хотя и понимает, что сабли нет, не было и быть не могло.

«Мама сказала:

– Может быть, она ещё придет?

Но я сказал:

– Нет, мама, она не придёт. Я так и знал.

Мама сказала:

– Зачем же ты под раскладушку-то лазил?…

Я объяснил ей:

– Я подумал: а вдруг она была? Понимаешь? Вдруг. На этот раз» [13,65].

И когда великовозрастный мошенник просит велосипед на пять минут, а потом исчезает навсегда, мальчику и в голову не приходит, что его надули, разжалобив рассказом о больной бабушке, за лекарством для которой надо срочно слетать в аптеку. Надули, убедив своим благородством – «…как же это я пущу двух таких пацанят на Садовую? А? Да ещё на велосипеде? Вы что? Да вы знаете, какое там движение?». Мальчик не оставляет в своей душе места для придирчивых сомнений и проверок. Ребята бредут домой по тёмным дворам, а Ванька (он постарше, пятиклассник, не раз, наверное, обжигался уже в жизни) хмуро бормочет, что не вернётся, мол, никогда этот тип с его бабушкой, и велосипед тоже не вернётся. Тут-то Дениску пронзает ужасная мысль: «Ведь на Садовой такое движение…» [13,66]

А в цирке, в скрещении прожекторов, в нежном позванивании колокольчиков, явится мальчику девочка на шаре, явится и исчезнет, уедет в дальнюю даль, в самый конец географической карты, и останется первым предупреждением о любви, разлуке и печали. И разбудит в его отце воспоминание – мальчик поймёт это, вглядевшись в серьёзное и грустное лицо идущего рядом с ним взрослого человека.

Не приемлющий людей, опутанных цепями расчётов и приобретательства, Драгунский и для них оставляет отдушину понимания. Быть может, повзрослевший читатель «Денискиных рассказов» почувствует, какое невесёлое, в сущности, житьё у одинокой Марьи Петровны, направившей заложенную в ней силу любви на разжиревшего мопса. В противовес бесконечному миру Денискиных увлечений, предпочтений и привязанностей (рассказы «Что я люблю», «…И чего не люблю!») Мишка заявляет, что он любит ещё больше разных разностей, и вываливает алчный перечень сочных, пухлых и вкусных съедобных вещей. Но маленький человек не может быть только обжорой, в нём, несмотря ни на что, живёт нежная человеческая суть, и поэтому в конце концов Мишка смущённо признаётся, что ещё любит котят… и бабушку… [13,67]

Однажды Виктор Драгунский попал в автомобильную катастрофу, чудом остался жив, и из этого случая родился прекрасный рассказ «Человек с голубым лицом».

Собранные в этой книге «Денискины рассказы» выросли из его безмерной любви к сыну, из жадного внимания к раскрывшемуся перед ним миру детства. Это вовсе не означает, что Драгунский цеплялся за факты и был лишён дара сочинительства. Он был превосходный выдумщик, и мне не раз приходилось быть свидетелем, как блистательно работала его фантазия. Беглый штрих человеческого поведения, шутка, смешной поворот, неловкость, что-то милое и трогательное – и вот уже заработало воображение художника. Он словно бы смакует эту малость, жонглирует ею, меняет её форму, наращивает из воздуха, будто фокусник. Воспоминания, ассоциации, вспышки озарений – и вот из ничего возникло нечто, произошёл живительный, чудодейственный акт творчества. Так сложились рассказы «Старый мореход», «Друг детства», «Белые амадины» и многие другие.

Писательское творчество закономерно оказалось пиком его пёстрой, бурной жизни, хотя сам Виктор Драгунский отдавался до конца каждому делу, которое его захватывало, и с равным уважением относился к любой из многих своих профессий. Когда-то «Пионерская правда» обратилась к ведущим детским писателям с вопросом: кем бы вы хотели стать, если бы не были писателем. Виктор Драгунский не задумываясь ответил: бакенщиком. В ранней молодости он работал бакенщиком, и ему очень по душе пришлось это занятие – прокладывать путь пароходам по тёмной ночной реке. Несомненно, он был бы превосходным бакенщиком, но всё же я думаю, что в применении к Драгунскому вопрос не имел смысла [9,137].

Он был писателем, писателем до мозга костей. В комбинезоне бакенщика, пёстром костюме клоуна, под личиной разных персонажей на подмостках сцены или на экране кино, в режиссёрском кресле – он всё равно был прежде всего писателем, хотя узнал об этом далеко не сразу. Только литературное творчество смогло вобрать в себя весь его громадный жизненный опыт, знание и понимание людей, суммировать всё узнанное и перечувствованное, осветить нежной любовью к людям, маленьким и взрослым, и наделить долгой жизнью.

Итак, изучив теоретические основы развития чувства юмора у детей младшего школьного возраста через произведения детской литературы, можно сделать следующие выводы:

Под чувством юмора подразумевается комплекс перцептивных, когнитивных, эмоциональных, физиологических и поведенческих процессов.

Чувство юмора определяют, как способность  человека видеть смешное в рассказе, окружении или ситуации. Выделяют также способность шутить. Это тенденция человека делать юмористические комментарии либо вести себя смешно в каких-то ситуациях. Исследователи полагают, что юмор является физиологической защитной функцией.

Чувство юмора, с одной стороны, являются «индикатором» состояния ребенка, с другой – сами существенным образом  влияют на его познавательные процессы и поведение, определяя направленность его внимания, особенности восприятия окружающего мира, логику суждений.

Одним из средств развития чувства юмора  у детей младшего школьного возраста являются произведения Виктора Юзефовича  Драгунского. «Денискины рассказы» хороши не только потому, что с необыкновенной точностью передают психологию ребёнка: в них отразилось свежее восприятие мира.

Глава II МЕТОДЫ РАЗВИТИЯ ЧУВСТВА ЮМОРА У ДЕТЕЙ МЛАДШЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА ПОСРЕДСТВОМ ЧТЕНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ВИКТОРА ДРАГУНСКОГО

2.1 Как развить у ребенка чувство юмора    

При чтении книжек дети частенько пропускают мимо ушей пассажи, которые вызывают улыбки взрослых. Зато покатываются со смеху, когда литературный герой допускает  в речи оговорки или неправильно  произносит какие-либо слова. Всех смешат «фыфки» и «хыхки» из рассказа В. Драгунского. 

Чувство юмора формируется у детей  довольно поздно. И его, как и многое другое (например, эстетический вкус или  грамотность), нужно развивать. Так  называемые детские анекдоты обычно кажутся взрослым глупыми, а шутки  взрослых зачастую вызывают у детей  недоумение. Это обусловлено и  различиями жизненного опыта, и возрастными  особенностями, от которых во многом зависят наше мышление и эмоции. Отчасти поэтому родителям и  детям не очень легко бывает найти  общую почву для шуток. Но искать необходимо, иначе общение переродится  в нудные нотации, от которых ребенок  будет мысленно отгораживаться [33,211].

Развитие  чувства юмора во многом зависит  от уровня культуры в обществе. Если в нем верхом остроумия считаются  комиксы и примитивные сценки, когда за кадром в нужных местах звучит дружный смех, то ребенок  может и не продвинуться дальше первой ступеньки. И, повзрослев, будет заливисто  смеяться, глядя, как оператор прокручивает назад кино- или видеопленку и  люди на экране пятятся задом.

В последние  годы наши дети зачастую воспитываются  на тех же западных мультфильмах, фильмах, телепередачах, что и их западные сверстники. Очень пагубно сказывается  на детях и увлечение черным юмором, который теснейшим образом связан с «культурой комиксов» [33,212].

Сейчас, к сожалению, иные первоклашки легче  и охотнее заучивают что-нибудь типа «Девочка в поле нашла пулемет, больше в деревне никто не живет», чем стихи Пушкина или Барто. А родители поощряют это увлечение, покупая детям соответствующие сборники анекдотов и прочую «методическую литературу». Черный юмор — особенно санкционированный авторитетными взрослыми: родителями и учителями — размывает границы добра и зла. Смех имеет свойство заглушать страх. Да, в каких-то случаях это бывает полезно. Но далеко не всегда. Если садизм и бесстыдство перестают казаться страшными и даже приобретают ореол привлекательности, можно с уверенностью сказать, что смех сослужил нам плохую службу. А именно это происходит, когда ребенок контачит и питается черным юмором [7,35].

Порой взрослые общаются с ребенком исключительно  в юмористическом, ироническом ключе. Причем ирония вовсе необязательно  бывает обидной для ребенка. Просто в кругу, в котором вращаются  эти люди, принято над всем подтрунивать. И вот малыш, который, естественно, копирует поведение папы и мамы, с пеленок привыкает к тому, что ни о чем на свете не стоит  говорить всерьез. Но тонкая ирония почти  никому из детей недоступна просто в силу их возраста. Поэтому она  перерождается у них в демонстративность, а порой и в откровенную дурашливость. В результате у ребенка куча проблем в школе, он превращается в шута, на которого все показывают пальцем [7,39].

Достучаться до такого человека бывает чрезвычайно  трудно, ибо приходится ломать стереотипы, усвоенные чуть ли не с пеленок  и потому накрепко впечатавшиеся в подсознание. Когда всё не всерьез, человека ничто не может пронять. У него нет глубоких чувств, он отгораживается от переживаний — как от чужих, так и от своих. Совсем отгородиться ему, конечно, не удается — он же все-таки человек, и запертые внутри эмоции начинают бурлить. А поскольку они как следует не осмыслены, не отрефлексированы, в душе поселяется хаос.

Если  ребенок не понимает шуток. Не надо приучать ребенка смеяться над собой. Лучше побольше фиксируйтесь на достоинствах и хороших поступках детей, повышая их самооценку, вселяя в них уверенность. И когда дети психологически укрепятся, они сами дозреют до того, чтобы посмеяться над своими промахами. Скорее всего, поначалу это будет что-то несущественное, какой-то пустяк, но не следует торопить события. Положитесь на детское чутье. Ребята лучше вас знают, где у них «больные мозоли», и, если не хотят, чтобы на них наступали, значит, время еще не пришло.

Например, ребенок страшно застенчив и  при встрече с чужими совершенно теряется. Ну, какой смысл над этим смеяться? Малыш и так переживает из-за своей робости, а вы еще подливаете масла в огонь. Вы лучше помогите ему избавиться от застенчивости (естественно, не шутками, которые он справедливо воспринимает как издевательство!). А потом, когда ребенок станет общительней, можно будет и подтрунить над его былым недостатком. Но опять же не просто так, «из любви к искусству», а возвышая ребенка в собственных глазах. Подчеркивайте важность того, что он смог себя преодолеть. Не уставайте повторять, что это удается далеко не каждому [28,44].

Ни в  коем случае не следует подтрунивать над внешностью детей. Неудачная  шутка может запасть человеку в душу и ранить его навсегда. Крайне осторожно следует обращаться с курносым носом, обилием веснушек или оттопыренными ушами, чтобы  не породить у ребенка трудноискоренимые  комплексы. Физические недостатки устранить  сложно, часто невозможно, и смеяться над ними — самая настоящая  подлость. Строго следите за тем, чтобы  в вашей семье никто не позволял себе потешаться над внешностью друг друга. Тем более что дети, над  которыми смеются дома, не преминут отыграться на ком-нибудь, кого они  считают более слабым [28,45].

Чтобы научить  ребенка понимать шутки, пробудить  у него чувство юмора, вовсе не обязательно штудировать сборники анекдотов. Вполне достаточно обычных  детских мультфильмов и юмористической классики для детей: рассказов Носова, Драгунского, повестей Линдгрен и т. п. Важно не задавить природную жизнерадостность, в той или иной степени присущую каждому малышу. А для этого необходимо, прежде всего, следить за своим выражением лица и тоном. Чем «труднее», чем болезненнее ребенок, тем больше вокруг него должно звучать смеха, раздаваться веселых голосов, ибо для него это самое лучшее лекарство.