Действия Международного гуманитарного права в годы войны

сожалению, абсолютно  ясно,  что  такое  запрещение  дискриминации  полностью

противоположно  той  практике,  которой  придерживаются  стороны  во  многих

внутренних  конфликтах.  В то  же   время   ни   одно   лицо,   принимающее

непосредственное  участие в военных  действиях,  не  может  считаться  лицом,

“затрагиваемым”  внутренним   вооруженным   конфликтом.   По   сравнению   с

Протоколом  I,   признающим   некоторые   категории   лиц   комбатантами   и

предусматривающим меры по их защите от применения к ним  некоторых методов  и

средств  ведения  войны,   сфера   применения   Протокола   II   значительно

ограничена, понятие  “комбатант”, впрочем как и  понятие  “военнопленный”,  в

нем   не   фигурирует.   Единственная   норма,   которая,   в   отличие   от

вышесказанного, предоставляет  защиту именно тем,  кто  принимает  участие  в

боевых  операциях,  содержится  в  заключительной  фразе   п.   1   ст.   4:

“Запрещается отдавать приказ не оставлять никого в живых”. В  остальном  все

без исключения  положения Протокола II предназначены  для  защиты  тех  лиц,

которые не принимают  непосредственного  участия  или  прекратили  принимать

участие  в  военных  действиях.  Это  положение  подтверждено  в   ст.   13,

озаглавленной   “Защита   гражданского   населения”,    согласно    которому

гражданские лица как таковые пользуются защитой, “если и до  тех  пор,  пока

они не принимают  непосредственного участия в  военных действиях”.

Статья 5 Протокола, представляющая собой настоящий  кодекс  правил  обращения

с  людьми,  содержащимися  в  заключении,  вместе  с  тем   является   ярким

свидетельством  того,   сколь   широк   водораздел,   образовавшийся   между

договорными  нормами  гуманитарного  права,  применяемыми  соответственно  в

международных и  во внутренних вооруженных конфликтах. Ни статья 3  Женевских

конвенций, ни Протокол II не устанавливают особого статуса  для  комбатантов

или военнопленных, а ограничиваются лишь гарантиями  гуманного  обращения  с

любым человеком, сложившим  оружие  или  прекратившим  принимать  участие  в

военных действиях  по любой другой причине. Безусловно, с  попавшими  в  плен

повстанцами следует  обращаться должным образом  при  любых  обстоятельствах,

но  они  не  являются  военнопленными,  и  ничто  не  препятствует   властям

привлекать захваченных  в плен мятежников к ответственности  по  национальному

уголовному законодательству. Дополнительный протокол  II  устанавливает  ряд

правил относительно уголовных наказаний. В статье 6 сформулированы  критерии

“надлежащего  судебного разбирательства”, заимствованные, в свою очередь,  из

соответствующих  соглашений  по  правам  человека.  Так,  вынесение   любого

приговора и приведение в исполнение любого  наказания возможно  только  “на

основе  приговора,  обеспечивающего  основные   гарантии   независимости   и

беспристрастности”; обвиняемому должны быть предоставлены  “все  необходимые

права и средства защиты”; а совершенное  им  действие  или  упущение  должно

заведомо  являться  “уголовным  правонарушением  по  закону  во  время   его

совершения”. П. 4 ст.  6  Протокола  запрещает  выносить  смертный  приговор

беременным  женщинам,  матерям,  имеющим  малолетних  детей,  и  лицам,   не

достигшим 18-летнего возраста в момент совершения правонарушения.  В  то  же

время в рамках  указанных  судебных  гарантий  государство,  преследующее  в

судебном порядке  повстанцев, вправе обращаться  с  ними  по  всей  строгости

закона.  Это  отличие   от   правового  режима,   применяемого   во   время

международных конфликтов, с его  привилегированным  статусом  комбатантов  и

военнопленных, объясняется  отказом государств рассматривать  мятежников  или

повстанцев  иначе  как  “обычных”  нарушителей  закона1.  Наконец,  пункт 5

обращается  к  весьма  деликатной   проблеме,   которая   может   возникнуть

вследствие внутреннего  вооруженного конфликта, и на  которой  хочется  особо

заострить  внимание.  Завершение  военных  действий  обычно  означает,   что

вчерашние противники должны вернуться к  нормальной  совместной  жизни,  как

более или менее  миролюбивые  граждане  государства,  которое  до  недавнего

времени являлось ареной их насильственных  действий.  В  этом  случае  важно

создать условия, способствующие,  насколько  это  возможно,  такому  мирному

сосуществованию. В качестве одной из мер для  достижения этой цели п.  5  ст.

6 Протокола II содержит  призыв к  властям,  “предоставить   как  можно  более

широкую амнистию лицам, участвовавшим  в  вооруженном  конфликте,  и  лицам,

лишенным  свободы  по  причинам,   связанным   с   вооруженным   конфликтом,

независимо от того, были ли они интернированы  или  задержаны”.  Примером  в

этой связи могут  служить  принятые  российскими  властями  амнистии  лицам,

совершившим противоправные деяния в 1991-94 г.г. на Северном  Кавказе1  и в

1994-96 г.г. в Чеченской  Республике2.

Протокол II подтверждает и развивает положение ст. 3 Женевских  конвенций  о

защите раненых  и больных (ограничившейся оговоркой  условия,  что  раненых  и

больных будут  подбирать, и им будет оказана  помощь): в  ст.  7  в  отношении

“защиты и ухода” и в ст. 8 относительно “розыска”, в том  числе  и  мертвых.

Согласно п. 1 ст. 7 Протокола II право на защиту и уход имеют “все  раненые,

больные и лица, потерпевшие кораблекрушение, независимо от  того,  принимали

они участие в  вооруженном  конфликте”.  В  пункте  2  сформулирован  принцип

предоставления  медицинской помощи без какой-либо дискриминации:

“При всех обстоятельствах  с ними обращаются гуманно  и  предоставляют  им  в

максимально возможной  мере и в кратчайшие сроки медицинскую  помощь  и  уход,

которых требует  их состояние. Между ними не проводится никакого различия  по

каким  бы  то  ни  было  соображениям,  кроме  медицинских”.  Равно  как   и

соответствующие  нормы  Протокола  I  ст.  8  Дополнительного  протокола  II

закрепляет, что  во всех  случаях,  и  в  особенности  после  боя  необходимо

разыскивать   и   подбирать   раненых,   больных    и    лиц,    потерпевших

кораблекрушение, безотлагательно принять все  возможные меры для того,  чтобы

оградить их от ограбления и дурного  обращения,  обеспечить  им  необходимый

уход,  а  также  принять  меры  к   тому,   чтобы   “разыскать   мертвых   и

воспрепятствовать их ограблению и должным образом  захоронить”.

Поскольку Протокол II не  признает  существования  комбатантов  он  не  дает

определения  гражданскому  населению  и  гражданским  лицам.  В   результате

отсутствия  этих   ключевых   определений   положения,   касающиеся   защиты

гражданского населения, которые составляют содержание  части  IV  Протокола,

“повисают  в  воздухе”.  Кроме  того,   они   значительно   короче,   нежели

аналогичные положения  Протокола I. Пункт 1 ст. 13 Протокола II  зафиксировал

принцип, согласно которому гражданское  население  и  отдельные  гражданские

лица  “пользуются  общей  защитой  от  опасностей,  возникающих  в  связи  с

военными  операциями”.  Соответственно  запрещается   делать   их   объектом

нападения, а также  запрещаются “акты насилия или  угрозы  насилием,  имеющие

основной целью  терроризировать гражданское население” (пункт  2).  Как  было

отмечено выше, гражданские лица пользуются этой  защитой,  “если  и  до  тех

пор, пока они не принимают непосредственное  участие  в  военных  действиях”

(п. 3 ст.  13  Протокола  II).  Согласно  ст.  17  не  допускается   отдавать

распоряжения о  перемещении гражданского населения  по причинам,  связанным  с

вооруженным конфликтом немеждународного  характера,  “если  необходимость  в

этом  не  вызывается  требованиями   обеспечения   безопасности   упомянутых

гражданских лиц  или настоятельными причинами военного  характера”.  Пункт  2

той же статьи запрещает  при  любых  обстоятельствах  принуждать  гражданских

лиц  “покидать  свою  собственную  территорию”  по  причинам,  связанным   с

конфликтом. П. 2 ст. 18  предусматривает  проведение  операций  по  оказанию

гуманитарной помощи гражданскому населению, если оно “испытывает  чрезмерные

лишения”. Подобные операции  должны  носит исключительно “гуманитарный и

беспристрастный    характер”    и    осуществляться     “без     какого-либо

неблагоприятного  различия”. Кроме  того,  они  требуют  согласия  официально

признанного правительства  данного  государства  на  то,  чтобы  гуманитарная

помощь  была  доставлена  гражданскому  населению,   проживающему   как   на

территории, находящейся  под контролем правительства, так  и  на  территории,

которая фактически  находится  под  контролем  (формально  не  существующей)

противной стороны. Наконец, ст.  18   устанавливает,  что  общества  помощи,

“находящиеся  на  территории”  государства,  страдающего   от   вооруженного

конфликта  немеждународного  характера,  такие,  как  организации   Красного

Креста или Красного Полумесяца, “могут предлагать услуги с целью  выполнения

своих традиционных функций в отношении жертв  вооруженного конфликта”.  В  то

же время негативным моментом является то, что в отличие  от ст. 81  Протокола

I, п. 1 ст. 18 Дополнительного  протокола II не  содержит  конкретной  ссылки

на МККК или  на Лигу обществ Красного Креста или  Красного Полумесяца.

К  сожалению,  в  Протоколе  II  не  нашли  отражения  такие  вопросы,   как

коллективная или  индивидуальная ответственность за нарушения  прав  человека

в условиях вооруженного конфликта немеждународного характера.

       Самым  существенным  отличием  защиты  прав   человека   в   условиях

вооруженных конфликтов немеждународного характера от  аналогичных  действий,

совершаемых в  период международных вооруженных конфликтов, является то,  что

на международном  уровне, по существу, полностью  отсутствуют  организации  и

процедуры для  обеспечения выполнения этого права  сторонами,  участвующими  в

конфликте. Это  является  верным  показателем  того,  что  гражданские  войны

рассматриваются   как   внутренние   события,    угрожающие    национальному

суверенитету. Но даже несмотря на категорическое  запрещение  вмешательства,