Великий шёлковый путь. Существовала ли такая дорога в действительности и где она проходила?

Руководством двух стран  сформулирована задача удвоения общего товарооборота. К 2015 г. он должен достигнуть 40 млрд. долл. Также стороны планируют  более широкое использование  в расчетах национальных валют, для  чего летом 2011 г. между Национальным банком Казахстана и Народным банком Китая подписано соглашение о  проведении своп-операций «юань-тенге». Тем самым Пекин выдерживает  линию на расширение зоны юаня.

За счет строительства  новых трубопроводов и экспорта нефти Астане удалось переломить существовавшую ранее неблагоприятную  тенденцию, связанную с ростом отрицательного сальдо во внешней торговле с КНР, откуда широким потоком шли дешевые  товары народного потребления. Однако, преодолев дисбаланс в торговле, Астана столкнулась с другой проблемой. В структуре казахстанских поставок в КНР очевидно преобладает сырье (нефть и металлы), тогда как  из Китая в республику завозятся  промышленные товары и оборудование. Такое положение вполне устраивает Пекин, но Казахстану угрожает превращением в сырьевой придаток и рынок сбыта  для своего восточного соседа. Показательный  пример: за 11 месяцев 2010 г. из 9 млрд. долл. казахстанского экспорта в Китай  доля товаров с высокой добавленной  стоимостью составила только 140 млн. долл.

В качестве ответной меры Казахстан  в последнее время стал все  более активно лоббировать проекты  в нефтепереработке, химии, энергогенерации, инициировал подписание серии документов о сотрудничестве с Китаем в несырьевых отраслях экономики, а также о  создании в Пекине по опыту Италии, Южной Кореи и некоторых других стран постоянного представительства  своего Национального агентства  по экспорту и инвестициям «Kaznex invest», которое должно продвигать казахстанские  несырьевые товары в Юго-Восточной  Азии. Но главной контрмерой Астаны все-таки стало принципиально важное решение о вступлении в Таможенный союз России, Казахстана и Белоруссии.

Представляется, что именно стремление обезопасить себя от рисков, сопряженных с китайской торговой экспансией, стало одним из наиболее весомых аргументов, подтолкнувших  руководство республики к экономической  интеграции с Россией, во многом схожей с Казахстаном по структуре, качеству и конкурентоспособности экономики. После вступления в силу с 1 января 2010 г. на территории стран ТС Единого  таможенного тарифа средний уровень  действующих в Казахстане импортных  таможенных пошлин вырос с 5,8 до 10,6 %. Был отменен питавший челночную  торговлю упрощенный порядок провоза  товаров физическими лицами через  казахстано-китайскую границу. Невостребованными  оказались и альтернативные предложения  Пекина, который в августе 2005 г. первым в мире завершил двусторонние переговоры о вступлении Казахстана в ВТО, а  с 2002 г. лоббировал идею создания зоны свободной торговли в рамках ШОС.

К слову, китайское правительство  активно использует ШОС как площадку для презентации собственных  кредитных программ и инфраструктурных проектов, предлагает создать здесь  Банк развития ШОС как альтернативу российским интеграционным инициативам  и Евразийскому банку развития.

Теперь перед «таможенной  тройкой» стоит задача предотвратить  рост нелегального экспорта китайских  товаров через Казахстан, что  заставляет внимательно изучать  проект «торгового города» Хоргос, предложения по увеличению пропускных пунктов на границе Казахстана с  превратившейся в ключевого реэкспортера китайского ширпотреба в СНГ Киргизией  и другие подобные инициативы, а  также совершенствовать техническую  оснащенность и контрольные процедуры  на внешней таможенной границе.

Прогнозы

Доступные стратегические документы  Китая и сама логика развития международных  отношений подсказывают, что Пекин  будет стремиться наращивать свое присутствие  в Казахстане и в ЦА в целом. На это указывают и объявленные  планы по увеличению взаимного товарооборота, пропускной способности трансграничной инфраструктуры и китайских кредитных  линий.

Сегодня очевидно, Китаю  на этом пути не избежать обострения конкуренции  в экономике и энергетике с  Россией. Можно предположить, в частности, что в противоречие с экономическими интересами Пекина будут входить  попытки договориться о международной  торговой кооперации Москвы и стран  ЦА, особенно в части поставок сырья  в КНР. Ситуация, когда поставщики (Россия и ЦА) выступают конкурентами, наиболее выгодна китайскому потребителю. В этом смысле для Пекина создание зернового пула России и Казахстана или интеграция «Росатома» и «Казатомпрома» означает усиление общих переговорных позиций этих стран при определении  цены на ресурсы. Россия уже столкнулась  с неблагоприятными последствиями  торгово-сырьевой конкуренции с  ЦА, когда в результате появления  здесь китайских трубопроводов  были ослаблены позиции Москвы на непростых переговорах об условиях поставок в КНР российских нефти  и газа по дальневосточным маршрутам.

При этом у Москвы и Пекина сохраняются общие совпадающие  интересы в части обеспечения  безопасности и ограничения влияния  США на региональные процессы. Таким  образом, между двумя центрами возникает  расхождение по линии «экономика – безопасность», вокруг разрешения которого в выгодном для себя ключе, вероятно, и должна строится стратегия  России в ЦА.

Безусловно, России необходимо углублять сотрудничество с Пекином  в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и торговлей наркотиками. Выступать  единым фронтом против попыток внерегиональных  сил дестабилизировать ситуацию в регионе или нарастить здесь  свое присутствие в ущерб интересам  России и Китая. Немаловажно также  использовать объективно возникающие  по мере движения КНР в ЦА противоречия между Пекином и Западом (например, по вопросу поставок углеводородов  в ЕС). Одновременно важно добиться реализации эффективного экономического интеграционного проекта с участием России и создания Евразийского экономического союза.

Наконец, недопустимо абсолютизировать Китай. Несмотря на значительные достижения Пекина в ЦА, сохраняется большое  количество нерешенных проблем, омрачающих отношения со странами региона и  способных негативно отразиться на их динамике. Одна из  наиболее острых – хозяйственная деятельность Китая на трансграничных реках (в частности, на Черном Иртыше). Но главное – это колоссальные внутренние вызовы, перед которыми стоит сам Китай, в т.ч. неблагоприятные демографические тренды, социальное расслоение, загрязнение окружающей среды, необходимость политических реформ, размывание базовых ценностей и др. Найдет ли Китай выход из внутренних «ловушек»? В чем будет состоять решение? И каким образом оно отразиться на странах ЦА? Эти вопросы остаются открытыми.