Российско-германские отношения в 1992-1999 годах

Другой вариант - предполагая возможность и такого поворота событий, России следует поддерживать тесные отношения с Германией, совершенствуя своего рода ось «Москва - Берлин», что позволит России держать руку на пульсе европейских событий, и вместе с Германией играть заметную роль в мировых делах, тем самым как бы ограничивая доминирующие позиции Соединенных Штатов в мировом процессе.

И, наконец, третий подход - мир изменился, и в традиционных геополитических категориях уже  не поддается осмыслению. Это касается и Германии и Европы в целом. Отсюда - Россия поставлена перед необходимостью учитывать эту реальность, имея в виду, что интеграционное пространство Европы расширяется за счет демократических стран, и что наиболее плодотворный язык общения с этим пространством - язык демократии, соблюдения прав человека, социальной рыночной экономики. Это обстоятельство, по мнению Орлова Б. может послужить мощным стимулом для развития в самой России.

Так или иначе, все три основных подхода (существуют и другие) ориентируются на Большую Европу, хотя и представляют ее себе несколько по-разному. Это означает, что, стремясь к сохранению свое культурной и духовной самобытности, политический класс России в первую очередь заинтересован в развитии взаимополезных отношений с Европой, а в самой Европе в качестве основного партнера видит Германию. Как быстро будет протекать процесс дальнейшего сближения, в какой форме и с какими результатами - многое будет зависеть от внутреннего развития в самой России.

Орлов Б. и Тиммерманн Х.⁷⁴ попытались определить все те долговременные факторы, осложнявшие отношения двух стран с обеих сторон. Вот некоторые из них на примере России:

преобладающая часть населения не подготовлена к жизни в условиях демократии; отсутствует опыт деятельности в  условиях рыночной экономики и частной  собственности; нет понимания тесной взаимосвязи между демократией и социальной рыночной экономикой;

отсутствует «российское  экономическое чудо», которое бы убеждало население в полезности и целесообразности демократических процессов;

в обществе существуют разные мнения относительно того, в  чем должна состоять правопреемственность нынешней России с ее историческим опытом в области права, государственного устройства, форм хозяйственной деятельности; остается актуальной проблема самоидентификации русских в условиях многонационального государства, где целый ряд народностей претендует на существование собственной государственности в рамках федерации и это намерение конкретно реализует;

переход от статуса  одной из двух сверхдержав с соответствующим  ракетно-ядерным обеспечением к  одной из великих держав, действующих  в условиях многополюсности осуществляется крайне болезненно, в том числе и в психологическом плане; сохранение в сознании части населения пропагандистских стереотипов времен «холодной войны», в том числе и тезиса об изначальной агрессивности Запада, располагающего военным инструментарием НАТО;

отсутствие  понимания того, что вхождение  Германии в Европейский Союз - не кратковременная тактическая уловка, а начало процесса формирования нового типа надгосударственности, еще не имевшего место в человеческой истории. Стремление выстроить «особые отношения» между Россией и Германией фактически не учитывает этого принципиально нового геополитического явления.

К числу такого же рода факторов со стороны Германии можно отнести: непонимание определенной частью политиков в Германии тех сложностей, с которыми сталкивается современная Россия; недостаточную поддержку демократических процессов в России, включающую в себя разъяснительную работу.⁷⁵ В Германии, конечно, видели, что поборники демократии и европейской ориентации в России вовсе не хотят простого подражания «западному образцу» и растворения в Европе. Они тоже стремятся к тому, чтобы Россия представляла собой независимый центр политики в евразийском пространстве, они точно также не помышляют о том, чтобы Россия рассталась с важными составными частями национального суверенитета, как это происходит с Германией в результате ее вступления в Европейское экономическое сообщество, затем в Европейское сообщество и, наконец, в Европейский Союз.

В силу этих обстоятельств  отношение Германии к России как к европейскому государству носило специфический характер. В Германии, наряду с учетом проблематичного процесса развития в России, со всей серьезностью воспринимались также и положительные тенденции, которые могли бы дать основание для подлинного партнерства на двух- и многосторонней основе.⁷⁶ Предполагая, что Россия и дальше будет развиваться в направлении демократии, Германия и ее европейские партнеры заинтересованы в существовании сильного российского государства, преодолевающего традиционную закрытость и выступающего с новым самосознанием как активный член международной политики.

В Германии внимательно  следили за тенденциями «экономизации» внешней политики России, то есть такими тенденциями, в ходе реализации которых экономические факторы начинают приобретать более высокий ранг по сравнению с геостратегическими и идеологическими мотивациями. Если эти тенденции усилятся, то это будет означать разрыв с традиционными приоритетами и методами восприятия национальных российских интересов. Это способствовало бы тому, чтобы Россия стала более прогнозируемым в своих поступках партнером Запада. К сожалению, события в августе и сентябре 1998 г., выразившиеся в смене правительства, осложнили эту тенденцию.

С большим вниманием  в Германии анализировались различные документы, принимаемые в России, из которых следует: при современных условиях военная безопасность представляет собой лишь один аспект национальной безопасности, и при этом не самый важный. На передний план выходят опасности, вытекающие из проведения внутренней политики, экономики окружающей среды и духовной ориентации.⁷⁷ Это в значительной степени соответствует представлениям о безопасности, существующим на Западе.

Вместе с  тем, несмотря на общность основных интересов, между Россией и Германией  существует ряд противоречий, частично обусловленных исторически, а частично вызванных новой политической и экономической реальностью. Неясными остаются и перспективы российско-германских отношений даже на близкое будущее. Немецкие авторы ссылаются при этом на недостаточную стабильность в Российской Федерации, чреватую возможностью изменения ее политического курса. Нельзя, однако, не видеть, что после объединения Германии во внешней политике и в вопросах безопасности ФРГ происходят значительные сдвиги соответственно ее новой роли на мировой арене, и это развитие находится лишь в начальной стадии. Данное обстоятельство имеет особое значение, поскольку исторический опыт России доказывает, что опасность для ее безопасности с Запада конкретизируется лишь в случае активного подключения Германии и германского потенциала к подготовке и осуществлению антироссийских акций.⁷⁸

Германская  политика в отношении Российской Федерации на начальном этапе  была противоречива. С одной стороны, существовала заинтересованность в укреплении экономической и политической стабильности демократической России как основы для плодотворного сотрудничества. Тем более, что нестабильность в России могла привести к возникновению крупнейшего очага напряженности в непосредственной близости от Германии.⁷⁹ В подобном случае степень вовлеченности ФРГ в официальное кризисное развитие в силу ее стратегического положения и как главного плацдарма НАТО в Европе окажется значительно большей, чем любой другой страны Запада. С другой стороны, существовали опасения, что стабильная, экономически сильная Россия может быть не только партнером, но и конкурентом Германии. Такие соображения подтверждали реально существующие противоречиями интересов обеих стран, например, в Прибалтике и на Балканах. Очевидно, и то, что основное, противодействие нарастающей германской экспансии в восточном направлении исходило со стороны России. Отсюда - заинтересованность в максимальном ослаблении России, низведении ее до уровня второстепенного государства, противодействие интеграционным процессам в СНГ, стремление к окончательному подрыв позиций Российской Федерации в странах Центральной и Восточной Европы.⁸⁰

ФРГ во многом рассматривало свою безопасность с одной стороны в рамках ЕС, НАТО и ООН⁸¹, с другой стороны – Германия в 90-х гг. продолжала осуществлять все более самостоятельную политику. Несмотря на то, что подчеркивалась необходимость осуществлять вмешательство в конфликты и кризисы в других странах на основе легитимного международно-правового мандата, в рамках действий таких организаций, как ООН, ОБСЕ, НАТО, однако, подобные заверения не являются достаточными перед лицом возросшего стремления НАТО поставить себя над мировым сообществом и присвоить себе право силовых действий в обход Совета Безопасности ООН. В этих условиях вполне реально можно представить себе такую ситуацию, когда под предлогом борьбы с терроризмом или предотвращения этнических контактов будет оправдано вмешательство НАТО во внутренние дела стран СНГ. И ФРГ, как это и определено принципами ее политики в области безопасности, сможет принять участие в таком вмешательстве в целях «защиты своих интересов» При этом подобное вмешательство может трактоваться как «защитная функция в широком смысле слова».

Примечательно, что в рамках политики обеспечения  безопасности ФРГ особое место отводится странам ЦВЕ, подчеркивается их приоритетное значение для германской безопасности и, по существу, обосновывается правомерность немецкой экспансии в этом регионе. В противоположность этому, авторы концепции проявляют максимальную осторожность при определении своей политики в отношении бывших советских прибалтийских республик. Отмечается лишь важность сотрудничества с государствами этого "ключевого региона". Тем не менее, фактически процесс проникновения германского влияния в Прибалтику идет постепенно и довольно успешно. И связано это не только с расширением НАТО, но и с традиционной заинтересованностью Германии в прибалтийских республиках. Особо следует подчеркнуть, что рассмотренные выше принципиальные положения, определяющие германскую политику в области безопасности, не являются простой декларацией. Они носят программный характер и оказывали существенное влияние и на теоретические разработки, и на практические действия в важных областях политики ФРГ в 1990-е гг.⁸²

Надо отметить, что была пересмотрена военная концепция Германии от необходимости обороны собственных границ к защите интересов Германии.⁸³ Это представляется довольно широким толкованием. То есть, нынешние положения, регламентирующие применение бундесвера, весьма далеки от чисто оборонительных задач, как они первоначально формулировались в статьях 24 и 87а Основного закона ФРГ. Частично под изменившуюся концепцию подведена и правовая база: в январе 1993 года было внесено изменение в статью 24 Основного закона, разрешающее использование германских вооруженных сил с согласия бундестага, как по решению Совета Безопасности ООН, так и в рамках НАТО, ОВСЕ и Западноевропейского Союза.⁸⁴ В июне 1994 г. федеральный конституционный суд подтвердил правомерность использования бундесвера за пределами сферы НАТО с разрешения парламента ФРГ.⁸⁵

Главное же состоит  в том, что, начиная с 1995 г., была проведена  коренная реорганизация германских вооруженных сил. Теперь бундесвер состоят из «главных оборонительных сил» и интервенционистских сил, именуемых «силами реагирования на кризисные ситуации». Состав сил реагирования на кризисные ситуации, комплектуемых исключительно за счет добровольцев, уже сегодня выглядит достаточно внушительно и может обеспечить выполнение ими значительных по масштабу боевых задач.⁸⁶ Таким образом, можно предположить, что военная концепция и развитие военных сил постепенно идет вслед за политическим претензиями. А они в современных геополитических условиях довольно очевидны – пространство бывшего СССР. Тем более, что восточное направление традиционно важно для Германии, усиленное стремлениями в рамках натовских программ. Более того под военно-политическое возрождение Германии была подведена концепция, которую словами федерального президента Германии Херцога Р. носит название «глобализацией внешней политики». Суть ее сводиться к усилению военной составляющей, получение возможности вести политику «мягкой силы», стремление закреплять свои достижения и добиваться новых преимуществ во всех частях света не только экономическими средствами, но и политическими, военными и т.д. ⁸⁷ Как отмечают сами же германские политики, принцип «мягкой силы» - это новая тенденция международных отношений.⁸⁸

Подобная реализация установок германской политики в  области безопасности заслуживает  самого пристального внимания с российской стороны. Хотя мероприятия по реорганизации бундесвера проводятся в соответствии с решениями саммита НАТО от октября 1991 г., они имеют собственную динамику, повышают роль и значение германских вооруженных сил в масштабах Европы. Нельзя не видеть также, что под эгидой НАТО Германия проводит самостоятельный курс, способствующий завоеванию ею новых позиций и изменению общего расклада сил в Европе в ущерб Российской Федерации. Россия, как известно, с самого начала выступала против расширения НАТО,⁸⁹ против приближения военной инфраструктуры альянса к ее границам при сохранении блоком своей военной доктрины и планирования ориентированных на противодействия и риски с Востока. Россия против того, чтобы инфраструктура и базы ОВД использовались для целей и размещения сил НАТО. Как известно, в полной мере противостоять этому к концу 90-х гг. Россия так и не смогла.

Когда мы пытаемся проанализировать отношения между двумя странами в 1990-х гг. надо понимать, что асимметрия исходных условий является важным источником явных или потенциальных расхождений и конфликтов между Германией и Россией, которые проявлялись прежде всего в отношении независимости стран СНГ, системы безопасности государств Центральной и Восточной Европы и общеевропейских структур коллективной безопасности, включая Россию.⁹⁰ Германия, вместе со своими союзниками, оказывали решительное противодействие, если Россия занимает по тому или иному вопросу политически неприемлемые позиции.⁹¹ Так, Бонн высказывается против претензий Москвы на особые отношения с государствами СНГ, против фактического отказа странам Восточной и Центральной Европы в свободном выборе политических союзников, а также против утверждения ОБСЕ как высшей инстанции, гарантирующей безопасность в Европе.