Прония как форма условного феодального землевладения

  В византийской общине X в., как и в VIII в., по-прежнему сохраняло силу право  на чужую землю — на участки  соседей и других односельчан. В  отдельных случаях при продаже  запустевшей земли в частное  владение фактически поступала только надельная земля бывшей общины, старое же пастбище новым владельцам надлежало  использовать сообща. Покупатели не должны были никому запрещать рубить лес, собирать каштаны и косить траву на купленных  участках бывших коллективных угодий.¹⁹

  В X в. право на чужую землю получало юридическое оформление в виде так  называемого права близости, определяемого  термином πλησιασμος. Факт соседства, близости к определенному виду собственности (земельной или иной) создавал предпосылку  права предпочтения, т. е. права преимущественной покупки земли соседа. В качестве пережиточных форм общинной собственности  в X в. было распространено совместное владение землей или иным имуществом двух или нескольких лиц. Подобное совладение возникало на основе общей покупки  или иного способа совместного  приобретения. После покупки владение могло быть разделено на отдельные  участки между «совладельцами»  или «соучастниками». Совместное владение тоже обусловливало право на предпочтение: в случае отчуждения одним из совладельцев своей доли остальные пользовались правом предпочтения на эту часть  владения. Но когда владение не подлежало  разделу между соучастниками, сохранялось  общее пользование им. Предпосылку  права предпочтения создавало не только непосредственное соседство с отчуждаемым участком или совместное владение, но и просто членство в общине и совместная уплата податей.

  Однако  в результате внутренней дифференциации общины вся система прав на чужую  землю со временем начинает терять свое значение. Постепенно исчезло  право безнаказанно входить в  чужие сады и лакомиться плодами. К концу X в. в ряде случаев соседям  уже запрещалось без ведома хозяев вступать на чужую территорию и рубить там дрова.

  Ослабление  общинных традиций в условиях роста  частной собственности в значительной мере происходило под влиянием византийского  законодательства. Правовые нормы «Василик»  вопреки общинным традициям предоставляли  каждому человеку право свободно отчуждать принадлежащую ему  долю в совладении, и соучастники  в собственности не могли ему в этом препятствовать.²⁰

  Эксплуатация  византийского крестьянства осуществлялась и в IX—X вв. в значительной мере в  централизованной форме, через налоговую систему. Начисление налогов происходило на основе установления нормы обложения, т. е. определения числа модиев земли, соответствующих одной номисме налога. Норма обложения определялась путем сопоставления площади земли, подлежащей обложению налогами в каждой податной единице, и соответствующей суммы всех налоговых платежей — так называемой ридзы; к сожалению, остается неясным, как подсчитывалась ридза — назначалась ли она каждому податному округу вышестоящими податными органами в качестве обязательной налоговой квоты или определялась на местах в соответствии с прежними суммами налогов по отдельным объектам обложения²¹.

  Важнейшим фактором налоговой политики византийского  государства, направленной на подчинение свободной общины, было введение системы  коллективной податной ответственности.

  Еще во второй половине IX в. в империи  намечался проект общегосударственной  податной реформы, целью которой  было принудительное привлечение налогоплательщиков к взаимной налоговой ответственности  за пустующие земли, независимо от того, использовались они или нет. Однако этот проект не был осуществлен, и, по свидетельству Продолжателя Феофана, в это время «весь народ  всех провинций избегал фискального  контроля и налогов, и земли оставались в пользовании соседей-бедняков»²².

  Радикальные преобразования в сфере налогового обложения византийское государство  смогло провести лишь во второй четверти X в., когда был введен аллиленгий. К этому времени сопротивление  общинного крестьянства было в значительной степени подавлено. Немалое разорение  причиняли крестьянскому хозяйству  непрерывные войны, в частности  жестокие поражения Византии в первые десятилетия X в. Наконец, непосредственно перед введением аллиленгия Византии пришлось пережить несколько неурожайных лет. Особенно тяжелым был 928 год, когда в результате голода и чумы «обезлюдели многие деревни, поселки и селения». Распадались целые общины, рушились общинные связи, ослабели позиции общинного землевладения в целом. В этих условиях государству удалось ввести аллиленгий. По сообщению Симеона Метафраста, после голода 928 г. «всякий сосед, оставшийся в живых, принуждался платить налоги за тех, кто обитал поблизости, но умер от чумы или нужды, либо же из-за нищеты покинул жилище»²³.

  Введение  аллиленгия повлекло за собой разорение  и рост задолженности крестьян.

  Представление о том, в каком положении находился  византийский крестьянин, дают стихотворения  Иоанна Геометра, поэта X в. Рассказывая  о своем путешествии из Константинополя  в Силиврию, автор описывает поля, «зияющие от засухи, рассыпавшиеся  колосья, поблекшие и поникшие, как  будто мертвые, совсем увядшие». Крестьяне  в отчаянии восклицают: «Кто уплатит  лежащие на нас тяготы долгов? Кто  впредь будет кормить наших жен  и детей? Кто внесет подати и другие повинности в государственную казну? Нет никого...»²⁴.

  Тяжесть налогового гнета усугублялась злоупотреблениями  и бесчинствами податных чиновников. Сборщики податей произвольно повышали нормы налогового обложения, жестоко  преследовали недоимщиков, заключая их в тюрьмы, творили всевозможные насилия  и жестокости. Сборщик податей  представлял собой самую ненавистную  фигуру в византийской деревне. В  глазах современников это были «презренные  людишки, не приносящие государству  никакой пользы, притесняющие бедных и, проливая кровь их, неправедно приобретающие  себе множество талантов золота»²⁵.

  Доведенные  до отчаяния тяжестью налогового бремени, крестьяне покидали свои участки. Бегство  крестьян принимало столь массовый характер, что государство спешно начало изыскивать средства к возвращению  бежавших крестьян на покинутые земли. Специально издавались законодательные  акты, сурово карающие за укрывательство беглых крестьян, проводились экспедиции с целью розыска крестьян и  возвращения их к выполнению государственных  литургий.

  Страх перед возможностью народных восстаний  и нежелание терять налогоплательщиков вынудили государство пойти на некоторое  облегчение налогов. Беднейшим крестьянам, для того чтобы они не покидали своих участков, временно снижали налоги. Чаще же всего налоговые облегчения предоставлялись в связи с запустением земель и необходимостью взимать за них аллиленгий с соседей. Боязнь, как бы последние сами не выселились, заставляла правительство либо раскладывать причитающуюся сумму на всю общину, либо давать скидку, либо полностью снимать налог с заброшенного участка. Если же через 30 лет его владельцы не возвращались, эта земля переходила в категорию так называемых класм — выморочных земель, которые государство изымало из земельного фонда общины и продавало или отдавало в дар другим собственникам. Временное облегчение в положении крестьян, принесенное этими мерами, оказалось ничтожным по сравнению с тем огромным ущербом, который нанесло крестьянскому землевладению сокращение общинных земель в результате изъятий выморочных участков.

  Наступление византийского государства на свободное  крестьянство не ограничилось усилением  налогового гнета и введением  коллективной податной ответственности  общинников. Государство проводит серию  мероприятий, резко ограничивших права  свободных крестьян на принадлежащую  им землю. Начиная со второй четверти и до конца X столетия в Византии издается ряд законодательных актов, запрещавших свободное отчуждение земельных наделов крестьянами-общинниками. В соответствии с общинными традициями, дававшими крестьянам право на соседскую  землю, законодательство установило три  основные категории лиц, пользовавшихся правом предпочтительной покупки отчуждаемых  крестьянских земель. Ими являлись: 1) родственники, 2) совладельцы, 3) соседи.

  Этими мерами государство стремилось лишить крестьян возможности свободного распоряжения принадлежащей им землей. Поставив целью ограничить деятельность общинников пределами родной деревни, государство  по сути дела пыталось прикрепить их к земле²⁶. Ощутимо проявившиеся в политике византийского государства тенденции к подчинению общинников незамедлительно отразились в терминологии документов. Вместо прежних обозначений «неимущие», «бедные», «георги», в X в. крестьяне-общинники все чаще начинают именоваться димосиариями — (государственные крестьяне), а позднее — государственными париками.

  Оформляется несколько категорий государственных  крестьян, различавшихся между собой  по характеру повинностей, которые  они несли в пользу государства. Зонара в сообщении, относящемся  к 60-м годам X в., причисляет к ним  «бедняков», лиц, обслуживающих ведомство дрома, и стратиотов.

  Главной обязанностью государственных париков  — димосиариев. которые представляли собой основную массу общинного  крестьянства, была уплата денежного  налога — государственного канона, дополнительных поборов и выполнения государственных барщин — ангарий. Так называемые экскуссаты были связаны  с обслуживанием императорского хозяйства. Отличительной особенностью категории экскуссатов было освобождение от всех государственных повинностей, за исключением той особой, которая  была на них возложена. Так, повинности экскуссатов дрома были связаны с обслуживанием ведомства дрома — государственной почты, а также предполагали перевозку императорских послов и, возможно, службу по охране дорог. Из «Книги церемоний» известна и другая разновидность экскуссатов, своеобразной государственной повинностью которых была ловля рыбы для императорского стола. К экскуссатам были близки просодиарии, несшие повинности натурального характера.

  По-видимому еще в IX в. в Византии определенный фонд земельной собственности в  крестьянских общинах был переведен  государством в разряд воинских земель, а сидевших на них крестьян обязали  нести наследственную воинскую службу, которая стала для них основной государственной повинностью. Стратиоты  платили денежный налог, но от прочих поборов и барщин были освобождены. Им полагались от государства выдачи деньгами (руга) и натурой (опсоний  и ситиресий).

  Стратиоты первоначально сохраняли обычный  общинный уклад жизни византийского  крестьянства. Однако сами принципы организации  византийского войска представляли собой предпосылку имущественного расслоения в рядах стратиотов. Служба в том или ином роде войска определялась имущественным положением стратиота: для всадника обязательным было владение имуществом, оценивавшимся в 4—5 литр золота, пехотинца — в 2 литры. Естественно, что малоимущие слои крестьянства, превращаясь в стратиотов, пополняли  низшие разряды войска, тогда как  приобретение значительного земельного надела прокладывало им путь к командным  воинским должностям. Бедность стратиотов была обыденным явлением в Византии. Образ нищего стратиота, лишившегося  единственного коня, неоднократно фигурирует в агиографии. Продолжатель Феофана  рассказывает о бедном стратиоте, хозяйство  которого было совершенно разорено, и  после его смерти остались несчастная вдова и нищие дети²⁷. Часто стратиоты не имели возможности самостоятельно обеспечить себя конем, оружием и обмундированием. В этом случае община должна была выделить им в помощь так называемых συνδοται — группу общинников, которые были обязаны сообща вооружить и экипировать стратиота. Впрочем, бедность стратиота иногда была такова, что и эта спасительная мера не помогала. Стратиотская повинность была нелегкой. Ее тяготы нередко вынуждали стратиотов к бегству.

  Военное подчинение массы рядовых стратиотов своим начальникам постепенно превращалось в отношения личной зависимости  феодального характера. Офицерская верхушка войска, так же как и  динаты, не причастные к воинской службе, ведет наступление на земли бедных стратиотов, превращая последних  в своих зависимых людей. Те, кому доставалось начальствовать над  войском, сообщается в одной из новелл, подвергали своих стратиотов всяческим  мытарствам и вымогательствам. Не умея брать дань с врагов, они обирали подданных. В итоге социальное расслоение приводило к тому, что беднейшие стратиоты лишались своих наделов и превращались в зависимых крестьян.

  В результате централизованного натиска  государства на сельскую общину свобода  основной массы общинного крестьянства стала фикцией. Общинников рассматривали  как государственных крестьян, обязанных  выполнять строго определенные литургии. Следствием этого было массовое обнищание  крестьянства, ускорение мобилизации  земли и дальнейшее ослабление позиций  общинного землевладения.

  В этих условиях византийские динаты, экономически значительно более могущественные, нежели столетие назад, смогли начать повсеместное наступление на общину, захватывая крестьянские земли, присваивая их под видом дарений и наследств, всевозможных юридических сделок и  договорных отношений, забирая в  собственность под предлогом  сорокалетней давности владения. Особенно больших масштабов процесс поглощения крестьянских земель феодалами достиг в тяжелые годы, последовавшие  за неурожаем и голодом 928 г., когда  крестьяне отдавали свои земли за бесценок, а иногда просто в обмен  на хлеб.

  Многообразные пути генезиса феодальной собственности  обусловили появление различных  в структурном отношении типов  динатских поместий. В одном случае это могли быть хозяйственно обособленные, не связанные с крестьянской общиной  поселения; в другом — поместье могло  состоять из многих земельных владений, находящихся в различных селах  и местностях и располагающихся  чересполосно с наделами свободных  крестьян или землями других феодалов. Наконец, иногда поместье представляло собой подчиненную динатом сельскую общину.

  Для определения крупного светского  феодального поместья в целом  или одной из его частей источники X в. часто употребляли термин «икос». Икосы в большинстве случаев  представляли собой господские усадьбы, служившие центром поместья, и  включали господский дом, окруженный служебными постройками, церкви, сады, парки. Наименование «икос» наиболее часто применялось  к аристократическим поместьям  в Малой Азии, где процесс феодализации протекал наиболее интенсивно.