Прония как форма условного феодального землевладения

  Чрезвычайная  подвижность земельного фонда способствовала тому, что между различными видами земельных владений исчезают существенные различия, происходит как бы рецидив отношений, регламентирующийся вульгарным римским правом.

  Все формы юридического отношения к  земле, в том числе и монастырская собственность, могут быть по существу превращены в виды условной собственности. Такая ситуация отражала борьбу за землю как источник доходов –  прежде всего налогов – между  государством, прониарами и монастырями.

  Эта борьба обострялась нехваткой периков-налогоплательщиков, а также теми сложностями, которые испытывало государство в осуществлении отдельных управленческих функций над различными территориями в период нарастающей внешней опасности. Получателям земли жаловалось право заселить территорию элевтерами, обеспечить уплату налогов. Соответственно преимущество было на стороне тех, кто лучше справлялся с данной задачей. И, видимо, несмотря на все перипетии и временный урон, таковыми оказывались монастыри. Об этом красноречиво говорят факты передачи проний монастырям самими прониарами. Таковы итоги длительной эволюции фактического и юридического отношения к земле в Византии.

  Смысл выражения «прония», состоящий в пожаловании чиновнику или стратиоту совокупности прав попечения в отношении территории и подданных, возникший в результате расширения семантического диапазона понятия проник, обозначающего божественное провидение, императорское попечение, не является неожиданным. Иоанн Дамаскин вслед за Аристотелем рассматривал политическое управление как практическую философию⁶⁷.

  Это понимание подтверждается всей деятельностью византийцев в области правотворчества. Поэтому расширение смысла философско-богословской и политико-правовой категории «прония» и дедуцирование его на реальные отношения, появление новой назывной функции наименований «прония» и «икономия» — это один из примеров путей возникновения технических понятий и обозначений в Византии.

  Остановимся еще раз на чертах, которые отличали пронию от воинских (стратиотских) земельных участков, с одной стороны, и от харистикиев — с другой. Владельцы пронии и стратиоты принадлежали к различным социальным слоям. Это положение следует дополнить тем фактором, что воинские участки обрабатывались личным трудом их держателей, а пронии были крупными земельными держаниями и обрабатывались большим количеством париков (крепостных). Источники не оставляют сомнений в том, что обязанность поставлять государству определенное число воинов была органически связана с самим институтом пронии.

  Несмотря на кажущееся сходство, прония и харистикии являются различными институтами. Источником харистикиев были церковные земли, в то время как в пронии раздавались земли из государственного фонда. В отличие от обладателей пронии владельцы харистикии не были связаны ни с военными, ни с какими-либо другими обязанностями по отношению к государству, чем и объясняется тот факт, что византийское государство вело энергичную борьбу против раздачи церковных земель в харистикии.

  Иные  формы пожалования централизованной ренты оказывались для крестьянской общины более опасными. Это были арифмос и прония. Арифмос представлял  собой пожалование феодалу всей суммы ренты с определенного  количества крестьян. Это число крестьян должно было оставаться неизменным, так  что после смерти кого-нибудь из них сын занимал место покойного. Время от времени государство  осуществляло контроль, проверяя, не увеличилось  ли число крестьян — лишние должны были вписываться в казенные податные списки и становились государственными крестьянами.

  Казалось  бы, арифмос не отличался принципиально  от патроната над целой общиной, однако на самом деле это было не так: пожалование определенной группы крестьян под арифмос разрывало  общинные связи, под властью феодала  оказывалась в этом случае не целостная, сплоченная единица — община, а  изолированная группа земледельцев, не связанная традициями и административным единством. Естественно, что сопротивление  крестьян дальнейшему натиску феодала  при такой системе пожалования  централизованной ренты не могло  оказываться столь сплоченным, как  при патронате: арифмос открывал большие возможности для наступления  феодалов на крестьянство.

  Прония  по своему характеру немногим отличалась от арифмоса. Она представляла собой  пожалование динату денежных платежей (государственных налогов): не обязательно  канона, но также и торговых пошлин, поборов за рыбную ловлю и т. п. По словам Анны Комнины, писательницы XII в., императоры раздавали своим  приближенным «пронии на землю и на море», т. е. право на взимание самых разнообразных налогов.⁶⁸ Но наиболее распространенным видом пронии было пожалование феодалу права на присвоение строго определенной доли канона той или иной деревни: если арифмос регламентировал количество пожалованных крестьян, то при пронии устанавливался размер пожалованной ренты.

  Арифмос был распространен в X—XII вв., а  позднее, по-видимому, не встречался; прония стала применяться, скорее всего, с XI в. (во всяком случае, под этим термином), но зато сохранилась и даже приобрела  особое значение в последние три  века существования Византии. При  этом в характере пронии мы можем  проследить существенную эволюцию: первоначально  прония, как и арифмос, представляла собой лишь право на определенную долю централизованной ренты; прониар  выступал по отношению к «людям пронии», или «парикам пронии», как их стали  со временем называть, в качестве сборщика податей, с той только разницей, что  он присваивал, эти подати в свою пользу. На первых порах взаимоотношения  прониара с крестьянами были регламентированы размером пожалованных ему налогов, зафиксированных в специальных  писцовых книгах. Однако со временем прониары добивались расширения своих прав: они получали возможность делать насаждения и строить мельницы в  своих владениях, привлекать «людей пронии» к дополнительным повинностям  и судить их. Из права на строго ограниченную долю ренты прония превращается по существу в обычную феодальную вотчину.

  Таким образом, система арифмоса и пронии, хотя и способствовала росту феодальной собственности, однако придавала византийской вотчине XI—XII вв. несколько своеобразную окраску: византийский феодал этого  времени, получая право на определенную долю ренты, оставался под контролем  государственного аппарата; хотя парики и считались его зависимыми людьми, однако он не мог произвольно повышать налоги «париков пронии»: во всяком случае, парики могли апеллировать — хотя и без особых успехов — к  центральной администрации, чего было лишено по самой своей природе  большинство западных крепостных.

  Развитию  феодальной собственности способствовал  также харистикий. Харистикием византийцы называли пожалование (обычно на срок жизни) монастыря светскому или  духовному феодалу (митрополиту  или епископу). Харистикарий считался патроном монастыря и должен был  проявлять о нем заботу; в одном  из писем Михаил Пселл испрашивал для себя права на монастырь Мунтаниев, обещая снабдить этот монастырь стадами  волов и овец. На деле же, конечно, харистикарий использовал свое право  для увеличения размеров своего имущества  и поступающей к нему феодальной ренты. Харистикий давал византийским вельможам возможность значительно  расширять свои владения — особенно если учесть, что многие из них пользовались харистикием по отношению к нескольким монастырям. Так, тот же самый Пселл, помимо монастыря Мунтаниев (недалеко от Кизика), имел на правах харистикия монастыри на малоазийском Олимпе, в феме Опсикий и в феме Эллада.

  Многие  из монастырей, попадавших под власть харистикариев, были основаны крестьянами  или сельскими общинами. Это были небольшие обители, где жило иногда два-три крестьянина, по-прежнему остававшихся земледельцами и пастухами. Они  рассчитывали, став монахами, сохранить  экономическую независимости и  именно с этой целью отказывались от семьи и принимали монашескую схиму. Но император или патриарх передавали монастырек какому-нибудь вельможе или епископу — и в  результате этого крестьянствующие монахи оказывались в конце концов зависимыми людьми.

  Развитие  арифмоса, пронии и харистикия в XI—XII вв. было признаком укрепления системы  феодальных отношений, хотя феодальное поместье в Византии отличалось своеобразными  чертами и прежде всего своей  связанностью с государственным  аппаратом.

  Экзимированность  феодального поместья оставалась в  это время крайне незначительной. И все же она развивалась. Это  развитие шло по двум линиям: по фискальной и судебно-административной.

  Наблюдается развитие системы пронии в период господства военной аристократии (время правления династии Комнинов, 1081—1185 гг.). В этот период пронии превратились в систему феодальных земельных держаний, связанных с военными обязанностями прониаров. При Мануиле Комнине окончательно сложились аграрные отношения, основанные на пронии и феодальной зависимости непосредственных производителей. Анализируя акты этого времени, видно, что прониары добились расширения своих держаний, увеличения числа зависимых париков.

  Г. Острогорский справедливо отмечает сходство византийской пронии и западного феода. Вследствие этого крестоносцы без труда приспособились к византийский аграрным отношениям. Византийские прониары легко признавали свою вассальную зависимость от завоевателей, сохранив при этом свои держания и обязываясь поставлять известное число воинов в зависимости от размеров своих держаний. Новым было лишь принесение прониаром клятвы верности, исчезнувшее после ликвидации Латинской империи⁶⁹.

  Прония, регламентируемая правом прецедентов, представляла собой совокупность правовых и социально-экономических казусов, составляющих содержание тенденции, характеризующей одну из особенностей цивилизации. Правовая и социально-экономическая информация перерабатывалась таким образом, что правовые понятия, частично восходящие к вульгарному римскому праву, были включены в систему христианского правосознания.

  Итак, в X—XII вв. вотчинная система эксплуатации крестьянства утвердилась в Византии, однако византийское поместье еще не достигло той степени экзимированности, при которой оно могло бы просуществовать без связи с государством. Арифмос и прония давали византийским феодалам лишь ограниченные права в отношении крестьян, и частновладельческие парики еще сохраняли свободу перехода; судебный иммунитет только еще начинал складываться. Все это свидетельствовало о незавершенности феодального развития.

  В рассматриваемый период, в среде византийского сельского населения произошли значительные изменения. Особой формой землевладения являлась прония. Прония стала пожалованием земли, преимущественно в вознаграждение за военные заслуги и под условием продолжения военной службы. Она вполне соответствует западной бенефиции; но в Византии прония не развилась в феодальную систему. Отдача земли в пронию была средством эксплуатации общинных земель в целях военных и финансовых. Владение прониара было изъято из ведомства местной административной власти; прониар облекался полицейскими, судебными, финансовыми и др. полномочиями, в том числе и правом собирать в пронии подати и пошлины и часть их удерживать в свою пользу; крестьянское население становилось в зависимые отношения к помещику-прониару, было обязано платить ему оброк и отбывать в его пользу барщину. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  Заключение 

  Аграрные  отношения являются ключом к рассмотрению развития любого средневекового общества. Однако, комплексного исследования динамики аграрных отношений в средневековой Византии в период IX – XII вв. в исторической литературе не проводилось.

  Усиление  вотчинной системы эксплуатации крестьянства вело к обострению социальных противоречий между крестьянами  и феодалами: если в IX—X вв. ненависть  крестьянина обращалась, прежде всего, против податного сборщика, то теперь крестьянин все отчетливее начинал  понимать, что его главным врагом является феодал-вотчинник. Нередко  крестьяне создавали вооруженные  отряды для борьбы с феодалами. Вместе с тем классовая борьба в X—XII вв. как бы приобретает более узкие  рамки в сравнении с народными  восстаниями IX столетия. Теперь ведь крестьяне  выступают не столько против централизованной ренты, сколько против своих вотчинников  — поэтому стало труднее найти  общий язык между крестьянами  соседних деревень. Хотя классовая  ненависть была более осознанной и более острой, сами восстания  носили более изолированный и  поэтому менее опасный для  господствующего класса характер.

  Период в IX – XII вв. в Византийском государстве значительно отличался по аграрному развитию от предыдущих веков. XI и XII столетия были в истории Византии периодом ослабления централизованной системы эксплуатации крестьянства, периодом укрепления вотчинных форм эксплуатации и, соответственно, упрочения феодальных институтов; процесс этот оказался окрашенным специфическими чертами: вотчинные формы эксплуатации сложились, но государственная налоговая система не исчезла; частная власть феодалов формировалась, а рядом с ней продолжал существовать разветвленный, дорогостоящий и продажный государственный аппарат.

  Специфичность феодального развития отчетливо  отразилась на характере таких византийских институтов, как арифмос, прония (или икономия) и экскуссия. Арифмос сложился еще в X в., однако в дальнейшем он уступил место пронии, впервые засвидетельствованной источниками второй половины XI в. Как и арифмос, прония представляла собой пожалование, но если при арифмосе феодал получал строго определенное количество париков, то прония была пожалованием строго определенного количества государственных налогов, взимать которые отныне должен был сам феодал. Пронин получали не только монахи, но и светские лица — и чиновники, и воины.

  Правда, прония лишь теоретически оставалась пожалованием строго ограниченной суммы налогов с определенной территории — практически же прониары очень скоро приобретали в своих владениях власть подлинных феодальных господ-землевладельцев: о них говорили, что они «держат в пронии» тот или иной проастий, что те или иные земли населены париками прониаров. И все же государство сохраняло контроль за прониарскими владениями, как и за пожалованием арифмоса.