Начальный этап «Холодной войны» (конец 40-х – начало 60-х гг. XX в.)

Оперативный план ГСОВГ, однако, отнюдь не предусматривал глубокого вторжения советских войск и бомбежек объектов на территории Западной Европы. План был сугубо оборонительным по своему характеру. Предусматривалось созда­ние главной полосы обороны по рубежу: Висмар, оз. Шверинер-Зее, Людвигслуст, Ленцен, р. Эльба до Барби, и далее по р. Заале до Зальцбурга, Ельснитц, Адорф, Брамбах. Предполагалось и нанесение контрударов на магдебургском, шверинском и лейпцигском направлениях. На авиацию была возложена задача отражения мас­сированных налетов авиации противника на территорию ГСОВГ, а в дальнейшем – поддержки контрудара по прорвавшемуся противнику. Каких-либо мероприятий, связанных с возможным применением атомной бомбы вероятным противником, план не предусматривал.

Да и в целом, воздействие ядерного оружия на развитие военно-политиче­ской обстановки в мире было неоднозначно. С одной стороны, американская ядер­ная монополия действительно оказывала определенное воздействие на Сталина и сковывало его планы. Но с другой, – американцы не слишком активно использо­вали фактор ядерной бомбы, особенно в своей публичной политике.

Многие исследователи считают американскую атомную дипломатию бле­фом. Российский исследователь А.М. Филитов прямо говорит: «То обстоятельство, что «атомная дипломатия» основывалась на блефе, вполне объясняет некую ее «нерешительность» – любая попытка «загнать в угол» противника путем ультима­тумов или выдвижения слишком далеко идущих требований могла раскрыть этот блеф».[99]

И действительно, относительно мощная система ПВО дала возможность СССР вполне комфортно ощущать себя в ходе корейской воины. Но, следует при­знать, что, то что сейчас является предметом «холодного» анализа, не было тако­вым для непосредственных участников событий.

Видимо, в то время, в 1946 г., советские руководители не рассматривали за­хват Западной Европы в качестве первоочередной задачи в случае войны с Со­еди­ненными Штатами и их союзниками. Скорее, на Западе Москва предполагала обо­роняться, а наступать – в Арктике. Так, в ходе своей беседы с В.М. Молотовым Ф. Чуев сказал ему, что на Чукотке до сих пор сохранились казармы, где в 1946 г. рас­полагалась 14-я десантная армия под командованием генерала Олешева, перед ко­торой Сталин якобы поставил задачу: в случае атомного нападения со сто­роны США высадиться на Аляску и развивать наступление по тихоокеанскому по­бере­жью. Сталинский нарком подтвердил, что после войны в Кремле ходили «мысли» о том, что «Аляску неплохо бы вернуть». При этом, правда, он огово­рился, что, кроме «мыслей», «больше ничего не было».[100]

Очевидно, что, принимая решение о нанесении контрудара именно на Аля­ске, советское руководство исходило из доядерных стратегических представлений, согласно которым основной целью военных действий является захват и удержание территории противника, которую впоследствии можно использовать в качестве предмета политического торга. По всей видимости, в первые послевоенные годы советские военные и политические руководители не смогли осознать новые реалии атомного века и были далеки от понимания того, что оружие чудовищной разру­шительной силы и межконтинентальные средства его доставки сделали бессмыс­ленными с военно-политической точки зрения традиционные территориальные за­хваты.

Обозвав американскую атомную бомбу «бумажным тигром», советские ру­ководители, однако, как и подобает большевикам, не теряли бдительности. В вы­шеприведенном эпохальном интервью лучшего друга советских стратегов И.В. Сталина А. Вирту содержалось очень интересное высказывание, проливающее, на наш взгляд, свет на истинное отношение Кремля к атомному оружию: «Конечно, монопольное владение секретом атомной бомбы, создает угрозу, но против этого существуют, по крайней мере, два средства: а) монопольное владение атомной бомбой не может продолжаться долго; б) применение атомной бомбы будет запре­щено».[101]

И действительно, ликвидации не только атомной монополии США, но и мо­нополии этой страны на средства доставки атомного оружия уделялось со стороны Кремль в первые послевоенные годы самое большое внимание. Например, стре­мясь как можно быстрее преодолеть отставание от Соединенных Штатов в области стратегической авиации, Сталин распорядился снять копию с американских бом­бардировщиков В-29 «Стрэйтофортресс», попавших в годы второй мировой войны на территорию Советского Союза, и использовать полученную технологию для производства советской версии В-29 - Ту-4. Однако появление бомбардировщиков типа Ту-4 в советском арсенале в конце 40-х гг. (их численность в 1948 г., по дан­ным американской разведки, составила 105 штук), не решало для Кремля про­блемы доставки атомного оружия до целен в Соединенных Штатах Америки, по­скольку радиус действия этого самолета не позволял ему, взлетев с советской тер­ритории, сбросить атомную бомбу над Америкой и вернуться домой, а авиабаз во­круг тер­ритории США Советский Союз, как извечно, не имел. Правда, уже в 1949 г. была проведена первая в Советском Союзе успешная дозаправка самолета в воз­духе. Эта технология должна была, разумеется, расширить возможности Ту-4. Од­нако совет­ское руководство прекрасно отдавало себе отчет в том, что без межкон­тиненталь­ных средств доставки атомного оружия политическая ценность послед­него резко снизится.

Эти высказывания Сталина, свидетельствуют об определен­ной эволюции подходов Кремля к атомной проблеме. Если в первые послевоенные годы овладе­ние атомным «секретом» было для Москвы вопросом престижа, вопро­сом под­тверждения великодержавного статуса Советского Союза, то с течением времени, по мере обострения советско-американских отношений, советское руко­водство все чаще смотрело на атомную бомбу именно как на оружие, которое мо­жет быть ис­пользовано в будущей войне между СССР и его союзниками, с одной стороны, и США и их союзниками – с другой.[102]

Очевидно, что в результате этих размышлений Сталин пришел к выводу, что нарождающийся советский атомный щит, то есть объекты по производству атом­ной взрывчатки и тяжелых бомбардировщиков, представляет собой наиболее со­блазнительную цель для американской стороны в случае большой советско-амери­канской войны.

Правда, само это переосмысление заняло немало времени.

Действительно, в конце 40-х – начале 50-х гг. атомное оружие оставалось во многом экспериментальным для советских военных. Всего в 1949-1951 гг. было проведено три испытания советского атомного оружия, что, конечно же, совер­шенно недостаточно для коренного пересмотра советской военной доктрины, стра­тегии, оперативного искусства и тактики. Как справедливо указывал крупнейший американский эксперт по советской военной доктрине Р. Гартхофф, «вплоть до смерти Сталина в марте 1953 г. ...ядерные вооружения не были интегрированы ни в советские вооруженные силы, ни в советскую военную доктрину».[103]

Имеющаяся у нас информация о знаменитом испытании атомного оружия 14 сентября 1954 г. на Тоцком полигоне Южно-Уральского военного округа позволяет сделать вывод о том, что в то время советские военные продолжали рассматривать Бомбу не как оружие стратегического значения, а, скорее, как фугас особой мощ­ности, с помощью которого можно решить в ходе войны некоторые оперативно-тактические задачи, но не более того. Например, для вывода бомбардировщика с атомной бомбой на борту использовали приводные радиостанции, дымовые шашки и радиолокационные уголковые отражатели. Расстояние между полигоном и аэро­дромом, с которого взлетел бомбардировщик, составляло всего 680 км. Вокруг эпицентра была размещена преимущественно военная техника – танки, бронема­шины, боевые самолеты, артиллерийские орудия. Наконец, в ходе учений отраба­тывались именно действия войск в условиях применения атомного оружия.

Иными словами, советские военные готовились к применению атомного оружия в качестве не стратегического, а оперативно-тактического средства. Ясно, что стратегический бомбовый удар по целям в Соединенных Штатах исключает применение приводных радиостанций или уголковых отражателей для вывода бомбардировщика на цель, да и расстояние в 680 км. не является межконтинен­тальным.

Таким образом, в конце 40-х – начале 50-х гг. в Советском Союзе имела ме­сто определенная эволюция в подходах к атомному оружию. От полного отрица­ния (вынужденного и, по- видимому, неискреннего) какого бы то ни было военно-по­литического значения «сверхбомбы» Москва перешла к пониманию того, что это оружие действительно может сыграть огромную роль как в ходе военных действий, так и в процессе дипломатического торга. Правда, это понимание оставалось в то время на уровне политического решения, не затрагивая основ военной доктрины СССР.

Итак, на рубеже 40-х – 50-х гг. для высшего советского политического руко­водства атомные вооружения и средства их доставки оставались не столько средст­вом вооруженной борьбы, сколько доказательством мощи Советского Союза, его способности на равных говорить с западными державами, в том числе и с Соеди­ненными Штатами. Для советских же военных Бомба была не основой стратегиче­ской мощи страны, а всего лишь боеприпасом особой мощности, спо­собным бы­стро и эффективно обеспечить тактический или оперативно-тактический успех на поле боя.

2.3. Формирование НАТО и ОВД

Североатлантический альянс (блок НАТО) был образован в 1949 г. пред­ста­вителями 12 стран: Соединенные Штаты Америки, Бельгия, Канада, Дания, Фран­ция, Исландия, Италия, Люксембург, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Ве­лико­британия. Договор северного Атлантического Альянса, подписанный в Ва­шинг­тоне 4 апреля 1949 г., предусматривал взаимную защиту и коллективную безопас­ность, первоначально против угрозы агрессии со стороны Советского союза. США являлись организаторами этого союза, который был создан в период послевоенного времени, когда только начиналась холодная война и большинство стран признавало свою слабость в отношении Советского Союза. Это был первый союз послевоен­ного времени, созданный США, и представлявший собой союз ка­питалистических стран. Поэтому стоит рассмотреть историю создания этого союза.

В США второе президентство Трумэна проходило под флагом усиления ме­ждународной напряженности, обострения советско-американских отношений. «План Маршалла», вступивший в силу в апреле 1948 г., рассматривался в Вашинг­тоне как экономическая основа и подготовка к объединению капиталистических стран Европы в военном союзе с Соединенными Штатами для неизбежной, как то­гда считали во влиятельных кругах США, войны с СССР. Еще до принятия «плана Маршалла» западноевропейские страны в 1947 г. начали создавать структуру для сотрудничества в защите.[104] В результате этого в марте 1948 г. 5 стран – Бельгия, Франция, Люксембург, Нидерланды и Великобритания – подписали Брюссельский договор, который впоследствии стал основой для организации НАТО. В это время в Вашингтоне обсуждались проекты военного союза с будущими «маршаллизиро­ванными» государствами. Без такого союза, Западной Европе угрожает включение в орбиту СССР, и тогда ресурсы и мощь Советского Союза настолько увеличатся, соотношение сил изменится, что США окажутся в очень опасном положении.[105]

В разгар выборной кампании в июне 1948 г., сенат большинством голосов (64 против 4) принял резолюцию А. Ванденберга, одобрявшую оказание помощи региональным военным союзам. Впервые в истории сенат США одобрил предос­тавление в мирное время военной помощи иностранным государствам, располо­женным за пределами Западного полушария. В сенате большинство принадлежало республиканцам. Одобрение этим большинством подобных резолюций в июне 1948 г. свидетельствовало о том, что республиканцы в Конгрессе желают демонст­рировать перед выборами, что они всячески открещиваются от изоляционизма. По существу эти резолюции санкционировали участие США в военных союзах. По существу эти резолюции санкционировали участие США в военных союзах. Они служили прелюдией к заключению Соединенными Штатами военного союза со многими капиталистическими странами. После выборов правительство США дей­ствовало более энергично и открыто. 20 января 1949 г. в речи, посвященной началу второго срока своего президентства, Трумэн заявил: «Мы сейчас вырабатываем с рядом государств общее соглашение, предназначенное для укрепления безопасно­сти района Северной Атлантики. Мы уже создали такой оборонительный пакт для Западного полушария договором в Рио-де-Жанейро... Я надеюсь скоро послать в сенат договор, содержащий план обеспечения безопасности Северной Атлантики».[106]

Через два с половиной месяца 4 апреля 1949 г. представители 12 прави­тельств подписали в Вашингтоне договор о Северо-Атлантическом военном союзе, названном НАТО. Его подписали США, Канада, Бельгия, Дания, Франция, Ислан­дия, Италия, Люксембург, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Великобритания. Вашингтон оказывал сильное давление на Стокгольм. Но Швеция, сохранившая нейтралитет в двух мировых войнах, предпочла не вступать в военный союз, соз­данный для подготовки третьей мировой войны. Спустя некоторое время США объявили Грецию и Турцию североатлантическими государствами и добились включения их в НАТО в 1952 г. Впоследствии в 1955 г. по настоянию амери­канцев полноправным членом этого военного союза официально стала и Федера­тивная Республика Германия. А еще позже в 1982 г. и Испания. И вот совсем недавно в январе 1999 Польша, Чехия и Венгрия.

Объяснение, что НАТО была создана как ответное мероприятие на события, происшедшие в 1948г., так же неверно, как неверно утверждение, что Северо-Ат­лантический пакт является оборонительным, миролюбивым союзом. Вашингтон активно готовил почву для НАТО в Америке и в Европе в 1946 – 1947 гг. В резуль­тате этой активной подготовки появилось выражение «холодная война» и создание военных блоков НАТО. 17 сентября 1949 г. был создан Совет НАТО. В него вошли министры иностранных дел государств-членов Северо-Атлантического пакта. Че­рез год этот совет принял решение формировать общие вооруженные силы НАТО. Вооруженные силы НАТО были созданы в 1950 г. в ответ на ко­рейскую войну, ко­торая началась в июне 1950 г., и воспринималась западными странами, как часть всемирного коммунистического наступления. Война закончи­лась переми­рием в 1953 г, причем на тех же позициях, на которых и начиналась. 18 декабря 1950 г. ге­нерал Эйзенхауэр был назначен командующим этими вооружен­ными си­лами. Со­вет НАТО образовал также его высший военный орган, состоя­щий из на­чальников штабов вооруженных сил всех стран, входящих в Северо-Ат­лантиче­ский пакт, за исключением не имеющей вооруженных сил Исландии, кото­рую в этом созданном военном органе представляет гражданское лицо. Начальники шта­бов стран НАТО должны собираться не менее 2 раз в год. В промежуток между этими собраниями всю оперативную работу проводят постоянные представители начальников штабов. Вооруженные силы НАТО имеют три командования: евро­пейское — со штабом в Париже (впоследствии в Брюсселе), атлантическое — со штабом в Норфолке (штат Виржиния) и на Ла Манше – со штабом в Англии (в г. Портсмуте). Вся военная ор­ганизация НАТО ответственна перед его советом, со­стоящим из министров ино­странных дел стран-участниц.[107]

Вскоре после создания совета НАТО, 6 октября 1949 г., конгресс США при­нял акт о так называемой взаимной помощи, предусматривавший ассигнование 1314 млн. долл. на оказание военной помощи членам ЕАТО. Но этого оказалось далеко не достаточно. Эйзенхауэр доказывал, что американские союзники в Европе сами вооружиться не смогут и что поэтому их должны вооружить Соединенные Штаты. В конце 1949 г. и начале 1950 г. правительство США активно обсуждало со своими союзниками вопрос об организации вооруженных сил НАТО. Впоследст­вии Трумэн об этом периоде писал: «Основной проблемой в этих дискуссиях вскоре оказался вопрос об участии Западной Германии в защите Европы... Без этого защита Европы представляет арьергардные действия у берегов Атлантиче­ского океана. С Западной Германией там может быть создана глубинная оборона, достаточно мощная, чтобы оказывать эффективное сопротивление наступлению с Востока». В сентябре 1950 г. Ачесон в личном донесении Трумэну из Нью-Йорка о происходившей там сессии совета НАТО, где он настаивал на вооружении Запад­ной Германии, писал: «Я продолжал доказывать, что это предусматривает защиту Европы так далеко на востоке, как это только возможно, и что такая защита немыс­лима без прямого и разумного решения вопроса о германском участии». А в доне­сении из Брюсселя в декабре того же года, где тогда заседал совет НАТО, Ачесон сообщал: «Мы сняли препятствия, стоявшие на пути к участию Западной Герма­нии».[108]