Мемуары как источник по истории Гражданской войны 1918 – 1920 гг. на территории Северной Области

Его позицию поддерживает и Джон Кьюдахи¹⁰, который цитирует сообщение Госдепартамента русскому послу в Вашингтоне: «…и на Мурмане и в Архангельске, единственной задачей, поставленной перед американскими войсками, явится охрана военных складов, в которых могут нуждаться впоследствии русские силы, а также предоставление такой помощи, которая окажется приемлемой для русских в деле организации их собственной обороны» (Хроникер (Кьюдахи Дж.), с. 406-407).

Кьюдахи цитирует и то место в обращении «британской  главной штаб-квартиры», в котором  конкретно говорится: «мы не вмешиваемся  во внутренние дела страны, и нужно  показать на деле, что мы не захватчики, а гости, и что мы не имеем намерения оккупировать какую-нибудь часть русской территории» (Хроникер (Кьюдахи Дж.), с. 408).

В основном говоря о целях начального этапа интервенции, оба автора сводят все к недопущению немцев к военным складам, а также предоставлению помощи русским в самообороне.

Но Кьюдахи, говоря о  действиях британцев, делает акцент на том, что после решения первоначальных задач «английские государственные  деятели заявили, что отдавать Россию во власть неслыханных жестокостей большевистского режима явилось бы позорной изменой по отношению к этой стране и противоречило бы британскому представлению о чести и гуманности...» (Хроникер (Кьюдахи Дж.), с. 409).

О целях интервенции  пишет в своих воспоминаниях  «Архангельск. 1918-1919» бригадный генерал, начальник штаба главнокомандующего союзными войсками на Севере России Уильям Эдмунд Айронсайд¹¹: «…был выдвинут план, в основе которого лежала оккупация Архангельска союзными войсками. …дополнительные причины для оккупации Архангельска…: …можно ожидать значительной поддержки от стойкого и независимого северного крестьянства и, кроме того, необходимо спасти огромное количество боеприпасов, лежащих у причалов Архангельска. Из телеграмм… следовало, что если Архангельск хотят спасти от большевиков, то необходимо действовать немедленно. Поэтому генералу Пулю, главнокомандующему войсками в Северной России, было приказано безотлагательно предпринять необходимые действия» (Айронсайд Э., с. 221-222).

Именно у Айронсайда впервые упоминается понятие «оккупация», говорящее о том, что союзники преследовали прежде всего свои цели. И в этом его поддерживает граф Луи де Робиен¹², сотрудник французского посольства в Архангельске с августа по декабрь 1918 года, который достаточно откровенно и цинично объясняет цели интервенции: «…чтобы направить русские массы, нужна руководящая сила; нам надо взять это на себя, пока этого не сделали немцы. Интервенция в Россию, которую многие ждут, не должна выглядеть направленной против Германии, что приведет к воссозданию Восточного фронта. В этом случае она будет обречена на провал. Верить в то, что нам когда-либо удастся вновь вынудить русских взяться за оружие, — утопия… пока длится война, мы должны помешать нашим противникам воспользоваться ресурсами, которые несмотря ни на что остаются значительными. Именно этим мы должны ограничиться, составляя план действий, не заботясь о том, что станет с Россией...» (Робиен Л., с. 174).

Робиен без ложной скромности заявляет: «Именно нам  предстоит стать освободителями Русской земли и тем самым поднять свой престиж…» (Робиен Л., с. 174).

Таким образом, можно  сделать вывод, что представители  союзнических держав занимали различные  позиции в отношении начала интервенции. Необходимо отметить, что страны Антанты, особенно Великобритания, к чьей сфере влияния в соответствии с союзными договоренностями относился Русский Север, стремились любой ценой защитить здесь свои интересы. Это обстоятельство представляется важным, так как сами союзники, мотивируя ввод войск на территорию севера России, подчеркивали свое бескорыстие и намерение — будучи верными заключенным ранее обязательствам — защитить русских от угрозы германо-финского вторжения, помочь в возрождении России, укреплении здесь демократии.

О «бескорыстной заинтересованности Америки» в «благополучии русских людей» пишет и посол США в России Дэвид Роланд Фрэнсис¹³: «…мы никогда не позволим Германии превратить Россию в немецкую провинцию; мы не будем безучастно стоять и смотреть, как немцы эксплуатируют русский народ и присваивают в своекорыстных целях необъятные богатства России. Мы встали на эту точку зрения не потому, что сами стремимся к территориальным приобретениям, не потому, что имеем какие-либо коммерческие интересы в России, и не потому, что желаем указывать русскому народу или вмешиваться во внутренние дела России. Мы занимаем эту позицию, потому что хотим, чтобы русский народ имел право сам распоряжаться своей судьбой, а не был вынужден подчиниться тиранической власти Германии, даже если результатом последнего будет временное перемирие. По моему мнению, все союзники согласны с Америкой в этом вопросе» (Фрэнсис Д., с. 29-30).

Западные дипломаты, считавшие  интервенцию необходимым и благим делом, полагали себя «доброжелательными проводниками» в проводимой ими  политике «возрождения России в условиях полной независимости». Об этом пишет в своих воспоминаниях дипломат, посол Франции                Жозеф Нуланс¹⁴, с конца марта до декабря 1918 г. находившийся вместе с посольством на Севере России (в Вологде, Кандалакше, Мурманске и Архангельске): «…нам отводилась не только роль аккредитованных правительством дипломатов. Оказывая властям вооруженную поддержку и финансовую помощь, мы считали своей обязанностью предупреждать кабинет (ВУСО) о возможных по неопытности ошибках. Мы были для них доброжелательными проводниками, не позволявшими себе воспользоваться в корыстных целях сложившейся ситуацией. У нас не было никакой задней мысли. Наше общее дело состояло в согласованности усилий в продолжающейся войне» (Нуланс Ж., с. 102).

Но двойственность в поведении послов заметна из их же высказываний. В частности, тот же Нуланс, говоривший об отсутствии корыстных целей у союзников, заявляет: «Первое, что нужно было сделать, это поставлять товар, облагаемый налогом, наладить ввоз и вывоз товаров, способствовать заключению торговых сделок. Члены дипломатического корпуса приложили все усилия для восстановления экономических связей между Архангельском и странами Антанты. Это было необходимо, так как во время войны блокада и использование морского транспорта для военных нужд приостановили торговлю. Англичане были первыми на архангельском торговом рынке. Они привезли товары низкого качества, такие как фарфор, обувь, ткани и другую продукцию своего производства» (Нуланс Ж., с. 104).

В воспоминаниях Нуланса прослеживается явная антипатия, питаемая к Великобритании: «Я, как посол Франции, стремился к тому, чтобы не пожертвовать интересами своей страны в пользу интересов Англии, считавшей себя всемогущей из-за командования экспедиционным корпусом» (Нуланс Ж., с. 102).

«С момента оккупации  Архангельска экспедиционным корпусом традиционные торговые отношения с  англичанами укрепились за счет того, что многие мобилизованные торговцы могли сообщать своим соотечественникам  из Лондона в каких сделках  здесь заинтересованы. Американские товары на русском рынке появились совсем недавно. Сейчас, когда представители Антанты обосновались в Архангельске, Америка имела многочисленных и активных посредников в лице сотрудников Христианского молодежного союза. Под прикрытием проводимой ими благотворительности и добрых дел, члены ассоциации проникали всюду: таким образом, одновременно с оказанием ценной помощи несчастным, они собирали информацию, которая была нужна их торговым корреспондентам» (Нуланс Ж., с. 105).

Представляется, что союзники, оказавшись на территории Северной Области, стали рассматривать ее как поле экономической борьбы за сбыт своей продукции, часто оказывавшейся низкого качества. Осуществляя крупные поставки в Северную Область, союзники заносили все в реестр общероссийских долгов. Причем, союзники стремились уже в этот период максимально окупить свои расходы, наладив массовый вывоз товаров с Севера России и стараясь обойти при этом российские власти.

Но если экономические  цели политиков были очевидны по крайней мере им самим, то оставалась проблема разъяснения смысла интервенции солдатам экспедиционного корпуса и их семьям. Вопрос особо обострился после окончания мировой войны, когда солдаты, воевавшие на Западе, стали возвращаться домой. Неспособность союзного командования и политиков дать аргументированные ответы на обращенные к ним вопросы, и все большее втягивание солдат экспедиционного корпуса в гражданскую войну на стороне антибольшевистских сил, во многом предопределило бесперспективность интервенции, растущую критику в самих странах-участницах и начало движения за вывод войск из России.

Помимо проблемы недопонимания  между союзным командованием и простыми солдатами существовал целый ряд переплетенных между собой противоречий как в русских политических верхах, так и среди руководства союзников. Этому находится подтверждение в воспоминаниях Фрэнсиса, который говорит: «Положение здесь критическое. Новое правительство, которое здесь у власти, искреннее, но отнюдь не сильное. У меня возникают большие трудности при улаживании разногласий между военным губернатором, британским генералом Пулем и новым гражданским правительством» (Фрэнсис Д., с. 67).

«В моих телеграммах  из Архангельска в Госдепартамент я  подробно докладывал о разногласиях, существующих между различными здешними силами, и особенно о позиции британцев, которые с их склонностью повелевать пытались управлять всеми делами в Архангельске по собственному разумению…» (Фрэнсис Д., с. 72).

Эти разногласия в итоге вылились в следующее: в ночь на 6 сентября 1918 г. в Архангельске произошел переворот под руководством                      Г. Е. Чаплина, поддержанного британским генералом Пулем. Результатом стало временное устранение ВУСО и его последующая трансформация во ВПСО.

В воспоминаниях Нуланса прослеживается попытка возложения вины на само ВУСО: «Очевидно, что отношение кабинета Чайковского к союзникам, его стремление к всемогуществу и враждебность к военной власти подтолкнули некоторых английских офицеров поддержать Чаплина. Было довольно досадно, что союзников, обладавших войсками и полицией, рассматривали как соучастников государственного переворота и возлагали на них за это ответственность как в России, так и за границей. Кроме того, исходя из факта, что все министры, за исключением одного, принадлежавшего к партии кадетов, были социалисты, мы рисковали оттолкнуть от себя эту самую активную и самую сильную партию из всех, на которых могла положиться Антанта» (Нуланс Ж., с. 115).

Помимо неодобрения со стороны союзных дипломатов во главе с Фрэнсисом, попытка свержения местного правительства вызвала протест правительства США, которое потребовало, чтобы Лондон приказал генералу Пулю прекратить вмешательство в местную политическую жизнь, пригрозив выводом американских войск из-под его командования. Этот протест обусловил некоторые перемены в Архангельске. 14 октября генерала Пуля заменил генерал Эдмунд Айронсайд. Новый командующий немедленно отверг наступательную стратегию генерала Пуля в пользу нового подхода, при котором основной акцент ставился на укрепление оборонительных позиций в Северной Области.

Разногласия по поводу проводимой союзниками политики на Севере России как внешние, так и внутренние обострились с окончанием мировой войны. После заключения перемирия 11 ноября 1918 г. необходимость защиты Русского Севера от немцев исчезала и интервенция приобретала характер вмешательства во внутренние дела самой России. В сложившейся ситуации правительство Вудро Вильсона приняло решение об односторонней эвакуации американского военного контингента с территории Северной Области летом 1919 г. Осознав невозможность продолжения интервенции без поддержки США, Великобритания так же принимает решение об эвакуации.

Во имя чего все-таки гибли в России солдаты иностранных государств? Поняли ли они, зачем оказались в России? Можно с уверенностью сказать, что многие из них так и не смогли ответить на этот вопрос.

Подтверждение этому можно найти в воспоминаниях бывшего лейтенанта армии США Джона Кьюдахи: «Необходимость охраны северных русских портов от германцев исчезла после заключения перемирия с Германией, но военная интервенция продолжалась, а наиболее ожесточенные бои на севере России произошли именно в последующие за перемирием месяцы. И когда последний американский батальон уходил из Архангельска, ни один солдат не имел даже смутного представления о том, за что он сражался, почему он уходит теперь и ради чего осталось там, позади него, под деревянными крестами, так много его товарищей»                             (Хроникер (Кьюдахи Дж.), с. 407).

О непонимании целей  продолжения интервенции простыми солдатами говорит и командующий американскими войсками Ричардсон: «Отдельные британские части прибыли для замены в конце мая и начале июня. Они были заражены вирусом, который начал распространяться в Англии, — вирусом словесного конфликта по поводу того, кто выиграл войну. С новой силой вспыхнули разногласия. На улицах Архангельска произошло несколько стычек, которые потребовали немедленного подавления» (Ричардсон У. П., с. 399-400).

Джон Кьюдахи вспоминает и такой эпизод: «Командир полка… собрал своих солдат и… спросил, нет ли каких-либо вопросов у присутствующих… один из солдат поднялся и спросил очень вежливо: «Сэр, с какой целью мы здесь и каковы намерения правительства Соединенных Штатов?» Полковник очень откровенно заявил, что он не может дать исчерпывающего ответа на этот вопрос, но прибавил, что безотносительно к целям экспедиции необходимо исполнять приказы, так как от этого зависит жизнь всех и успешность сопротивления. Они были мужественные солдаты и мужественно выполняли свой тяжелый долг — убивать русских крестьян в солдатской форме. Много русских было убито в качестве врагов»                                (Хроникер (Кьюдахи Дж.), с. 422).

Конкретно Джон Кьюдахи называет пять стратегических причин неудачи «северной экспедиции» (Хроникер (Кьюдахи Дж.), с. 415-418):

1. Неравенство сил, находившихся в распоряжении союзного командования.
2. Недооценка сил противника и его боеспособности.
3. Отсутствие хорошо разработанного плана кампании.
4. Отсутствие моральной устойчивости в союзных войсках.
5. Русский народ не сочувствовал делу союзников.