Ф.М. Достоевский в Семипалатинске. Ссылка, служба и изменение взглядов

       В 1863 году начинается польское восстание. Еще до этого царское правительство, подстрекаемое Катковым, вступает на путь истребления руководителей  революционного движения 60-х годов  и репрессий против его участников. 7 июля 1862 года был арестован Чернышевский. В этой исторической обстановке, способствовавшей переходу в лагерь реакции колеблющихся и неустойчивых элементов, завершается пересмотр Достоевским своего мировоззрения. В первой части «Записок из подполья», написанной в конце 1863 года и напечатанной в первых двух номерах «Эпохи» 1864 года, Достоевский яростно выступил против материалистических философских взглядов, революционных и социалистических идеалов Чернышевского, выраженных в романе «Что делать?». Полемика с Чернышевским открывает длительный период сознательной и упорной борьбы Достоевского с идеями русского революционного движения 60—70-х годов.

       Первое  крупное произведение, законченное  Достоевским после возвращения  в Петербург, — роман «Униженные и оскорбленные» — еще очень тесно связано с творчеством Достоевского 40-х годов. Эта связь (отмеченная Добролюбовым в его статье «Забитые люди») проявляется и в идейной направленности романа и в близости многих его сюжетных ситуаций и типов к сюжетам и образам ранних повестей писателя. И однако в «Униженных и оскорбленных» еще более отчетливо, чем в «Селе Степанчикове», обнаруживаются новые тенденции в мировоззрении и творчестве Достоевского.

       Как и в ранних повестях Достоевского, судьба главных героев «Униженных и оскорбленных» разыгрывается на фоне широкой картины жизни столичной бедноты. Читатель присутствует при одинокой смерти нищего старика Смита, посещает дом мещанки-притонодержательницы Бубновой, наблюдает различные типы деклассированной части населения города. Изображение психологии внучки Смита, Нелли, выросшей в сыром и мрачном подвале, с раннего детства отравленной злобой и недоверием к людям, фигуры пьяных купцов, сыщика Маслобоева, описание каморки Смита, в которой поселяется после его смерти герой, грязных окраинных улиц и трактиров, помогают Достоевскому обрисовать в романе тяжелую и мрачную картину большого города с его кричащими социальными противоречиями и контрастами.

       Близость  идейно-художественной основы «Униженных и оскорбленных» гуманистическим тенденциям повестей Достоевского 40-х годов сознательно подчеркивается в самом романе. Герой «Униженных и оскорбленных» (от лица которого ведется рассказ), Иван Петрович, — молодой писатель-разночинец. В повествование о нем Достоевский вводит автобиографические мотивы. Ваня — автор романа, сюжет которого совпадает с сюжетом «Бедных людей». Рассказывая о «шуме и гаме», который вызвал его роман в литературном мире «еще задолго до своего появления», Достоевский с любовью вспоминает о Белинском — критике «Б» — и о том приеме, который встретили у него «Бедные люди» (III, 23). В рассуждениях различных героев «Униженных и оскорбленных» о романе Вани иногда в мягкой, иногда в более язвительной форме пародируются отзывы реакционной критики о «Бедных людях». При этом Достоевский подчеркивает, что он продолжает сохранять верность демократическому, социально-гуманистическому направлению своего первого романа (которое раскрыто в рассказе о впечатлении, произведенном «Бедными людьми» на семью Ихменевых и Нелли).

       И однако в «Униженных и оскорбленных»  отчетливо видно влияние новых, реакционных тенденций, появляющихся в творчестве Достоевского 60-х годов. Эти ложные тенденции особенно резко  выступают на первый план в освещении  главного отрицательного персонажа романа — князя Валковского.

       Достоевский в ряде эпизодов романа рисует наряду с демократической аристократически-дворянскую среду, причем среда эта обрисована им без всякого сочувствия. Вместе с рассказчиком читатель попадает в  великосветский салон графини, где он слушает циничные признания дипломата, проникнутые враждой к демократическому движению и к совершающимся буржуазным реформам. Воспроизводя речь дипломата-консерватора, утверждающего принцип «чем хуже, тем лучше» для аристократии, излагая отвратительные рассуждения князя Валковского, обращенные к Ване, в которых тот сообщает свое credo: «Я на всё согласен, было бы мне хорошо» (III, 217), Достоевский рисует картину умственного и нравственного вырождения господствующего класса. Не случайно центральными фигурами среди аристократических персонажей романа являются князь Валковский и его подруга, графиня, — авантюристы с темным прошлым, пользующиеся сомнительной репутацией. Но и либерализм молодого дворянского поколения эпохи подготовки крестьянской реформы осмеян в ряде второстепенных эпизодов романа. Сын князя, легкомысленный и бесхарактерный Алеша, посещает кружок молодых людей, во главе которого стоят Левинька и Боринька, два «необыкновенных» молодых человека, имена которых Достоевский заимствует из рассказа Репетилова в «Горе от ума» («Левон и Боринька, чудесные ребята»), намекая на историческую преемственность между либерально-дворянским движением 60-х годов и осмеянными Грибоедовым либеральными завсегдатаями английского клуба.⁶³

       И всё же, как отметил Добролюбов, образ князя Валковского выступает в романе в двойственном, противоречивом освещении. Объективно в образе князя Валковского отражены рост хищничества, моральное вырождение верхушки господствующего класса. Князь Валковский, потомок богатого аристократического рода, по своим жизненным навыкам и вкусам близок к худшим элементам уголовно-преступного мира. Философия князя — философия беззастенчивого циника и аморалиста, не признающего ничего, кроме угождения своим самым разнузданным прихотям, и готового на всё, чтобы достичь своих целей. «Он производил на меня впечатление какого-то гада, какого-то огромного паука, которого мне ужасно хотелось раздавить», — с отвращением говорит о нем рассказчик (III, 209).

       Но  князь Валковский воплощает в глазах писателя не только наклонности и вкусы вырождающейся дворянско-аристократической среды. Изображая рост социальных противоречий, распад старых сословных форм жизни и морали, разложение семьи, вызываемые развитием капитализма, Достоевский подходит к наблюдаемым им явлениям не с общественно-исторической, а с внеисторической, отвлеченно-моральной, общечеловеческой» точки зрения. Отсюда и то двойственное освещение, в котором предстает в романе образ князя. «...всматриваясь в изображение этого характера, — писал о князе Добролюбов, — вы найдете с любовью обрисованное сплошное безобразие, собрание злодейских и цинических черт, но вы не найдете тут человеческого лица...».⁶⁴

       Князь выступает в романе как носитель не только социального, но и «общечеловеческого» зла, как выразитель тех темных и разрушительных эгоистических сил, которые, по Достоевскому, скрыты на дне души каждого человека и ведут там борьбу с его лучшими, идеальными стремлениями. Поэтому, слушая исповедь князя и остро ненавидя его, Иван Петрович в то же время не может отделаться от чувства болезненного любопытства. Взгляд Достоевского на князя как на персонификацию отвлеченного «общечеловеческого» зла вносит в образ князя романтические,  «демонические» черты, лишающие его реалистической типичности, придает ему временами мелодраматический оттенок.

       Противоречие  между реалистической и ложной, антиреалистической тенденциями, отражающееся в освещении  образа князя Валковского в «Униженных и оскорбленных», становится в дальнейшем исходным моментом тех глубочайших противоречий, которые проявляются в позднейших романах Достоевского.

       Начиная с «Униженных и оскорбленных», Достоевский  делает тему нравственного распада  личности, общества, семьи, вызываемого  капиталистическим развитием, главной  трагической темой всех своих произведений. Но изображая с исключительной силой и глубиной распад и социальную деградацию, обусловленные развитием капитализма, Достоевский совершенно не отдавал себе отчета в действительных общественных причинах этих явлений. Болезненно реагируя на противоречия современного ему исторического развития, Достоевский не только не умел дать правильного объяснения причин социальных противоречий и конфликтов, но давал им ложное, глубоко ошибочное объяснение — объяснение, которое не проясняло, а затемняло смысл изображаемого.

       Не  понимая, что моральные и психологические  противоречия были порождены социально-историческими  условиями, Достоевский пытался  осмыслить их с реакционно-религиозной, идеалистической точки зрения. Он утверждал, что европейское общество поражено жестоким недугом, так как оно потеряло ту твердую моральную опору, которую дает религия. Эта же болезнь свойственна, по мнению писателя, и русскому образованному обществу, оторванному от народа. Революционные и социалистические идеи, доказывал Достоевский, не только не способны вывести человечество из тупика, но, напротив, будто бы заводят его в еще более безысходные противоречия, лишь обманывая его ложными призраками свободы и счастья. Поэтому единственным спасением для человечества Достоевскому представлялся возврат к религиозной вере, сохранившейся в народе, которая одна может дать человечеству твердую моральную опору и избавить его от гибельных софизмов индивидуалистической философии и морали, способных оправдать любое нравственное беззаконие.

       Эта реакционная система взглядов с  начала 60-х годов всё с большей  силой вторгается в художественную ткань романов Достоевского, что  приводит к резкому столкновению в них правдивого, обличительного начала с ложным, реакционно-идеалистическим, к столкновению трагического, сурового освещения социальной несправедливости и гнета — с выпадами против передовой, революционной мысли, с призывами к страданию, к безропотному подчинению заведенному порядку вещей. Эта двойственность в той или иной степени присуща всем крупным произведениям Достоевского, написанным после каторги. Обличение ложной «гордости», свойственной маленькому человеку, призыв к пассивному самоотречению, к «смирению» отчетливо проступают в «Униженных и оскорбленных» при изображении семьи Ихменевых, Нелли, самого рассказчика. Устами Наташи Достоевский утверждает здесь, что счастье нужно «выстрадать», что «страданием всё очищается» (III, 71). Каждый человек должен пройти мучительный путь от гордости к смирению, от эгоизма к самоотречению. Этот путь проходят Наташа, Нелли, Ихменев.

       Достоевский правдиво показывает, что трагизм  положения «униженных и оскорбленных»  состоит не только в унижениях, которым  они подвергаются, но и в их разъединенности. «Говорят, сытый голодного не разумеет; а я, Ваня, прибавлю, что и голодный голодного не всегда поймет», — говорит Ихменев (III, 237). Но единственный путь к взаимопониманию, к сближению героев между собой Достоевский видит в смирении и страдании.

       Переводя  противоречия общественной жизни в  план внутренних, моральных противоречий, в план борьбы «гордости» и «смирения», Достоевский отходит от принципа социальной оценки поведения личности. Отсюда идеализация образа Алеши, в котором автора привлекают детская кротость, незлобие, неизменное радостное равновесие духа, — те черты, которыми Достоевский позднее наделил своих положительных персонажей, — князя Мышкина в «Идиоте» и Алешу Карамазова.

       Однако  реакционная общественная проповедь  Достоевского терпит крушение в самом  романе. Ни один из героев романа не достигает счастья путем пассивного протеста и самоотречения. Вопреки своим призывам к страданию, Достоевский реалистически показывает, что покорность и самоотречение Вани были одной из причин крушения его надежд и разбитой жизни. В конце романа герой читает в глазах Наташи признание в том, что они «могли быть навеки счастливы вместе». Одной из самых сильных страниц романа является описание смерти Нелли, которая и перед смертью отказывается простить своего отца — Валковского и примириться с ним. Не могут простить Валковского и другие герои. Устами сыщика Маслобоева Достоевский осуждает наивную мечтательную «шиллеровщину», романтические иллюзии, мешающие «униженным и оскорбленным» взглянуть прямо и трезво в глаза жизни. Несмотря на то, что Достоевский идеализирует детское простодушие и кротость Алеши, последний всё же остается в изображении писателя бесхарактерным и легкомысленным эгоистом, представителем своей социальной среды со всеми присущими ей пороками.

       Идейную и художественную противоречивость романа «Униженные и оскорбленные» отметил Добролюбов в статье «Забитые люди». Признавая Достоевского «одним из замечательнейших деятелей нашей литературы», а роман его «лучшим литературным явлением нынешнего <1861> года»,⁶⁵ Добролюбов противопоставил этическим идеалам писателя иное, революционное толкование проблем, выдвинутых Достоевским в «Униженных и оскорбленных» и в предшествующих произведениях. Герои Достоевского, указывал Добролюбов, относятся в большинстве своем к числу тех «забитых людей», которых в огромном количестве порождало в «среднем классе» самодержавно-крепостническое «темное царство». Сочувствие «забитым людям», «боль о человеке», «гуманическое» направление, выражающееся в умении обнаружить в забитом человеке «живую душу», горечь, раздражение и протест против его униженного положения составляют, как показал критик, сильную сторону творчества Достоевского. Однако в повестях и романах Достоевского отражена также слабость «забитых людей», не сознающих, где искать выхода «из горького положения загнанных и забитых», «уничтожающихся» перед силой гнетущих их обстоятельств, которые они «не в состоянии даже обнять своим рассудком». Добролюбов подвергнул суровой критике идеализированное Достоевским смирение Вани. Он указал, что Достоевский не смог вызвать у читателя ненависть к князю Валковскому как к социальному типу, представителю «известного разряда явлений».⁶⁶ Роман Достоевского и его повести доказывают, писал Добролюбов, что у тех «забитых людей» из «среднего класса», которых преимущественно рисует писатель, нет «достаточной доли инициативы» для самостоятельной борьбы за свое освобождение. Эти люди будут освобождены  «не их собственными усилиями, но при помощи характеров, менее подвергшихся тяжести подобного положения, убивающего и гнетущего».⁶⁷

       Противоречия  мировоззрения Достоевского начала 60-х годов, сказавшиеся в «Униженных и оскорбленных», отразились и в рассказе «Скверный анекдот» (1862). «Скверный анекдот» — ядовитая сатира на либерализм правительственной администрации, во многом напоминающая своей беспощадной злостью щедринскую сатиру на либералов. Герой этого рассказа, Иван Ильич Пралинский, — генерал «новой», либеральной складки эпохи реформ, толкующий о прогрессе, о гуманности с подчиненными, с презрением относящийся к консерваторам старого типа, признававшим лишь одно средство административного воздействия — розгу. Высмеивая усилия своего героя доказать возможность новых «человеческих» отношений между начальником и подчиненным, Достоевский заставляет его напиться до бесчувствия на свадьбе одного из своих чиновников, нарушить веселье свадьбы и придать ей своим поведением характер «скверного анекдота».