Ф.М. Достоевский в Семипалатинске. Ссылка, служба и изменение взглядов

       В позднейших произведениях, особенно в  «Дневнике писателя», Достоевский многократно полемизировал с материалистической теорией, объясняющей причины преступности влиянием социальной среды. Достоевский утверждал, что материалистический взгляд на преступление как на общественное, социальное явление приводит якобы к оправданию преступника, ибо переносит вину с его личности на общество и тем самым снимает с него ответственность за совершенное преступление.

       Достоевский сделал при этом много отдельных  правильных замечаний против натуралистического понимания среды и против софистики либеральных адвокатов, которые пытались казуистически воспользоваться учением о социальной природе преступности для защиты интересов своих клиентов. Однако рассматриваемая в целом полемика писателя была глубоко ошибочной и реакционной. Отказ от научного, материалистического взгляда на преступление приводил самого Достоевского к воскрешению церковного учения о стихийном стремлении человека к греху, о необходимости для него «страдания» и религиозного покаяния.

       Зачатки этого реакционного взгляда проскальзывают кое-где и в «Записках из мертвого дома», в особенности в начальных главах второй части, посвященных описанию госпиталя. Однако отнюдь не они определяют главное в содержании книги. Выводя на страницах «Записок» многочисленные фигуры каторжников как из народной, так и из дворянской среды, Достоевский в подавляющем большинстве случаев отчетливо показывает социальную природу их преступлений и одновременно вскрывает социальный характер русского законодательства эпохи Николая I, связь его с крепостническим строем и проводившейся царизмом политикой угнетения национальностей. С этой точки зрения объективное содержание «Записок» также резко расходится с реакционными тенденциями взглядов самого писателя.

       Достоевский указывает на связь преступности с бродяжничеством, с нищетой  и бесправием широких масс населения. Он отмечает, что каторжная работа зачастую по трудности не превосходит, а уступает работе крепостного мужика, что многие из арестантов, попав  на каторгу, чувствуют себя более сытыми и даже более вольными в атмосфере каторжного «товарищества», чем они были до каторги. Эта сторона «Записок из мертвого дома» вызвала при опубликовании первых глав особые опасения цензуры, испугавшейся, что каторжная жизнь, описанная Достоевским, может послужить в условиях царской России соблазном для «людей неразвитых» (III, 567).

       Достоевский осуждает в «Записках из мертвого дома» жестокость политики религиозного и национального угнетения, проводившейся  царизмом. С большой симпатией обрисованы в «Записках» стародубовский старик-раскольник, лезгинец Нурра, дагестанский татарин Алей. Не скрывая своих идейных расхождений с польскими дворянами-революционерами, Достоевский в то же время описывает их с глубоким сочувствием, горячо возмущается издевательством над ними тюремного начальства, высоко оценивает их нравственную стойкость.

       Несмотря  на своеобразие описанного в «Записках  из мертвого дома» «уголка русской  жизни», книга эта во многом примыкает  к тому ряду реалистических книг о народе, который был открыт «Записками охотника» Тургенева. Вслед за Тургеневым, Григоровичем, Писемским Достоевский выводит на страницах «Записок» галерею людей из народа, удивительная одаренность и юмор которых ярко сверкают на темном фоне каторжной жизни.

       Еще в письме к брату от 22 февраля 1854 года, рассказывая о впечатлениях своей жизни на каторге, Достоевский  писал: «Сколько я вынес из каторги  народных типов, характеров! Я сжился с ними, и потому, кажется, знаю их порядочно. Сколько историй бродяг и разбойников и вообще всего черного, горемычного быта. На целые томы достанет. Что за чудный народ» (П., I, 139). Соприкосновение с народом, близкое знакомство и общение с ним в годы каторги Достоевский всегда считал главным событием всей своей жизни, хотя под влиянием своих реакционных взглядов он стремился позднее придать этим воспоминаниям ложную, религиозную окраску.

       Достоевский показывает в «Записках» трудолюбие и энергию людей из народа, свойственное им высокое чувство собственного достоинства и справедливость. Огромная художественная чуткость и яркая талантливость большей части арестантов раскрыта при описании театрального представления в остроге — описании, которое составляет идейную и художественную вершину первой части «Записок». Эпизоды покупки Гнедка и выпуска арестантами на волю крепостного орла характеризуют хозяйственность, свойственную арестантам, их жизнелюбие и неистребимую любовь к свободе. Воспроизводя прибаутки арестантов, характерные народные выражения, пословицы и поговорки, вошедшие в их язык, Достоевский показывает свойственный людям из народа юмор, меткость и точность определений, даваемых ими окружающим людям и вещам.

       С большой теплотой обрисованы в «Записках» тихий и простодушный Сироткин, трудолюбивый, хозяйственный Сушилов, Баклушин, юмор и яркая одаренность которого раскрываются в сцене представления. Рисуя суровые фигуры «отчаянных» — Петрова, Орлова, Достоевский умеет показать ту огромную внутреннюю энергию, силу, решительность, которые им свойственны и которые в других условиях могли бы найти для себя иное применение.

       Для реалистического стиля «Записок из мертвого дома» характерно совершенное  отсутствие в них той идеализации  каторжных типов, которая была свойственна  не только некоторым романтикам (Гюго), но и выдающимся реалистам Запада (Бальзак). В глазах Достоевского каторжник не противопоставлен современному обществу, не окружен фальшивым романтическим ореолом бунтаря против скуки и прозы обыденной буржуазной жизни. Давая портреты арестантов, вводя в повествование их рассказы о своем прошлом, Достоевский стремится в противоположность Гюго и Бальзаку (которых он очень любил) реалистически показать психологическое и социальное разнообразие характеров каторжников и причины их преступлений, показать, что каждый из них является тем, чем сделала его, с одной стороны, предшествующая жизнь, а с другой — влияние каторги.

       Достоевский не скрывает того, что среди арестантов ему пришлось увидеть и людей, отталкивающих, развращенных губительным  влиянием уголовно-преступной среды, бессмысленно жестоких, трусов и фанфаронов. Таковы Газин, хвастливый и любующийся собой Лучка.

       Каторжники  для Достоевского — это не особый разряд людей, а люди из народа, характеры  которых отражают как светлые, так  и темные, отрицательные стороны  народной жизни в условиях царской России: темноту и невежество народных масс, их предрассудки и пороки, порожденные существующими порядками. Достоевский не идеализирует также языка каторги, он пользуется при передаче речи своих персонажей народными выражениями и поговорками, но избегает специфически каторжного жаргона.

       Пребывание  на каторге привело Достоевского к пессимистическому выводу о  том, что революционеры, как и  весь верхний «культурный» слой общества, трагически оторваны от народа, от «почвы». Этот взгляд Достоевского получил отражение и в «Записках из мертвого дома». Однако изображение взаимоотношений народа и интеллигенции в «Записках» еще лишено той ложной тенденциозной окраски, которую оно приобрело в позднейших произведениях Достоевского. В эпилоге «Преступления и наказания», описывая жизнь Раскольникова на каторге, Достоевский объясняет враждебное отношение народной среды к Раскольникову тем, что он «безбожник», атеист. В «Записках из мертвого дома» изображение взаимоотношения народа и политических заключенных выдержано еще в реалистическом духе. Народ смотрит здесь на политических заключенных недоверчиво постольку, поскольку он видит в них дворян, к которым жизнь приучила его относиться с недоверием. Это не мешает людям из народа принимать участие в судьбе рассказчика, дружеским отношениям между ним и Алеем, Сушиловым. Рисуя свободолюбие народных масс, их враждебность к дворянству и крепостнической администрации, Достоевский тем самым показывает, что политическая борьба с самодержавием и крепостничеством не была беспочвенной, но отражала интересы народа.

       Подводя итог своим впечатлениям, Достоевский  подчеркивал, что большинство людей  из народной среды, с которыми ему  пришлось встретиться на каторге, принадлежали не к худшим, а к лучшим элементам  народа. Он указывает на то, что более половины каторжников были грамотными, что составляло резкий контраст с неграмотностью подавляющей массы населения крепостной России. Суровым упреком существующему строю звучали заключительные слова «Записок»: «И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уж всё сказать: ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват?» (III, 559).

       Хотя  сам Достоевский и не давал  прямого ответа на этот вопрос, но вся  логика его книги приводила к  тому единственно правильному выводу, который сделала из нее передовая  демократическая часть общества 60-х годов, увидевшая в «Записках из мертвого дома» обвинение по адресу самодержавия и крепостнического строя тогдашней России.  
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение 

       Ф.М. Достоевский — великое явление  русской истории и культуры, явление  удивительное по своей глубине и всесторонности, глубинности и масштабности. «Творчество Достоевского есть настоящее пиршество мысли», - писал H.A. Бердяев1. Исследователи творчества Достоевского неоднократно отмечали, что для изучения наследия писателя необходима смелость духа. Действительно, чтобы подступиться к глубине мысли и чувства Ф.М. Достоевского, проникнуть в содержание его идей, концепций, художественных образов, ощутить их величие, надо обладать жизненным опытом, уметь разбираться в сложных жизненных ситуациях, обладать способностью проникнуть в духовный мир человека, т.е. стать на позиции самого великого мыслителя и увидеть мир и человека его глазами, воспринять их его душой и разумом.

       Творчество  Достоевского столь глубоко и  необъятно, что раскрыть его идеи, взгляды, проникнуть в сущность мыслей, образов не под силу никому из живших и живущих. Все исследователи только в той или иной мере приближались к духу мыслителя. В нашей работе была сделана попытка рассмотрения исторической эволюции социально-политических взглядов Достоевского.

       Социально-политические воззрения мыслителя прошли сложный  путь формирования и трансформации  от наивного демократизма, романтизма, утопического социализма, приведшего молодого литератора в кружок петрашевцев, до глубокой православной философии, почвенничества, характеризовавших воззрения зрелого Достоевского. Для взглядов молодого писателя было характерно стремление к отстаиванию идей социального равенства, справедливости; эти идеи выдвигались в раскрытии образов «маленького человека». Для данного периода характерно увлечение Достоевского социалистическими идеалами, сблизившими его с Петрашевским и членами его кружка.⁷² В основном на «пятницах» Петрашевского велись теоретические беседы о социализме и возможности его установления в России. Социализм в понимании Достоевского сливался с христианством. Во второй половине 1840-х годов закладывались будущие основы идеологии почвенничества, которые окончательно оформились в мировоззрении Достоевского к концу 1850-х годов. В эти же годы складывалось негативное отношение Достоевского к западничеству, Западной Европе, которую он противопоставлял России.

       Семипалатинский период (начало 1850-х - июль 1859 г.) в творчестве Достоевского, в эволюции его социально-политических взглядов сыграл весьма значительную роль.

       В Семипалатинск Достоевский приехал  оглушенный каторгой, одинокий и растерянный.

       В Семипалатинске он выслужился в унтер-офицеры, а затем и в офицеры. Еще  солдатом он стал желанным гостем в  домах «первых людей» города.

       В Семипалатинске Достоевский вернулся к литературному творчеству. Здесь написаны «Семипалатинские повести» («Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково»), писались «Записки из Мертвого дома».

       Семипалатинские годы Достоевского – это годы расцвета его дружбы с А.Е. Врангелем, П.П. Семеновым – Тянь-Шаньским, Чоканом Валихановым.

       Семипалатинские годы писателя – это год его  первой, запоздалой, мучительно трудной  любви к жене маленького чиновника  Марии Дмитриевны Исаевой.

       Это были годы мучительной и трагической  перестройки мировоззрения, перерождения убеждений. А.Е. Врангель, ссылаясь на беседы со своим другом, утверждает, что Достоевский в Семипалатинске говорил: «Политический переворот в России пока не мыслим, преждевременен, а о конституции по образцу западных – при невежестве народных масс – и думать смешно».⁷³

       В Семипалатинске Достоевский начал  приходить в себя и возвращаться к нормальной жизни. В «докаторжный период» писатель вряд ли понимал, что  женитьба, карьера, литературное творчество могут даваться с таким трудом.

       Всю сибирскую ссылку можно поделить на два этапа: каторга в Омске и военная служба в Семипалатинске.

       Омские  каторжные, годы Федор Михайлович обычно считал временем, когда он «был похоронен  живой и закрыт в гробу».

       В Семипалатинске ему предстояло тянуть Солдатскую лямку, по прежнему быть бесправным и отверженным. Но усилием воли он победил все лишения и тяготы. Усилие это не было просто стихийным порывом.

       Писатель  действовал планомерно и даже расчетливо. Достоевский нашел общий язык с военным начальством. Бывший каторжник  стал лучшим другом стряпчему (прокурору) Врангелю! Федор Михайлович писал патриотические стихи, скорее всего, искренне, в соответствие со своими новыми политическими взглядами. Он просил своих петербургских друзей и знакомых похлопотать за него. Он наладил свою личную жизнь. Достоевский добился этих успехов в максимально сжатый срок, ничем внутренне не поступившись, ни в чем, не унизив своего достоинства. Такое происходит с людьми, которые попали в экстремальные условия, но не сломались.