Ф.М. Достоевский в Семипалатинске. Ссылка, служба и изменение взглядов

       Борис Герасимов отписывает один случай, произошедший с писателем: «Будучи солдатом, Достоевский посещал иногда дома некоторых своих знакомых. С писателями был следующий случай: Федор Михайлович как-то был в гостях у ротного командира Степанова. Зачем-то ему понадобилось выйти в переднюю. В это время в переднюю вошел офицер подставил ему свои плечи. Достоевский быстро снял с них шинель, повесил на вешалку и за офицером вошел в гостиную».²⁸

       Осенью 1854 года Федору Михайловичу разрешили  переехать из казарм на частную квартиру. Ему удается поселиться в отдельной  квартире вдовы-солдатки. За свое полунищее помещение, стирку и скудную еду, писатель платил 5 рублей серебром в месяц. В 1854 году Достоевский начинает получать материальную помощь от родных: 27 марта – 50 рублей, 17 сентября – 30 рублей, 7 октября – 35 рублей. Много это или мало? Борис Герасимов отмечал: «Потребности Достоевского были скромные, но на 4-5 рублей в месяц тогда все-таки можно было прожить и даже каждый день есть мясо».²⁹

       В этом же году происходят перемены в  личной жизни писателя.

       В 1928 году журналисты и переводчик Н.В. Феоктистов опубликовал в «Сибирских огнях» статью  «Пропавшие письма Ф.М. Достоевского».³⁰ Суть ее заключалась в следующем: в 1909 году, бывая в одной семье семипалатинских старожилов, автор статьи познакомился с семидесятилетней старухой, старой девой Елизаветой Михайловной Неверотовой, и узнал, сначала от ее родственников, а потом и от нее самой, что в молодости она была хорошо знакома с Достоевским. «Елизавета Михайловна рано осталась круглой сиротой. Будучи старшей в семье, она вынуждена была заботиться о воспитании своих многочисленных братьев и сестер. Вся ее молодость прошла в этих заботах. С Достоевским она встретилась на базаре, где она с лотка продавала хлеб».

       Далее Феоктистов со слов старухи и ее родственников рассказывает, что  Федор Михайлович и Неверотова, редко имея возможность встретиться, довольно часто обменивались письмами и записками. Сам Фектистов этих писем не читал, хотя видел их в руках Елизаветы Михайловны. Она дала согласие на их опубликование, но только после смерти. Затем автор статьи подробно описывает, как погибла во время гражданской войн пачка этих писем. В это время Достоевский был беден и одинок, и нет ничего удивительного, что его потянуло к этой полюбившей и, быть может приласкавшей его красивой девушке.

       Осенью 1854 года в жизнь Достоевского вошла женщина, ставшая его запоздалой первой любовью – Мария Дмитриевна Исаева. (Приложение Г)

       А.Е. Врангель так описывает это знакомство: «Федор Михайлович общался немного  более меня, особенно часто он навещал  семью Исаевых. Сидел у них  по вечерам и согласился давать уроки их единственному ребенку – Паше, шустрому мальчику восьми – девяти лет. Мария Дмитриевна Исаева была, если не ошибаюсь, дочь директора гимназии в Астрахани и вышла там замуж за учителя Исаева. Как он попал в Сибирь – не помню. Исаев больной, чахоточный и сильно пил. Человек он был тихий и смирный. Марие Дмитриевне было лет за тридцать, довольно красивая блондинка среднего роста, очень худощавая, натура страстная и экзальтированная. Уже тогда зловещий румянец играл на ее бледном лице, и несколько лет спустя, чахотка унесла ее в могилу. Она была начитана, довольно образована, любознательна, добра и необыкновенно жива и впечатлительна. В Федоре Михайловиче она приняла горячее участие, приласкала его, не думаю, чтобы глубоко оценила его, скорее пожалела несчастного, забитого судьбою человека. Возможно, что даже привязалась к нему, но влюблена в него ничуть не была. Она знала, что у него падучая болезнь, что у него нужда в средствах крайняя, да и человек он «без будущности» говорила она. Федор же Михайлович чувство жалости и сострадания принял за взаимную любовь и влюбился в нее со всем пылом молодости. Достоевский пропадал у Исаевых по целым дням».³¹

       В ноябре 1854 года в Семипалатинск приехал  Александр Егорович Врангель, который  был назначен стряпчим по гражданским  и уголовным делам. Врангель был знаком со старшим братом Достоевского, Михаилом Михайловичем, от которого он привез Федору Михайловичу письма, белье, книги и 50 рублей. Врангель так описывает их первую встречу: «Достоевский признался мне в последствии, что был очень озабочен, когда посланный мой сказал ему, что его зовет «господин стряпчий уголовных дел». Но когда я извинился, что не сам первый пришел к нему, передал ему письма, посылки и поклоны и сердечно разговорился с ним, он сразу изменился, повеселел и стал доверчив».³² Тесная дружба связала этих людей в Семипалатинске. (Приложение Д) 
 

     2.3 1855 год 

     1855 год был очень насыщен для  писателя. 1 февраля 1855 года умер  Николай I. Новость дошла до Семипалатинска 12 марта. Достоевский и Врангель были в соборе на панихиде по «почившем в бозе императоре».

       Достоевский продолжает с помощью Врангеля знакомиться  с семипалатинским обществом, офицерами  и чиновниками. Он посещает военного губернатора Спиридонова, полковника Мессароша, начальника окружного суда П.М. Пешехонова.

       Весной  Александр Иванович Исаев получает назначение в Кузнецк. По иронии судьбы он получает место управляющим по корчемной части.

       А.Е. Врангель так описывает отъезд Исаевых: «Мы поехали с Федором Михайловичем провожать Исаевых, выехали поздно вечером, чудною майскою ночью; я взял Достоевского в свою линейку. Исаевы поместились в открытую перекладную телегу – купить кибитку у них не было средств. Перед отъездом они заехали ко мне, на дорожку мы выпили шампанского. Желая доставить Достоевскому возможность на прощание поворковать с Марией  Дмитриевной, я еще у себя здорово накатал шампанским ее муженька. Дорогою, по сибирскому обычаю, повторил; тут же он был в полном моем распоряжении; немедленно я его забрал в свой тарантас, где он скоро и заснул как убитый. Федор Михайлович пересел к Марии Дмитриевне. Дорога была как укатанная, вокруг густой сосновый бор. Но пришла пора расстаться. Обнялись мои голубки, оба утирали глаза, а я перетаскивал пьяного, сонного Исаева и усаживал его в повозку. Паша тоже спал. Дернулись лошади, тронулся экипаж, поднялись клубы дорожной пыли, вот уже еле виднеется повозка и ее седоки. А Достоевский все стоит, как вкопанный, безмолвный, склонив голову, слезы катятся по его щекам».³³

       Врангель  видел, что его старшего друга как-то надо отвлечь. Он предложил Достоевскому переехать вместе с ним на дачу: «Во всем Семипалатинске была одна дача с огромным садом, за Казацкою слободкою, близ лагеря. Это было на руку Федору Михайловичу, и я предложил ему переехать ко мне из своей берлоги. Дача принадлежала богатому купцу-казаку и именовалась «Казаков сад». В начале апреля мы переехали в наше Эльдорадо – в «Казаков сад». Деревянный дом, в  котором мы поселились, был очень ветх, крыша текла,  полы провалились, но он был довольно обширный, и места у нас было вдоволь. Конечно, мебели никакой – пусто, как в сарае. Перед домом мы устроили цветники. Одна большая алея, прорезала весь сад со старыми  деревьями. Был у нас и огород, который дал нам массу овощей, доселе тоже неведомых в городе. Среди сада находились ключи чистейшей студеной воды и было вырыто три водоема, в которых я держал стерлядь и маленького осетра, чтобы иметь под рукою рыбу для стола.

       При доме были конюшни, сараи и обширный двор. Все это было обнесено высоким дощатым забором, а весь сад и огород высоким частоколом. Усадьба наша располагалась на высоком правом берегу Иртыша, к реке шел отлогий зеленый луг. Мы тут устроили шалаш для купанья; вокруг него группировались разнообразные кусты: заросли ив и масса тростника. То там, то сям, среди зелени, виднелись образовавшиеся от весеннего разлива пруды и небольшие озерки, кишевшие рыбой и водяной дичью. Купаться мы начали в мае».³⁴

       Лето  в 1855 году было на редкость жаркое. Днем Достоевский до седьмого пота жарился на плацу, ожидался приезд генерал-губернатора Степного края Густова Христиановича Гасфорта, а  Врангель сидел у себя в присутствии. Вечером друзья занимались огородом и садом. Потрудившись часок - другой, они шли купаться и затем располагались на террасе, пили чай, ужинали, читали газеты, беседовали. Нередко к ним приходили две дочери хозяйки дома, где Достоевский снимал комнату. Они возились в огороде, пели, шутили с хозяевами дачи.

       Между тем из Кузнецка шли безотрадные  вести. Мария Дмитриевна в своих письмах жаловалась на полное одиночество. В письмах все чаще и чаще стало упоминаться имя нового знакомого в Кузнецке, товарища мужа Марии Дмитриевны, симпатичного молодого учителя Вергунова. Друзья решаются на отчаянный поступок. Достоевский договорился о встрече с Исаевой в Змеиногорске на полпути между Кузнецком и Семипалатинском. Получить кратковременный отпуск не получилось. Врангель распустил слух, что Достоевский болен и выхлопотал справку о болезни у доктора Ламотта, поляка, ненавидевшего военное начальство. На рассвете, закрыв ставни и двери, они тайком выехали из города. Домчавшись, узнали, что приехали напрасно. Мария Дмитриевна прислал записку – болен муж. Не оглядевшись, полетели назад. Когда Достоевский вышел на службу, никто не усомнился, что он перенес тяжелую болезнь.

       Наконец, приехал Гасфорт. Достоевский видел  генерал-губернатора  только из строя. На обеде у Гасфорта Врангель говорит о писателе и просит генерал-губернатора представить вдовствующей императрице стихи Достоевского «На первое июля 1855 года».

       После окончания военного смотра и отъезда  генерал-губернатора, солдатам был  дан отдых. У Достоевского появляется возможность попутешествовать по окрестностям, выбраться в степь. Правда для  этого Достоевскому пришлось научиться  ездить верхом. Врангель рассказывает: «Как он ни был смешон и неуклюж в роли кавалериста в своей серой солдатской шинели, но скоро вошел во вкус, и мы с ним делали верхом длинные прогулки в самый бор, в окрестные зимовья и в степь».³⁵

       Однажды Федор Михайлович ездил на псовую охоту, устроенную полковником Мессарошем. По словам Врангеля, Достоевскому не понравилось это развлечение: «Какой интерес смотреть, как гибнет красивый благородный зверь».³⁶

       Друзья  несколько раз гостили в юртах  богатых кочевников Мендыбая и Тенибая. Казахов живо интересовали новости из города. К удивлению русских, в разговоре принимали свободное участие и молодые жены хозяев.

       Несколько вечеров в «Казаковом саду» провел молодой офицер-казах Чокан Валиханов, внук последнего хана Средней Орды. Врангель говорит: «Ехал он с секретным поручением правительства в Ташкент и Коканд».³⁷

       Тем летом писатель познакомился с приставом  Большой Орды, полковником Хоментовским, храбрым солдатом и удивительно  простым человеком. С Хоментовским Федор Михайлович однажды несколько «набрался» - чуть ли ни единственный раз в жизни.

       Во  второй половине лета Федор Михайлович предпринял еще одну попытку свидеться  с Исаевой. На этот раз Врангель выхлопотал официальное разрешение у батальонного командира, на поездку в Змеиногорск, где опять была назначена встреча с Марией Дмитриевной. А.Е. Врангель красочно описывает пребывание в Змеиногорске: «Мы прогостили в Змиеве пять дней, согласно обычаю, нам отвели квартиру у богатого купца. Радушно встретило нас горное начальство, не знали уж, как нас развлечь, - и обеды, и пикники, а вечером даже и танцы. У полковника Полетики, управляющего заводом, был хор музыкантов, организованный из служащих завода. Все были так непринужденно веселы, просты и любезны, что и Достоевский повеселел, хотя М.Д. Исаева и на этот раз не приехала, - муж был очень плох в то время, но, в прочем  и письма даже Достоевскому она не прислала в Змиев. А Федор Михайлович был на этот раз франт хоть куда. Впервые он снял свою солдатскую шинель и облачился в сюртук, сшитый моим Адамом (слугой Врангеля), сере мои брюки, жилет и высокий стоячий накрахмаленный воротничок.

       Общество  горных, как называли их, резко отличалось тогда от всего сибирского общества. Это были все люди науки, образованные и культурные. Большая часть которых, кончив Горный корпус, отправлялись доканчивать свое образование за границу в знаменитую Горную академию в Фрейберге, близ Дрездена. Жен «горных» были или из Петербурга или иностранки. Получая громадные деньги, они жили чрезвычайно широко».³⁸

       Достоевский вернулся в Семипалатинск подавленным. Вскоре  писатель получил из Кузнецка трагическую весть: после короткой болезни Исаев скончался. Всю остальную половину 1855 года Достоевский проводит с тревогой и болью за судьбу Марии Дмитриевны. На Федора Михайловича выпала большая забота – спасти Исаеву от нужды. Достоевский просит Врангеля: «послать в Кузнецк пятьдесят рублей и считать их вместе с прежними двадцатью пятью, занятыми на дорогу Исаевых в Кузнецк, его, Достоевского, долгом».³⁹