Жизнь и развлечения в средние века

     Празднества в больших торговых городах были роскошными. На рынках выставляли огромных жареных быков и вино, бившее фонтанами; церкви, ратуши и другие общественные здания украшались разноцветными коврами  и знаменами; вечером улицы, освещавшиеся тысячами факелов и фонарей, кипели веселящимся народом в масках и причудливых костюмах. Вообще горожане любили задавать пиры и попойки, особенно на свадьбах, и даже на похоронах. Весну  они встречали на открытом воздухе  веселыми танцами, музыкой, песнями, гимнастическими играми; состязались при этом в стрельбе из самострелов, и лучшие стрелки получали награды. (Это так называемые «майские праздники».) Но, по грубости средневековых нравов, подобные празднества редко оканчивались благополучно, без драк и убийств. Спокойствие на городских улицах часто нарушаюсь дракой враждебных друг другу сословий и цехов: граждане вступали в бой с дворянами, ремесленники — со студентами или между собой. Этим беспорядкам способствовал обычай иметь при себе оружие и очень распространенная страсть к пьянству (у немцев, например, считалось особым удальством выпить непомерное количество вина или пива).

     Одежда  городских жителей в средние  века состояла из верхнего короткого  кафтана, носившегося нараспашку, без  пуговиц и рукавов или с  короткими. широкими рукавами; у богатых  он делался из бархата или шелка  и обшивался мехом; под ним  был плотно прилегавший к телу камзол, перехваченный поясом; пантапоны в обтяжку, чулки и невысокие сапоги (в некоторых местах была мода на остроносые башмаки). Женщины носили платья с открытой шеей и широкие длинные рукава с разрезом; у них была распространена особенная страсть к длинным шлейфам, но длинные позволялось носить только знатным. Была также мода на широкие фижмы и высокие головные уборы. Кроме того, между женщинами очень распространено было обыкновение румяниться и белиться.

     Таким образом, активное становление городов вело и к изменению мировоззрения. Человек стал противопоставляться массе, коллективу, но его роль определялась не личностными характеристиками, а профессией. Воплощая в себе существенные черты средневековой жизни, город вместе с тем налагал на нее свой неизгладимый отпечаток, придавая западноевропейской культуре неповторимое своеобразие. Так ни города средневекового Востока, ни византийские города, не смогли бы послужить источником прогресса, который вывел бы общество в целом за пределы средневековой стадии, в них отсутствовал социальный тип гражданина члена свободной, самоуправляющейся городской общины, — этот социальный тип не мог сформироваться в условиях политического деспотизма и всеобщего бесправия. 
 
 
 
 
 

     § 2.4 Развлечения как элемент повседневной культуры средневековья

     Представители всех сословий средневекового общества имели достаточно свободного времени. Дворянство, когда не было занято ратными делами, развлекалось охотой, празднествами, турнирами и поединками. Несмотря на это, оставалось много времени, не занятого ничем. Расстояния, непогода или плохие дороги часто вынуждали дворян, особенно зимой, оставаться в замках и усадьбах, в семейном кругу, куда доходили лишь редкие новости. Прибытие трувера, пилигрима, гонца было событием: с такими гостями обходились как нельзя лучше и, если они развлекли или заинтересовали владельца замка, их осыпали подарками, удерживали в замке, предлагали поскорее приезжать вновь.

     Жизнь зажиточных горожан, торговцев и  ремесленников тоже строго регламентировалась. Будучи членами корпораций, они работали не более определенного времени  и имели ограниченное число подмастерьев. Не опасаясь конкуренции, они не чувствовали необходимости развивать производство, и у них гоже было достаточно свободного времени.

     Крестьяне, прикрепленные к земле, которой не владели, не заинтересованные в повышении культуры земледелия, обремененные оброками и барщинами, видели в своем труде не средство облегчения собственной участи, а бессмысленную тяготу. Каждый свободный час, который удавалось выкроить, они вынуждены были воспринимать как единственно имеющееся достояние. Поэтому не удивительно, что в тогдашнем обществе трудовые усилия сводились к минимуму по сравнению с современным временем, и каждый много времени уделял всевозможным развлечениям.

     Все многообразные проявления и выражения  развлекательной культуры можно по их характеру подразделить на три основных вида форм:

1. Обрядово-зрелищные формы (празднества карнавального типа, различные площадные смеховые действа и пр.).
2. Словесные смеховые (в том числе пародийные) произведения разного рода: устные и письменные, на латинском и на народных языках.
3. Различные формы и жанры фамильярно-площадной речи (ругательства, божба, клятва, народные блазоны и др.).

     Все эти три вида форм, отражающие –  при всей их разнородности -  единый развлекательный аспект мира, тесно взаимосвязаны и многообразно переплетаются друг с другом.

     Празднества карнавального типа и связанные  с ними развлекательные действа или обряды занимали в жизни средневекового человека огромное место. Кроме карнавалов в собственном смысле с их многодневными и сложными площадными и уличными действами и шествиями, справлялись особые «праздники дураков» («festa stultorum») и «праздник осла», существовал особый, освященный традицией вольный «пасхальный смех» («risus paschalis»). Почти каждый церковный праздник имел свою, тоже освященную традицией, народно-площадную развлекательную сторону. Например, так называемые «храмовые праздники», обычно сопровождаемые ярмарками с их богатой и разнообразной системой площадных увеселений (с участием великанов, карликов, уродов, «ученых» зверей). Карнавальная атмосфера господствовала в дни постановок мистерий и соти. Царила она также на таких сельскохозяйственных праздниках, как сбор винограда (vendange), проходивший и в городах. Развлечения сопровождали обычно и гражданские и бытовые церемониалы и обряды: шуты и дураки были их неизменными участниками и пародийно дублировали различные моменты серьезного церемониала (прославления победителей на турнирах, церемонии передачи ленных прав, посвящений в рыцари и др.). И бытовые пирушки не обходились без элементов смеховой организации, – например, избрания на время пира королев и королей «для смеха» («roi pour rire»).

     Все названные организованные на развлекательном начале и освященные традицией обрядово-зрелищные формы были распространены во всех странах средневековой Европы, но особенным богатством и сложностью они отличались в романских странах, в том числе и во Франции.

     Все эти обрядово-зрелищные формы представляли совершенно иной, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и внегосударственный аспект мира, человека и человеческих отношений. Это – особого рода двумирность, без учета которой ни культурное сознание средневековья, ни культура Возрождения не могут быть правильно понятыми. Игнорирование или недооценка смеющегося народного средневековья искажает картину и всего последующего исторического развития европейской культуры.

     Двойной аспект восприятия мира и человеческой жизни существовал уже на самых  ранних стадиях развития культуры. В фольклоре первобытных народов  рядом с серьезными (по организации  и тону) культами существовали и  развлекательные культы, высмеивавшие и срамословившие божество («ритуальный смех»), рядом с серьезными мифами – мифы смеховые и бранные, рядом с героями – их пародийные двойники-дублеры.

     Специфические особенности развлекательных обрядово-зрелищных форм средневековья связаны с тем, что смеховое начало абсолютно освобождает их от всякого религиозно-церковного догматизма, от мистики и от благоговения, они полностью лишены и магического и молитвенного характера (они ничего не вынуждают и ничего не просят). Более того, некоторые карнавальные формы прямо являются пародией на церковный культ. Все карнавальные формы последовательно внецерковны и нерелигиозны. По своему наглядному, конкретно-чувственному характеру и по наличию сильного игрового элемента они близки к театрально-зрелищным формам, которые тяготели к народно-площадной карнавальной культуре и входили в ее состав. Но основное карнавальное ядро этой культуры вовсе не является чисто художественной театрально-зрелищной формой и вообще не входит в область искусства. Оно находится на границах искусства и самой жизни.

     Для развлекательной культуры средневековья характерны такие фигуры, как шуты и дураки. Они были как бы постоянными, закрепленными в обычной (т.е. некарнавальной) жизни, носителями карнавального начала. Такие шуты и дураки, как, например, Трибуле при Франциске I, не были актерами, разыгрывавшими на сценической площадке роли шута и дурака (как позже комические актеры, исполнявшие на сцене роли Арлекина, Гансвурста и др.). Они оставались шутами и дураками всегда и повсюду, где бы они ни появлялись в жизни. Как шуты и дураки, являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно. Они находятся на границах жизни и искусства (как бы в особой промежуточной сфере): это не просто чудаки или глупые люди (в бытовом смысле), но это и не комические актеры.

     Все эти формы и внешне были связаны  с церковными праздниками. И даже карнавал, не приуроченный ни к какому событию священной истории и  ни к какому святому, примыкал к последним  дням перед великим постом (поэтому  во Франции он назывался «Mardi gras» или «Carêmprenant», в немецких странах «Fastnacht»).

     В условиях сословного и феодально-государственного строя средневековья праздничность праздника, то есть его связь с высшими целями человеческого существования, с возрождением и обновлением, могла осуществляться во всей своей неискаженной полноте и чистоте только в карнавале и в народно-площадной стороне других праздников. Праздничность здесь становилась формой второй жизни народа, вступавшего временно в утопическое царство всеобщности, свободы, равенства и изобилия.

     Официальные праздники средневековья – и  церковные и феодально-государственные  – никуда не уводили из существующего  миропорядка и не создавали никакой  второй жизни. Официальный праздник, в сущности, смотрел только назад, в прошлое и этим прошлым освящал  существующий в настоящем строй. Официальный праздник, иногда даже вопреки собственной идее, утверждал стабильность, неизменность и вечность всего существующего миропорядка: существующей иерархии, существующих религиозных, политических и моральных ценностей, норм, запретов. В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу.

     Особо важное значение имела отмена во время  карнавала всех иерархических отношений. На официальных праздниках иерархические  различия подчеркнуто демонстрировались: на них полагалось являться во всех регалиях своего звания, чина, заслуг и  занимать место, соответствующее своему рангу. Праздник освящал неравенство. В противоположность этому на карнавале все считались равными. На карнавальной площади господствовала особая форма вольного фамильярного контакта между людьми, разделенными в обычной жизни непреодолимыми барьерами сословного, имущественного, служебного, семейного и возрастного положения. На фоне исключительной иерархичности феодально-средневекового строя и крайней сословной и корпоративной разобщенности людей в условиях обычной жизни этот вольный фамильярный контакт между всеми людьми ощущался очень остро и составлял существенную часть общего карнавального мироощущения.

     Это временное идеально-реальное упразднение  иерархических отношений между  людьми создавало на карнавальной площади  особый тип общения, невозможный  в обычной жизни. Здесь вырабатываются и особые формы площадной речи и площадного жеста, откровенные  и вольные, не признающие никаких  дистанций между общающимися, свободные  от обычных (внекарнавальных) норм этикета  и пристойности.

     Второй  формой развлекательной культуры средневековья  являются словесные смеховые произведения (на латинском и на народных языках) уже не фольклор (хотя некоторая часть этих произведений на народных языках и может быть отнесена к фольклору). Вся эта литература была проникнута карнавальным мироощущением, широко использовала язык карнавальных форм и образов, развивалась под прикрытием узаконенных карнавальных вольностей и – в большинстве случаев – была организационно связана с празднествами карнавального типа, а иногда прямо составляла как бы литературную часть их[3].

     Празднества карнавального типа занимали очень  большое место в жизни средневековых  людей даже во времени: большие города средневековья жили карнавальной жизнью в общей сложности до трех месяцев  в году. Влияние карнавального мироощущения на видение и мышление людей было непреодолимым: оно заставляло их как бы отрешаться от своего официального положения (монаха, клирика, ученого) и воспринимать мир в его карнавально-смеховом аспекте. Не только школяры и мелкие клирики, но и высокопоставленные церковники и ученые богословы разрешали себе веселые рекреации, то есть отдых от благоговейной серьезности, и «монашеские шутки» («Joca monacorum»), как называлось одно из популярнейших произведений средневековья. В своих кельях они создавали пародийные или полупародийные ученые трактаты и другие смеховые произведения на латинском языке.

     Развлекательная литература средневековья развивалась целое тысячелетие и даже больше, так как начала ее относятся еще к христианской античности. За такой длительный период своего существования литература эта, конечно, претерпевала довольно существенные изменения (менее всего изменялась литература на латинском языке). Были выработаны многообразные жанровые формы и стилистические вариации. Но при всех исторических и жанровых различиях литература эта остается – в большей или меньшей степени – выражением народно-карнавального мироощущения и пользуется языком карнавальных форм и символов.