Пороки в деревне в начале 19 века

замуж»1266.

     Под  влиянием модернизации, возросшей  социальной мобильности сельского  населения, ломки пат-

риархального уклада деревни на добрачные связи стали смотреть спокойнее. Отец и мать легче согла-

шались с выбором сына, если он говорил, что между ним и избранницей уже был грех. Чаще стало

встречаться вступление в половую связь после сговора, когда «вино выпито». После «запоя»  в деревнях 
 

Моршанского уезда Тамбовской губернии жених не только навещал невесту, но и оставался у нее ноче-

вать. По обычаю это не должно было приводить к интимным отношениям, но как говорили, опраши-

ваемые старые женщины: «Нельзя-то, нельзя, да не всегда ведь удержишь мужика». Как отмечали ста-

рожилы, такие случаи все же были редки так как, «Бога боялись и боялись нечестной встать перед ана-

лоем»1267. Страх  Божий в русской деревне продолжал  оставаться весомой причиной, которая  удержива-

ла многих молодых  людей от поспешного и опрометчивого  шага. Другим мощным регулятором доб-

рачного поведения выступало, как уже было сказано выше, общественное мнение. Так, «губитель» де-

вичьей красоты (невинности) навсегда лишался права жениться на другой девушке. Неодобрительно

крестьяне относились к ветреным девицам. Девушку, которая  часто меняла парней, в селе называли

«заблудшей». Полюбить такую девицу было совестно перед  товарищами, а женитьба на такой – это

стыд перед родней и позор перед миром1268.

     Добропорядочное  поведение до брака достигалось  посредством обрядовых традиций. До середины

XIX в. в русской  деревне существовал обычай публичного  освидетельствования невинности  невесты.

После первой брачной  ночи с молодой жены снимали рубаху и тщательно ее исследовали. Затем  ее со

следами дефлорации вывешивали в избе на видное место, а над крышей поднимали красный  флаг1269. К

концу века бытование  этой традиции этнографами не отмечалось. В Воронежской губернии еще в 80-е

гг. XIX в. существовал  обычай поднимать молодых. Новобрачная  в одной рубахе вставала с постели  и

встречала свекровь и родню жениха. Такая демонстрация, восходящая своими корнями к языческим ве-

рованиям, имела цель публично удостоверить невинность невесты1270. Тяжелыми были последствия для

«нечестной» невесты. Ее родню с бранью выгоняли, саму избивали до полусмерти и заставляли трех-

кратно ползать  на коленях вокруг церкви1271. За потерю чести провинившуюся девушку  в деревне нака-

зывали тем, что отрезали косу, пачкали рубаху дегтем и без юбки проводили по улице. После такого по-

зора ее уже никто не брал замуж, и она оставалась в девках.

     К  процедуре освидетельствования  непорочности прибегали в случае, когда репутация честной де-

вушки ставилась под сомнение в результате распущенных по селу слухов. Обычно такая девушка, на

которую возвели  напраслину, обращалась к защите сельского схода. Староста собирал сельский сход, на

котором избирались три женщины добропорядочного поведения. Они божились и проводили осмотр на

предмет наличия  девственной плевы. Результаты староста оглашал на сходке, а затем десятский  обхо-

дил все дома и объявлял о том, что девушка на публичном осмотре оказалась честной1272.

     Негативное  влияние на нравственную атмосферу  села оказывали отхожие промыслы. Рост числа

крестьян-отходников способствовал падению нравственности в деревне. Как сообщал писатель В. Мих-

невич, крестьяне, «которые в своем примитивном состоянии всегда твердо придерживались принципов

крепкого семейного  начала и которые по своей натуре никогда не были расположены к разврату, теперь

сильно деморализуются и без стеснения нарушают «седьмую заповедь», когда они прибывали  в города

в поисках работ»1273. Попадая в городской вертеп, знакомясь  с доступными женщинами, крестьяне  бы-

стро усваивали вкус свободной любви. Крестьянка Орловского уезда А. Михеева, сетуя на падение нра-

вов в селе, признавала, что «мужики как поживут на стороне, то по возвращению заводят любовниц. В

разврат пускались  часто вдовы и замужние женщины, если муж много старше или в долгой отлуч-

ке»1274.

     Деформация нравственных устоев русского села стала особенно заметна в начале ХХ в. В рапортах,

направленных в  духовную консисторию тамбовской епархии, благочинных округов, характеризуя со-

стояния деревенской  паствы, отмечали: «непристойные песни  и пляски», «нравственную распущен-

ность», «разгул и большие вольности», «нарушение уз брачных и девственных»1275. В отчете в Святей-

ший Синод за 1905 г. курский владыка признавал, что в деревне происходит «ослабление семейных уз,

незаконное сожительство, как следствие увеличение числа  внебрачных детей»1276.

     Профессиональной  проституции в деревне не существовало, в этом солидарны практически  все ис-

следователи. По наблюдению информаторов тенишевской программы проституцией в селе промышляли преимущественно солдатки. Про них в деревне говорили, что они «наволочки затылком стирают»1277.

Длительное отсутствие мужа-солдата становилось тяжелым  испытанием для полной плотского  желания

деревенской молодухи. Один из корреспондентов этнографического бюро писал: «…Выходя замуж в

большинстве случаев лет в 17 – 18, к 21 году солдатки-крестьянки остаются без мужей. Крестьяне во-

обще не стесняются в отправлении своей естественной потребности, а у себя дома еще  меньше. Не от

пения соловья, восхода  и захода солнца разгорается страсть  у солдатки, а оттого, что она  является не-

вольно свидетельницей супружеских отношений старшей  своей невестки и ее мужа»1278. По сообщению

из Воронежской  губернии, «на связь солдаток с  посторонними мало обращалось внимание и почти не

преследовалось  обществом, так что дети, прижитые солдатками незаконно, пользуются такими же пра-

вами, как и законные1279. Сторонние заработки крестьянок, к которым были вынуждены прибегать  сель-

ские семьи, также выступали благодатной почвой для адюльтера. По наблюдениям П. Каверина, ин-

форматора из Борисоглебского  уезда Тамбовской губернии, «главной причиной потери девственности и

падения нравов вообще нужно считать результатом отхожие  промыслы. Уже с ранней весны девушки

идут к купцу, так у нас называют всех землевладельцев, на работу. А там полный простор  для беспутст-

ва»1280.

    По суждениям  извне, принадлежащим представителям  просвещенного общества, складывалось

впечатление о  доступности русской бабы. Так, этнограф Семенова-Тянь-Шанская считала, что  любую

бабу можно было легко купить деньгами или подарком. Одна крестьянка наивно признавалась: «При-

жила себе на горе сына и всего за пустяк, за десяток  яблок». Далее автор приводит случай, когда кара-

ульный яблоневого сада, возраста 20 лет, изнасиловал 13 летнюю девочку, и мать этой девочки прими-

рилась           с           обидчиком            за          3          рубля1281.         Писатель

А.Н. Энгельгардт  утверждал, что «нравы деревенских  баб и девок до невероятности просты: деньги, ка-

кой-нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито-

крыто, так делают все»1282. Некоторые крестьяне, любители спиртных напитков, почетным гостям под

выпивку предлагали своих жен, солдаток и даже сестер1283. В ряде сел Болховского уезда  Орловской

губернии существовал  обычай почетным гостям (старшине, волостному писарю, судьям, заезжим куп-

цам) предлагать для плотских утех своих жен или невесток, если сын находился в отлучке. При этом

прагматичные крестьяне  не забывали брать плату за оказанные  услуги. В том же уезде в селах  Мешкове

и Коневке бедные крестьяне без смущения посылали своих жен к приказчику или к какому-либо со-

стоятельному лицу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя их расплачиваться своим телом1284.

    Половые  сношения между главой крестьянской  семьи и его снохой были  фактически обычной сто-

роной жизни патриархальной семьи. «Нигде, кажется, кроме России, – писал В.Д. Набоков, – нет по

крайне мере того, чтобы один вид кровосмешения  приобрел характер почти нормального  бытового яв-

ления, получив соответствующее техническое название – снохачество»1285. Наблюдатели отмечали, что

этот обычай был  жив и в конце XIX в., причем одной  из причин его сохранения являлся  сезонный отток

молодых мужчин на заработки. Хотя эта форма кровосмешения  была осуждаема просвещенным обще-

ством, крестьяне ее не считали серьезным правонарушением1286. В ряде мест, где снохачество было рас-

пространенно, этому пороку не придавали особого значения. Более того, иногда о снохаче с долей со-

чувствия говорили: «Сноху любит. Ен с ней живет как с женой, понравилась ему»1287.

    Причину  этого явления следует искать  в особенностях крестьянского  быта. Одна из причин – это

ранние браки. В  середине XIX в. по сведениям А.П. Звонкова, в селах Елатомского уезда Тамбовской

губернии      было    принято     женить     12     –   13     летних    мальчиков    на    невестах

16 – 17 лет. Отцы, склонные к снохачеству, умышленно  женили своих сыновей молодыми  для того,

чтобы пользоваться их неопытностью1288. Другая причина  снохачества уже упомянутые выше отхожие

промыслы крестьян. «Молодой супруг не проживет иной раз  и году, как отец отправляет его на Волгу или куда-нибудь в работники. Жена остается одна под слабым контролем свекрови»1289. Из Болховского

уезда Орловской  губернии информатор сообщал: «Снохачество здесь распространено потому, что  му-

жья уходят на заработки, видятся с женами только два раза в год, свекор же остается дома и распоряжа-

ется по своему усмотрению»1290. Механизм склонения снохи к сожительству был достаточно прост.

Пользуясь отсутствием  сына (отход, служба), а иногда и в  его присутствии, свекор принуждал  сноху к

половой близости. В ход шли все средства: и  уговоры, и подарки, и посулы легкой работы. Все по пого-

ворке: «Смалчивай, невестка, – сарафан куплю». Как правило, такая целенаправленная осада давала

свой результат. В ином случае уделом молодой становилась  непосильная работа, сопровождаемая при-

дирками, ругательствами, а нередко и побоями1291. Некоторые женщины пытались найти защиту в воло-

стном суде, но, как правило, те устранялись от разбора таких дел. Правда, И.Г. Оршанский в своем ис-

следовании приводит пример, когда по жалобе снохи на уговор свекра к снохачеству, последний реше-

нием волостного суда был лишен «большины»1292. Но это было скорее исключением, чем правилом.

    Типичный  пример склонения свекром снох  к половой близости приведен  в корреспонденции жите-

ля села Крестовоздвиженские Рябинки Болховского уезда Орловской губернии В.Т. Перькова. «Богатый

крестьянин Семин 46 лет, имея болезненную жену, услал  двух своих сыновей на «шахты», сам  остался с

двумя невестками. Начал он подбиваться к жене старшего сына Григория, а так как крестьянские жен-