Пороки в деревне в начале 19 века

По данным за 1925 г. (10 губерний) число полных абортов  на 1000 населения в городах составляла 9,1, а

в сельской местности  – 0,5. Следует также учесть, что  из 100 абортов в сельской местности  собственно

на крестьянок приходилось лишь 49,6 %. Показательны и мотивы, толкнувшие женщин на этот шаг. По

данным Наркомздрава за 1925 г. 33 % пациенток свое обращение за разрешением на аборт объясняли

материальной нуждой, 32 – причиной многодетности, а 20 –  желанием скрыть беременность. Последняя

причина объяснялась  боязнью худой молвы. Во взглядах на внебрачные связи российская деревня 1920-

х продолжала оставаться на консервативных позициях. Число  крестьянок, сделавших аборт с  целью

скрыть беременность, было вдвое больше чем работниц и  втрое, чем служащих. Страх перед  осуждени-

ем со стороны  односельчан толкал некоторых крестьянок на криминальный аборт. По статистике, в се-

редине 1920-х гг. каждый четвертый аборт в деревне  делался нелегально1229. Иногда «услуги» подполь-

ных абортмахеров вели к смерти пациентки. В письме в редакцию «Крестьянской газеты» от

12 ноября 1925 г. автор  приводил следующий эпизод. «В с. Павловке Знаменской волости Тамбовской

уезда молодая  крестьянка Григорьева Александра забеременела, но родить не желала, потому что она  не

была замужем. Она  пошла в другое село Никольское к  бабке, которая сделала ей искусственный выки-

дыш. За что и взяла с нее носильные вещи на сумму 20 р. В результате аборта она заболела и умерла в

возрасте

22 лет. Ведется  следствие»1230.

    Деформация  нравственных ценностей жителей  села в послереволюционный период  очевидна. В ре-

зультате женской эмансипации, которая отчасти коснулась и деревни, наметился отход от женских по-

веденческих стереотипов. Изменение отношения к искусственному прерыванию беременности стало

следствием секуляризации  общественного сознания.

    Если  вытравливанию плода в обыденных  суждениях можно было найти  какие-то оправдания, то

иначе обстояла дело с фактами убийств матерями своих  младенцев. Народный обычай признавал убий-

ство женщиной своего незаконнорожденного ребенка столь же тяжким преступлением, как и другие

убийства1231. По наблюдениям  Е.Т. Соловьева, «на прелюбодеяние, разврат, детоубийство и изгнание

плода народ смотрит  как на грех, из которых детоубийство и изгнание плода считается более тяж-

ким»1232. Во второй половине XIX в. число таких преступлений в стране возросло. По данным уголов-

ной статистики, за детоубийство и оставление новорожденного без помощи в стране было привлечено к

ответственности за 1879 – 1888 гг. – 1481 женщина, за 1889 – 1898 гг. – 2276. В селах этот вид преступ-

ления был распространен более широко, чем в городах. Так, в период 1897 – 1906 гг. 88,5 % осужден-

ных за детоубийство проживало в уездах1233. Информаторы Этнографического бюро упоминали, что не-

законнорожденные  дети чаще всего умирали в первые месяцы после рождения из–за намеренно плохого

ухода, по причине  «случайного» присыпания. Смертность внебрачных детей была в 2,7 раза выше, чем

у законнорожденных младенцев1234. Но такие случаи «случайных»  смертей не становились предметом

судебного разбирательства, а требовали лишь церковного покаяния. Приспать ребенка с точки зрения

православной веры считалось большим грехом. Священник  налагал на такую мать тяжелую  епитимью:

до 4000 земных поклонов и до 6 недель поста1235.

    Одной  из причин детоубийств являлась  крайняя нужда. Приведем показания  крестьянки Матрены

К., вдовы 32 лет, дело которой слушалось в 1902 г. в рязанском  окружном суде. «Я задушила своего

мальчика из-за стыда и нужды; у меня трое законных детей, все малолетние и мне их нечем кормить,

так что я хожу побираться Христовым именем, а тут  еще новый появился ребенок»1236. Боязнь худой

молвы и страх  перед родными толкали женщин на преступление. Обвиняемая крестьянка Анастасия Г.,

привлеченная к  ответственности в 1908 г., признала себя виновною и объяснила, что, будучи замужней,

забеременела во время продолжительной отлучки  мужа от постороннего мужчины. Еще, будучи бере-

менной, она решила убить ребенка и спрятать труп1237. Следует признать, что убийство матерями мла-

денцев не было в деревне событием исключительным. Возьмем сведения по одной Курской губернии и только за один месяц, декабрь 1917 г. Вот выдержки из милицейских сводок: «12 декабря в селе Линове

крестьянка Анна Исаева, родив ребенка, закопала его  в солому»; «В селе Верхней Сагаровке

17 декабря крестьянская  девица Анастасия Коломийцева  родила ребенка и закопала  его в землю»; «21

декабря в хуторе Казацко-Рученском крестьянка Евдокия Круговая, 19 лет, родив ребенка, закопала его

в сарае»1238.

    Понять  мотивы, толкавшие матерей на  детоубийство, мне, как исследователю да и просто как чело-

веку, сложно. Наверное, это проблем все же удел судебной психиатрии. Я не склонен драматизировать

ситуацию, в которой  оказывалась сельская женщина, прижившая  ребенка. Сельские традиции все же

оставляли для  таких женщин альтернативу, о чем  подробнее будет сказано далее. 

                                             Незаконнорожденные  дети 

     Отношение  к внебрачным детям было обусловлено  патриархальными устоями села. Внебрачные

дети считались  незаконными, если они рождались  у девицы или вдовы и не были узаконены через по-

следующий брак. Рождение детей вне брака в дерене сурово осуждалось. Позор и призрение  односель-

чан грозили женщине, родившей ребенка вне брака. Внебрачные дети были сельскими париями. Их на-

зывали: «выгонок», «половинкин – сын», «сколотный», «семибатькович», «выблядок», «ублюдень» и

т.п.

     Незаконнорожденные  дети в деревне являлись во  многом результатом самого сельского  быта. По

свидетельству А. Михеевой, жительницы Орловского уезда, таких детей имели большей  частью солдат-

ки, вдовы молодые, девицы, находящие в услужении1239. Деревенскому корреспонденту вторит предста-

витель просвещенного общества: «Ужаснейший обычай в крестьянстве женить своих детей до поступ-

ления на военную службу – обычай, происходящий от необходимости иметь лишнюю работницу, – яв-

ляется источником больших несчастий. Солдатки, в громадном большинстве случаев, ведут жизнь

страшно развратную. Понятно, что муж таковой, вернувшись, тот час же узнает про это и  начинает же-

ну наказывать, т.е. бить. Еще хуже бывает, если он находит прижитых ею за это время детей»1240. Но не

будем столь строги к бедным солдатским женам. Многое в  их безнравственном поведении объясняет

следующая пространная  выдержка из корреспонденции орловского информатора Этнографического

бюро: «Выходя замуж  в большинстве случаев, лет в 17 – 18, к 21 году солдатки крестьянки остаются без

мужей. Крестьяне  вообще не стесняются в отправлении  своей естественной потребности. Не от пения

соловья, восхода  и захода солнца разгорается страсть  у солдатки, а оттого, что она  является невольно

свидетельницей  супружеских отношений старшей  своей невестки и ее мужа. Всколыхнет и в ней чувст-

во, и за эту вспышку она дорого заплатит. Даже иногда ценой всей жизни. Родится ребенок и родится

как-то не вовремя. Вычисления кумушек не совпадут ни с возвращением мужа из солдат, ни временной

побывкой его. Злословие  не пощадит такую мать, ее мужа и  ребенка. Это и будет причиной всех муче-

ний жизни ребенка и его матери. Еще только чувствуя его, мать уже проклинает ребенка как вещест-

венное доказательство ее вины. Кто знает, может быть, именно та ночь, которую она провела в  коноп-

лях с первым попавшимся парнем, была последним счастливым мигом в ее жизни. Она знает, что  у нее

уже не будет ни одного счастливого дня. Вечные попреки  и побои мужа, насмешки домашних и сосе-

дей, если и не сведут ее преждевременно в могилу, то мало утешительного дадут в ее жизни. И родится

на свет божий  ни в чем не повинный ребенок с  проклятиями. Он никого не любит из своих родных, да и

те дают ему  почувствовать, что он представляет что-то особенное от остальных детей. Инстинктивно он

ненавидит своего отца, так как его тятька не усомнится назвать его «выблядком», а с ранних лет начи-

нает смутно осознавать, что тятька ему не отец. Мать же, единственное лицо, могущее согреть его своей

любовью и сделать  из него равноправного члена деревни, вечно униженная, боится даже приласкать его

и возбуждает в  нем только сожаление, вместо детской  святой и горячей любви»1241. Думаю, что этот до-

кумент не нуждается ни в каких комментариях.

     Много  ли было в селе рождений  вне брака? Очевидно одно, что  «прижитые» дети в городе рожда-

лись чаще, чем в деревне. Обратимся к данным моральной статистики. По сведениям за 1898 г. в Воро-

нежской губернии родилось детей – 145 007, из них в уездах – 139 801, в городах – 5126, в том числе

незаконнорожденных                    в                  уездах                 –                 902

                              1242

(0,7 %), в городах  – 477 (9 %) . В этом же году в  Тамбовской губернии в уездах  зарегистрировано 796

незаконнорожденных (0,6 %) на 128 482 рождений, в то время  как в городах рожденных вне брака было 598

(6,3 %) из 9455 рожденных  детей1243. Приведенными цифрами следует  оперировать осторожно, так как  не-

которые крестьянки, как говорилось выше, предпочитали рожать таких детей в городах. Не следует забы-

вать и о крестьянках, работающих в городах в качестве прислуги, кухарок и т.п.

     В  селе не было обычая взыскивать  содержание с отца, прижившего  ребенка, и таких детей кормила

мать. Внебрачные дети не получали никакой материальной помощи от государства и общины, однако

при достижении совершеннолетия  такие дети мужского пола при наличии  земли получали надел1244.

Следует отметить, что права незаконнорожденных детей  имели региональные особенности. В  Тамбов-

ской и Воронежской губерниях за ними признавались все права членов того общества, к которому при-

надлежит их мать, т.е. право на земельный надел  и участие в сходе. В Курской  губернии не признава-

лось право на землю, только по факту их принадлежности к обществ, для этого требовался мирской

приговор. В некоторых  местах Орловской губернии они пользовались правами личными, но были огра-

ничены в праве по наследству и праве пользования мирской надельной землей1245. В ряде мест к рожде-

нию незаконнорожденных относились снисходительно. «Царь не может реку остановить, а молодой че-

ловек не может свою кровь унять, когда она разлютуется», «Царь не волен в ветрах, а человек в своей

плоти»1246. Незаконнорожденных детей часто усыновляли. Через  усыновления вчерашние сельские