Теория текста. Ее предмет и объект

 

Братец выглядел сильно. Над утесами плеч возвышалось  бурное кирпичное лицо. Купол его  был увенчан жесткой и запыленной грядкой прошлогодней травы. Лепные своды ушей терялись в полумраке. Форпосту широкого прочного лба не хватало бойниц, оврагом темнели  разомкнутые губы. Мерцающие болотца  глаз, подернутые ледяною кромкой, - вопрошали, бездонный рот, как щель в скале, таил угрозу.

 

Братец поднялся и  крейсером выдвинул левую руку. Я  чуть не застонал, когда железные тиски  сжали мою ладонь (Заповедник).

 

Как уже было сказано, в орнаментальной прозе по сравнению  с обычной значительно интенсивнее  представлена тенденция к образованию  слов. Окказионализмы необычны, оригинальны  по форме, часто зыбки по своей  семантике. Созданные с помощью  обычных словообразовательных элементов (суффиксов, приставок), они необычны по своим грамматическим и семантическим  признакам.

 

Например, у А. Белого обнаруживаются богатые словообразовательные ряды: дома, домы, домики, домочки, домченки, домченочки. В романе «Петербург»  А. Белый проявляет высшей степени  изобретательность в эксперименте со словом "танец". Слово это  связано с характеристикой персонажа  Николая Петровича Цукатова, для  которого жизнь - это сплошной танец.

 

Н.П. Цукатов протанцевал  свою жизнь; теперь уже Николай Петрович эту жизнь дотанцевал, дотанцевал легко, безобидно, не пошло…

 

Все ему вытанцовывалось. Затанцевал он маленьким мальчиком; танцевал лучше всех, к окончанию  курса гимназии натанцевались знакомства; к окончанию юридического факультета из громадного круга знакомств вытанцевался сам собою круг влиятельных покровителей; и Н.П. Цукатов пустился отплясывать  службу. К тому времени протанцевал  он имение; протанцевавши имение, с  легкомысленной простотой он пустился в балы; а с балов привел к  себе в дом… спутницу жизни… с громадным  приданым; и Н.П. Цукатов с той  самой поры танцевал у себя; вытанцовывались  дети; танцевалось, далее, детское воспитание, - танцевалось все это легко, незатейливо, радостно. Он теперь дотанцовывал сам  себя.

 

Так с помощью найденной  детали автор рисует жизнь-пляс Цукатова. Еще больше изобретательности обнаруживает А. Белый в эксперименте над языком, когда создает слова, противоречащие нормативному словообразованию, например:

 

Переулочек жаром  горел; вонький дворник подпахивал краской; маляр облиловил фасад; затрухлели, лущась, щербневатые почвы... Дрехлена Ягинична вешала рвани и  дрени; в заборный пролом, над которым  зацвикала птичка, открывались вторые дворы - с провисением стен, с перекрывами  крыш… (Москва под ударом).

 

Кстати, подобных слов, не вошедших в употребление, но вполне понятных, много в словаре В. Даля. Тоже находим в «Словаре языкового  расширения» Солженицына, где он обращает внимание писателей на неограниченные словообразовательные возможности  русского языка. Для каждого такого неологизма существует словообразовательный аналог. Например, если с глаголом «приютиться» соотносится прилагательное «бесприютный», то можно продолжить аналогию, например «притулиться» - «беспритульный», для  Солженицына вполне закономерны  слова «взым» (от «взымать»), «нахлым» (от «нахлынуть»), «перетаск» («перетаскивать»), если есть слова «стык» («стыковаться»), «подскок» («подскакивать») и др.

 

Характерным для орнаментальной прозы может оказаться и синтаксис - часто ритмизированный, что воссоздает черты поэтичной речи, например у  А. Белого: Смолоду жгучей была баронесса  брюнеткой; Этой ночью займемся разборкою  мы.

 

Говоря о различии прозаического и стихотворного  художественного текста, нельзя не сказать о возможном скрещивании  основных стилистических примет того и другого. И дело не только в том, что существуют переходные явления  между прозой и стихами (стихи  в прозе), дело в том, что возможно приобретение прозой поэтических черт, и, наоборот, стихами - черт прозаических. Прозаизация стихотворных текстов  и поэтизация прозаических - явление, связанное не столько с формальными  показателями (например, ритмизация прозы), сколько с внутренним смыслом  текста, с особой эстетической установкой автора, его эмоциональной и мировоззренческой  сущностью.

 

Поэтичность - это особое свойство произведения, которое сообщает ему одухотворенность, приподнятость  над обыденным. Дело не в предмете изображения, а в его освещении, не в теме, не в сюжете, а в их воплощении, в ракурсе, в эмоционально-нравственных акцентах (один булыжник видит под  ногами, другой - звезду, упавшую с  небес). Поэтично то, в чем есть нечто  сверхпрактического назначения.

 

Поэтичность в прозаическом тексте создается разными приемами, например, образностью, рожденным столкновением  реального и ирреального; приемом  недоговоренности; сочетанием прямого  и переносного в значениях  речевых единиц. Поэтичность обнаруживается в самом способе построения текста.

 

Например, в классицизме  поэтичность создается использованием античной символики. Такая форма  обычно не вызывает разночтений. Для  раскрытия античной аллегории, символов, эмблем необходимы лишь историко-культурные знания. Труднее постигается эстетическое кредо романтиков: они активно  эксплуатируют прием недоговоренности, смешения реального и ирреального  планов.

 

Поэтичность ощущается  через эмоциональное (не интеллектуальное!) потрясение. Сплетение реальных и  ирреальных (легендарных) образов делает поэтичной прозу Ч. Айтматова. Практически  все его романы построены на жизненной  трансформации легенд, через обращения  к легендам осмысливаются реальные жизненные ситуации («Белый пароход», «Плаха», «Буранный полустанок»).

 

С другой стороны, стихотворный текст может приобретать прозаические черты, особенно это свойственно  «говорному» типу стиха. Такая прозаизация  осуществляется за счет разговорных  интонаций, диалогизации, включения  в текст слов бытового содержания. Такая тонкая, частичная прозаизация не лишает произведение в целом яркой художественности. В разработке разговорных форм (и отчасти частушечных) преуспела, например, А. Ахматова, в поэтических описаниях которой можно встретить много бытовых деталей, вплоть до «дырявого платка». Тонкая прозаизация ощущается в самой сложности поэзии Ахматовой, когда возвышенное оказывается рядом с земным. «Обрастание лирической эмоции сюжетом - отличительная черта поэзии Ахматовой. Можно сказать, что в ее стихах приютились элементы новеллы или романа, оставшиеся без употребления в эпоху расцвета символической лирики». Сюжетность просвечивает у Ахматовой через повествование, которое имеет жесткую, энергичную форму. (Смена действий во времени дается путем нанизывания глагольных форм времени.):

 

Было душно от жгучего  света,

 

А взгляды его - как  лучи.

 

Я только вздрогнула: этот

 

Может меня приручить.

 

Наклонился - он что-то скажет...

 

От лица отхлынула  кровь.

 

Пусть камнем надгробным ляжет

 

На жизни моей любовь.

 

Однако прозаизация  стихотворного текста может быть доведена до такой степени, когда  собственно поэзия исчезает, остается голая форма стиха - ритм и рифма (например, у современного авангардиста В. Сорокина некоторые стихи цикла  «Времена года»). В частности, обычное  «Языковое сознание» не приемлет включения в стихи нецензурной  лексики и описания деталей интимной жизни. Такой нарочитый бытовизм и натурализм взрывает стих изнутри.

 

Интересным представляется вопрос о прозаизации прозаического  текста. Несмотря на свою парадоксальность, он вполне закономерен, особенно если иметь в виду некоторые современные  литературные произведения. Это лишний раз свидетельствует о том, что  понятия «поэтичность» и «прозаичность» вышли далеко за пределы той сферы  принадлежности, откуда они родом, т.е. поэтичность необязательно свойство поэзии, а прозаичность - прозы. Хотя, конечно, важен и такой нюанс: стихи без поэтичности - это все-таки нонсенс, а проза без поэзии - это  проза, которая может быть в высшей степени художественной.

 

Цель прозаизации  художественного текста, в том  числе и прозаического, - достичь  правдоподобия, приблизить к обыденному, земному, реальному (хотя может быть и другая причина - например, выражение  таким образом социального протеста против традиционно сложившихся  литературных канонов и т.п.).

 

Правдоподобие достигается, как правило, обращением к различным  отклонениям от литературной нормы  в языке.

 

Эти отклонения суть:

 

1) речь диалектная;

 

2) речь неграмотная;

 

3) речь простонародная;

 

4)жаргонная, социально  ограниченная;

 

5) речь табуированная,  обсценная.

 

В основном такая имитация речи связана с построением речевых  характеристик персонажей, однако возможна и стилизация авторской речи, речи рассказчика и вообще любого субъекта речи. История русской литературы свидетельствует о естественности обращения многих писателей к  диалектизмам, неграмотностям, речи жаргонной, арготической. Даже такой «поэтический»  прозаик, как И.С. Тургенев, не мог  обойтись без диалектной окраски  своих текстов. Все дело в объеме вкраплений и мотивировке. Ни поэтичность, ни художественность в целом от этого  не страдают.

 

В последнее время  особенно актуальным становится вопрос о нецензурной, обсценной речи в  современных печатных текстах. Многих это возмущает, шокирует, оскорбляет. Другие настроены более лояльно  и для подкрепления своей позиции  ссылаются на то, что и классики иногда «пошаливали» (например, А.С. Пушкин). Однако серьезно этот вопрос не проанализирован. Личные вкусовые критерии оказываются  доминирующими. Если же принять во внимание общую прозаизацию литературной речи, протекающую очень активно  в последнее время, причем не только в прозе, но и в поэзии, то анализ этого явления окажется вполне закономерным.

 

Интерес к этому «отверженному» лексическому фонду в последнее  время активизировался. См., например, «Проспект словаря разговорноокрашенной и сниженной лексики русского языка» В.Д. Девкина (1993). Ранее обычно обсценные номинации из словарей изгонялись. Но сейчас такая потребность  возникла, хотя бы потому, что прогрессирует  стихийная легализация выражений, всегда считавшихся неприличными и  потому запретными.

 

Так, например, А. Шаталов  в предисловии к книге Э. Лимонова «Это я - Эдичка» объясняет обращение  автора к нецензурной лексике  таким образом:

 

«Обсценная лексика, используемая Лимоновым, существенно  необходима для адекватного восприятия его текстов, она является неотъемлемой характеристикой личности героя  книги и мотивируется той экстремальной  ситуацией, в которой он находится. В большинстве случаев она  используется во внутренних монологах  или размышлениях Эдички, борющегося за сохранение в чужой стране собственного «я», собственного менталитета, и поэтому  употребление им табуированных слов, характерных в большинстве случаев  именно для русского человека, помогает ему ощущать свою русскость, свое отличие от американского общества, «сливаться» с которым, как это  ни удивительно, может быть, для самих  американцев, он не хочет и не может. Таким образом, можно предположить, что герой книги форсирует  употребление ненормативной лексики, которая, будучи даже переведенной на другой язык, не воспринимается чем-то чрезмерным и эпатирующим, поэтому, соответственно, и не несет тот  эмоциональный всплеск, который  естествен для русскоязычного текста" (Глагол. Литературно-художественный журнал. - 1990. - № 2). Сам же Лимонов подчеркивает, что намеренно пишет на «крепком мужском языке», поскольку его  герой разговаривает именно так. И даже добавляет: «Именно так  разговаривает все его советское  окружение».

 

Не менее естественно  для литературных текстов и обращение  к «лагерной речи», речи уголовников, поскольку эта тема для русской  литературы XX в. оказалась весьма актуальной. Лагерная жизнь, жизнь «зоны» вряд ли может быть представлена в «поэтических тонах». И здесь действует закон  правдоподобия. Интересное мнение о  речи уголовников высказал С. Довлатов: «Законы языкознания к лагерной действительности - неприменимы. Поскольку  лагерная речь не является средством  общения. Она - не функциональна. Лагерный язык менее всего рассчитан на практическое использование. И вообще, он является целью, а не средством». И далее: «На человеческое общение тратится самый минимум лагерной речи… Такое ощущение, что зеки экономят на бытовом словесном материале. В основном же лагерная речь - явление творческое, сугубо эстетическое, художественно-бесцельное [...]. Как это ни удивительно, в лагерной речи очень мало бранных слов. Настоящий уголовник редко опускается до матерщины. Он пренебрегает нечистоплотной матерной скороговоркой. Он дорожит своей речью и знает ей цену.

 

Подлинный уголовник  ценит качество, а не децибелы. Предпочитает точность - изобилию. Брезгливое: «Твое  место у параши,» - стоит десятка  отборных ругательств" (С. Довлатов. Зона).

 

Как видим, прозаизация  художественного текста в современной  литературе часто доводится до максимума, ибо это не просто литературный прием, помогающий выпукло показать речь персонажа, это язык самого автора, вживающегося в среду, в обстановку, в социальную действительность. И более того, в некоторых случаях такое  пренебрежение нормативностью позволяет  выразить свое неприятие традиционных канонов литературного вкуса.

Понятие креолизованного  текста

 

 

Сообщение, заключенное  в тексте, может быть представлено вербально (словесный текст) или  иконически, т.е. изобразительно (греч. еikon) - изображение).

 

Основная задача автора заключается в том, чтобы обеспечить реципиенту (в данном случае читателю) наиболее благоприятные условия  для понимания текста. Поэтому, учитывая характер и назначение текста, автор  может варьировать свое обращение  к тем или иным средствам выражения. Сочетание вербальных и невербальных, изобразительных средств передачи информации образует креолизованный (смешанного типа) текст. Взаимодействуя друг с  другом, вербальный и иконический  тексты обеспечивают целостность и  связность произведения, его коммуникативный  эффект.

 

Креолизованные тексты могут быть текстами с частичной  креолизацией и текстами с полной креолизацией. В первой группе вербальные и иконические компоненты вступают в автосемантические отношения, когда вербальная часть сравнительно автономна и изобразительные  элементы текста оказываются факультативными. Такое сочетание часто находим  в газетных, научно-популярных и  художественных текстах. Большая спаянность, слияние компонентов обнаруживается в текстах с полной креолизацией, в которых между вербальным и  иконическим компонентами устанавливаются  синсемантические отношения: вербальный текст полностью зависит от изобразительного ряда, и само изображение выступает  в качестве облигаторного (обязательного) элемента текста. Такая зависимость  обычно наблюдается в рекламе (плакат, карикатура, объявления и др.), а также  в научных и особенно научно-технических  текстах.