В. Паули и К. Юнг: Диалог о психоанализе

     Для того, чтобы разобраться, как дороги таких разноплановых ученых сошлись, стоит вернуться в 1929 год, в то время, когда Паули женился. К  сожалению, его брак не продлился  и года, вызвав сильное нервное  расстройство и душевный кризис, что  и побудило его обратиться к психиатру  – к Карлу Густаву Юнгу. В  течение года его лечением занималась ассистентка Юнга, заметив безуспешность  лечения, Юнг решил заняться Паули самолично. Глубокий анализ сновидений Паули в конечном итоге привел к сближению. Юнг был чрезвычайно яркой личностью, кроме того, он был старше Паули на 25 лет и, естественно, оказал на него огромное влияние. В свою очередь, для Юнга, это общение также оказалось необычайно плодотворным. «У меня была возможность, - писал он в работе «Синхронистичность: некаузальный связующий принцип», - благодаря

любезно проявленному профессором Паули  интересу к моей работе, обсуждать…принципиальные вопросы с профессиональным физиком, который, в то же самое время, мог оценить мои психологические аргументы». Их общение и переписка продолжались в течение четверти века практически до самой смерти Паули.

Рассмотрим  подробнее результаты их совместной научной деятельности. 

2. Теория синхронистичности 

     Еще с середины 1920-х годов – т. е. как раз со времени окончательного сложения квантовой механики, – Юнг заинтересовался проблемой странных и необъяснимых смысловых совпадений, наличие которых не может быть объяснено существованием причинно следственных связей, - вопросом, имеющим непосредственное отношение к первой из трёх выделенных В.Л.Гинзбургом «великих» проблем физики - проблеме стрелы времени. Юнг назвал эти смысловые совпадения «синхронистическими». Впервые термин «синхронистичность» Юнг употребил в своей речи в память Рихарда Вильгельма, произнесенной 10 мая, 1930 года в Мюнхене и впоследствии опубликованной в приложении к «Тайне Золотого Цветка». В 1951 году на заседании общества «Эранос», Юнг сделал доклад «О “синхронистичности”». В развитие этого доклада в следующем, 1952 году в сборнике «Интерпретация природы и психе» была опубликована работа «Синхронистичность: некаузальный связующий принцип». Введение к ней Юнг начинает следующими словами: «Как мы знаем, открытия современной физики значительно изменили научную картину мира в том смысле, что они разрушили абсолютность законов природы и сделали их относительными. Законы природы - это статистические истины, то есть они абсолютно верны только тогда, когда мы имеем дело с макрофизическими величинами. В царстве очень маленьких величин предсказуемость ослабевает, а то и вообще становится невозможной, поскольку очень маленькие величины не ведут себя в соответствии с известными законами природы. Философским принципом, который лежит в основе нашей концепции закона природы, является причинность. Но если связь между причиной и следствием оказывается только статистически и только относительно истинной, то принцип причинности только относительно годится для объяснения природных процессов и, стало быть, предполагает существование одного или нескольких необходимых для объяснения факторов. Можно сказать, что связь между событиями при определенных обстоятельствах имеет отличный от причинного характер и требует другого принципа объяснения».

Несомненно, Паули объяснил Юнгу, что квантовомеханическая концепция

подразумевает отсутствие каких-либо «скрытых параметров». Вероятностный характер законов природы обусловлен не нашим незнанием подлинной природы вещей, а присущ природе «самой по себе». Это значит, что углубляясь в«суть»мироздания, мы достигаем той глубины, где становятся существенными уже не только причинно-следственные связи, но и связи синхронистические, не обусловленные наличием какого-либо переносчика взаимодействия. Приблизительно в то же самое время, когда Юнг обсуждал с Паули концептуальные проблемы квантовой физики, появилась работа Эйнштейна, Подольского и Розена с описанием знаменитого ЭПР-парадокса. Этот парадокс демонстрирует опровержение классического принципа, согласно которому часть определяет целое. Как выясняется, именно целое предшествует части, - и отсюда так называемая «нелокальность». Фактически, это означает необходимость введения целевых причин, что может разрушить всю концептуальную схему современной физики. Примечательно, что, по Юнгу, именно наличие целевых причин отличает психическую энергию от физической, в остальном же они близки.

Академики А.Д. Александров и В.А. Фок называют взаимодействие, наличием которого обусловлено ЭПР-парадокс, «не-силовым», а Фок сравнивает его с взаимодействием человеческих личностей взаимодействием не физическим, но психическим. ЭПР-парадокс представляет собой яркий пример изучавшегося Юнгом и Паули и наблюдаемого в микромире «физического синхронизма»,когда «непсихическое ведет себя подобно психическому», демонстрируя наличие синхронистического взаимодействия между микрообъектами.

     Сравнить  материальные частицы с живыми организмами - для физика

смелость  необычайная. Но интересно, что уже  в 1919 году Чарльз Галтон Дарвин, одним из первых начавший поиски логически последовательных основ квантовой механики, в своей (оставшейся неопубликованной и ныне хранящейся в Библиотеке Американского философского общества) статье «Критика основ физики» писал: «Я давно уже считал, что фундаментальные основы физики находятся в ужасном состоянии. … Может случиться, что потребуется фундаментально изменить наши представления о времени и пространстве, …либо даже в качестве последней возможности приписать электрону свободу воли». Юнг был убеждён в том, что наличие синхронистических совпадений может быть объяснено только тем, что материальное и психическое «соприкасаются»друг с другом – соприкасаются на каком-то глубинном уровне. Более того, материальное и психическое представляют собою, по сути, два взаимодополнительных способа проявления некой единой природы. «Так как психеи материя содержатся в одном и том же мире и, более того, находятся в непрерывном контакте друг с другом и, в конце концов, основываются на непредставимых, трансцендентных факторах, то не только возможно, но даже и весьма вероятно, что психе и материя — это два различных аспекта одной и

той же вещи, - писал Юнг в работе «О природе психе». - Как мне кажется, на это указывают синхронистические явления, поскольку они показывают, что

непсихическое может вести себя подобно психическому, и, наоборот, без

существования какой-либо каузальной связи между  ними». Паули также

полагал, что«общая проблема связи между психическим и физическим,

внутренним  и внешним не может быть решена и с помощью возникшего за

последние сто лет понятия “психофизического” параллелизма. Современное

естествознание  привело нас к более удовлетворительной точке зрения на эту

связь, введя понятие дополнительности непосредственно в физику. Наиболее

удовлетворительным  было бы такое положение, когда  физическое и

психическое можно было бы рассматривать как дополняющие друг друга

аспекты одной и той  же действительности.

     Таким образом, касаясь третьей из поднятых В.Л. Гинзбургом «великих»проблем физики можно, основываясь на исследованиях Юнга и Паули, предположить, что не жизнь и сознание должны объясняться исходя из законов физики, но законы физики и законы сознания должны рассматриваться как взаимо-дополнительные.

Юнг утверждал, что «глубинные слои психэ теряют индивидуальную

исключительность  по мере того, как отступают всё  дальше и дальше в темноту. Это последовательное “движение вниз” означает, что по мере их приближения к автономным функциональным системам, они становятся все более коллективными, вплоть до универсализации и растворения в телесной материальности, то есть в химических субстанциях. Углерод человеческого тела— это просто углерод. Следовательно, на своём “дне” психэ является просто миром». 
 

3. Архетипы физики 

     Изучая  полемику Иогана Кеплера с видным представителем герметической традиции Робертом Фладдом, Паули пришел к выводу, что фундаментальные архетипические структуры психики находят символическое отражение в естественнонаучных построениях. Кеплер был особенно интересен Паулии менно потому, что его идеи «знаменуют важный промежуточный этап между прежним магико-символическим и современным количественно-математическим описанием природы». Паули утверждал, что «процесс познания природы – также, как ощущение счастья, испытываемое человеком при познании, т. е. при усвоении его разумом нового знания, - основывается, по-видимому, насоответствии, совпадении предсуществующих, внутренних образов человеческого мышления и внешних вещей и их сущностей. … Кеплер говорит об идеях, предсуществующих в божьем духе и передаваемых при актетворения человеческой душе как подобию Бога. Эти прообразы, которые душа

может воспринимать с помощью врожденного  инстинкта, Кеплер называет

первообразами. Первообразы Кеплера во многом совпадают с введенными в современную психологию К.Г. Юнгом “стихийными образами”, или

архетипами, выступающими в роли “инстинктивных представлений”».

По Юнгу, центральное место среди всех архетипов занимает архетип

самости – глубочайший центр личности, играющий важнейшую роль в процессе индивидуации– процессе обретения человеком целостности без утраты многообразия. В отличие от эго, стоящего «на периферии» психического, эго, внешней «границей» которого является обращённая к миру персона, самость находится в трансцендентной бездне психики. Спонтанно становящийся процесс индивидуации требует участия в нем сознания, – тогда он происходит быстрее и вовлекает всю полноту человеческого естества. Но даже если человек сознательно устремлён в другую сторону, индивидуация всё равно свершается, пусть и медленнее. Трансценденция сознания к самости переживается – чаще всего, во сне, – в виде архетипических образов. К числу таких архетипических символов индивидуации относится, в первую очередь, образ Божественного Младенца, а также символы тетрады или мандалы, – именно те, которые часто появлялись в сновидениях самого Паули. В работе «Синхронистичность: некаузальный связующий принцип» Юнг отмечал, что, согласно изысканиям Паули, полемика Кеплера и Фладда ознаменовала собою переход от прежнего «четверичного», «самостного»,магико-символического описания природы к «тройческому», «эгоистическому», -классическому количественно-математическому, использующему категории пространства, времени и причинности. Как писал Паули, «для психологии антагонизма между Кеплером и Фладдом важное значение имеет факт, что число

четыре  имело у Фладда особый символический  характер, в то время как Кеплер никак не выделял его». В то время как Кеплер считал ключевым число 3(трёхмерность пространства, как уже говорилось, он связывал с Божественной Троичностью), для Фладда таким было число 4, которое он ассоциировал с освященным Тетраграмматоном, четырьмя временами года, четырьмя элементами геометрии (точкой — линией — поверхностью — телом) и четырьмя стихиями мироздания (субстанцией — акциденцией — количеством — движением). По мнению Паули, «тройческая» мандала Кеплера символизирует определенную установку или душевный уклад, по своему значению далеко выходящую за пределы атрибутов личности Кеплера; именно они явились причиной возникновения того естествознания, которое сегодня мы называем классическим. От некоторого внутреннего центра душа движется во вне (всмысле экстраверсии), к материальному миру, в котором, по предположению, все

процессы  представляют собой нечто автоматическое, так что дух объемлет это материальный мир своими идеями, как бы покоясь. Как свидетельствует Абрахам Пайс, для Паули числа 3 и 4 также имели мистико-символическое значение. Сам он так писал об этом: «Мой путь к принципу запрета лежал через трудный переход от 3 к 4 с необходимым приданием электрону четвертой степени свободы [спин] в добавление к трем для перемещений [курсив Паули]». Паули был убеждён в том, что возникновение нового, неклассического естествознания неминуемо требует и смены парадигмы мышления. Поэтому его интерес к спору Кеплера с Фладдом глубоко закономерен. Паули был уверен, что «с точки зрения психологии “четверичная” установка Фладда отвечает большей полноте восприятия по сравнению с “троичной”установкой Кеплера. Если до Кеплера душа была неким символическим образом, с помощью которого пытались выразить не поддающиеся измерению стороны восприятия, в том числе нематериальность эмоций и интуитивные оценки, то Кеплер рассматривал душу почти как систему резонаторов, допускающую строгое математическое описание. Даже отвергая возможность познания количественной стороны природы и ее закономерностей, Фладд с помощью своих“иероглифических фигур” пытался сохранить единство внутреннего восприятия“наблюдателя” (как сказали бы мы сегодня) и внешних процессов, происходящих в природе, и тем самым целостность рассмотрения всей природы. Именно эта целостность составляет содержание идеи об аналогии между микрокосмоми макрокосмосом. По-видимому, она отсутствует уже у Кеплера и полностью выпадает из картины мира классического естествознания. Современная квантовая физика вновь особо подчеркивает возмущения, вносимые в процессе измерений, а современная психология вновь использует в качестве материала символические образы (а именно — те, которые самопроизвольно возникают во снах и грезах), чтобы познать процессы, происходящие в коллективной(“объективной”) душе. Таким образом, в физике и психологии современный человек вновь видит отражение старой противоположности между количественным и качественным. Однако со времен Фладда и Кеплера мы существенно приблизились к возможности наведения моста между крайними полюсами этих двух противоположностей: во-первых, идея дополнительности в

современной физике позволила прийти к новому синтезу представлений, ранее

считавшихся противоположными (например, волны  и частицы), и показать, что противоречие между ними — кажущееся; во-вторых, использование старых алхимических идей в психологии К.Г. Юнга показало, что единство психических и физических явлений носит более глубокий характер. «В отличие от Кеплера и Фладда, мы считаем приемлемой лишь такую точку зрения, которая признает обе стороны действительности — количественную и качественную, физическую и психическую — дополняющими друг друга и рассматривает их в неразрывном единстве. Возвращение к архаической точке зрения, единство и замкнутость которой достигались ценой наивного невежества представлений о природе, для современного человека, очевидно, невозможно .Тем не менее именно сильное стремление ко все большему единству картины мира способствует тому, что современный человек начинает сознавать то значение, какое имеет для становления научных идей донаучная ступень познания … и наряду с исследованием естественнонаучного познания извне исследует его изнутри. В то время как первое направление имеет предметом исследования наши знания о внешних объектах, второе позволяет выявить теархетипические представления, которые были использованы при создании научных понятий. Полного понимания можно достичь, лишь объединив оба эти направления».Сам Юнг также был уверен в необходимости «расширения троичности до четверичности». Обсуждая часто повторявшиеся в сновидениях Пауликватерные символы, Юнг настаивает на том, что «четверица является более или менее непосредственным образом Бога, проявляющего себя в творениях. Мы можем, поэтому, сделать вывод, что спонтанно воспроизводимая в сновидениях людей четверица означает то же самое - Бога внутри» – вбездне сокровенных глубин человеческой психики и в бездне фундаментальных начал мироздания. Таким образом, «идея Бога, полностью отсутствующая в сознании современного человека, возвращается в форме, которая сознательно была ему известна три или четыре столетия тому назад», – так оценивал явление четверицы Юнг.