Кальвин Ж. О христианской жизни

 

Когда мы поймём, что  земная жизнь — это дар божественного  милосердия, во имя которого мы как  бы принимаем обязательства по отношению  к Богу, а также долг благодарности, — только тогда будут уместны  рассуждения от её несчастьях с целью  избавиться от того излишнего пристрастия  к этой жизни, к которому, как мы показали, влечёт нас природа.

 

4. Итак, всё, что  мы отнимаем от неправедной  любви к земной жизни, следует  присовокупить к желанию жизни  небесной.

 

Я вполне согласен, что  люди, считавшие высшим благом вовсе  не родиться, либо поскорее умереть[27][3], хорошо рассудили соответственно их человеческому разумению.

 

Ведь поскольку  они были язычниками, лишёнными божественного  просвещения и истинной религии, то что же могли они увидеть в земной жизни, помимо лишений и страха?

 

Так же оправдан плач скифов при рождении ребёнка; а когда  у них умирал кто-нибудь из родственников, они веселились и устраивали торжество[28][4]; но ничуть от этого не преуспели.

 

Так как им недоставало  истинного учения о вере, они не видели, как нечто несчастливое и  нежеланное обращается во спасение для  верующих. Поэтому результатом их размышлений было отчаяние.

 

Пусть же верующие, оценивая эту обречённую на смерть жизнь, всегда преследуют такую цель: именно потому, что в ней, как они отлично  видят, царит страдание, они должны отстраняться от неё и усерднее предаваться  созерцанию будущей вечной жизни.

 

Когда они станут сравнивать эти две жизни, то смогут не только не заботиться о первой, но и презирать  её и не придавать ей никакого значения, видя перспективу жизни иной.

 

Ведь если небо —  наше отечество, то разве земля —  что-то иное, нежели временное пристанище на чужбине?

 

Более того, поскольку  земля несёт проклятие греха, то разве она — не место изгнания?

 

Если расставание  с этим миром означает вступление в жизнь, то разве этот мир —  не усыпальница? И разве пребывание в нём означает не погружение в  смерть?

 

Если избавление от этого тела означает свободу, то разве  оно — что-то иное, нежели темница? Если наше высшее блаженство состоит  в лицезрении Бога, то разве отсутствие его не означает страдания?

 

Ибо, пока мы не покинули этот мир, мы отстранены от Господа (2 Кор 5:6).

 

Итак, если земную жизнь  сравнить с небесной, то не останется  сомнений в том, что она заслуживает  презрения и представляет собой  жизнь во прахе, подобном навозу.

 

Разумеется, не надо испытывать к ней ненависти, несмотря на то, что она держит нас в рабстве  греху; собственно говоря, эта ненависть  должна относиться не к самой жизни.

 

Как бы то ни было, если случится, что от огромной усталости  и скорби мы захотим увидеть конец  земной жизни, надо быть готовыми продолжать её в угоду Богу, дабы наша тоска  не вылилась в ропот и нетерпение. Ведь жить — это как стоять на посту, куда поставил нас Господь  и где мы должны оставаться до тех  пор, пока Он не отзовёт обратно.

 

Св. Павел весьма сетует на свою участь из-за того, что он, как  узник, заключён в темницу своего тела на более долгий срок, чем ему  хотелось, и томится пламенным  желанием освободиться (Рим 7:24). Однако, повинуясь Божьей воле, он заявляет, что его влечёт и то и другое (Флп 1:23), потому что он сознавал свой долг прославить Божье имя как жизнью, так и смертью.

 

Поэтому, если нам надлежит жить и умереть ради Господа, то предоставим  его благой воле и свою жизнь, и  свою смерть; но таким, однако, образом, чтобы всегда желать смерти, постоянно  размышлять о ней, презирая эту смертную жизнь перед лицом будущего бессмертия и желая оставить её, как только это будет угодно Господу, — из-за того, что она удерживает нас в  рабстве греху.

 

5. Однако случается,  подобно уродству, что многие  люди, именующие себя христианами,  вместо того, чтобы желать смерти, испытывают перед нею такой  страх, что едва услышат об  этом — дрожат, словно речь  идёт о величайшем горе.

 

Нет ничего удивительного  в том, что наш природный разум  волнуется и пугается, когда мы слышим, что душа должна отделиться от тела; но ни в коем случае нельзя мириться с тем, чтобы христианская душа была лишена света до такой степени, что не могла бы преодолеть и подавить любой страх превосходящим его утешением.

 

Ведь если мы ясно представим себе, что сосуд нашего тела немощен, порочен, испорчен, дряхл и обречён  тлению, что он ни на что не годен  и почти разбит вдребезги для  того, чтобы затем возродиться  во славе — совершенной, могущественной, нетленной и небесной, — то разве  вера не заставит нас пламенно стремиться к тому, чего природа избегает и  страшится?

 

Если мы представим, что смерть вызволит нас из изгнания, чтобы поселить на нашей родине, то есть в небесной отчизне, то разве  это не даст нам величайшего утешения[29][5]?

 

Впрочем, кто-нибудь здесь  возразит, что всё стремится к  постоянству бытия.

 

Я согласен. И по -этой именно причине уверяю, что нам следует стремиться к будущему бессмертию, при котором наша участь будет неизменной, чего вовсе не бывает на земле.

 

Св. Павел замечательно учит верующих идти навстречу смерти с радостью не потому, что они  хотели бы совлечься, но потому, что  они желают облечься в лучшее (2 Кор 5:2).

 

Если разумно, что  дикие животные и даже неодушевлённая тварь, включая деревья и камни, наделённые смутным чутьём своей  временности и тленности, ожидают  Судного дня, чтобы освободиться от рабства тлению (Рим 8:19), — то мы, в отличие от них просвещённые вначале природой и сверх того озарённые Божьим Духом в том, что касается нашего бытия, разве  не возносим взор поверх земного праха?

 

Но в мои намерения  не входит более подробное опровержение столь пагубного извращения. Я  ведь уже говорил вначале, что  не хотел бы здесь рассуждать о каждом предмете в форме поучения.

 

Я бы дал совет подобным людям, выказывающим робость духа, прочитать  книгу св. Киприана[30][6], названную им “О смертности”, коль скоро они не заслуживают, чтобы их отослали к философам, у которых они обнаружили бы презрение к смерти, способное их устыдить.

 

Итак, надо придерживаться того правила, что никто не преуспеет  в учении Христа, если не ожидает  дня смерти и грядущего воскрешения  с радостью и весельем.

 

Ибо св. Павел по этому  признаку отличает верующих (Тит 2:12-13).

 

И Писание постоянно  напоминает нам об этом, когда хочет  вселить в нас радость: “Восклонитесь, говорит Господь, и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше” (Лк 21:28).

 

Почему же, спрошу я  вас, то, что Христос считал радостным, вызывает у нас лишь печаль и растерянность?

 

И если это так, то почему мы величаем себя его учениками?

 

Будем же рассуждать здраво и, хотя слепое и неразумное влечение нашей плоти мешает тому, не допустим сомнения, желая пришествия Господа  как счастливейшего события и  желая не просто, а до вздохов  и стенаний.

 

Ибо к нам грядёт Искупитель, дабы ввести нас в наследие своей славы, вызволив из пучины бедствий и нужды.

 

6. Поистине дело  обстоит так, что всем верующим, пока они живут на земле,  надлежит быть обречёнными на  заклание как овцы, дабы уподобиться  своему главе Иисусу Христу (Рим  8:36)[31][7].

 

Они были бы безнадёжно несчастны, если бы не возносили своих  помыслов к небесам, чтобы превзойти  всё мирское и проникнуть взором за пределы земного (1 Кор 15:19).

 

Но если однажды  они вознесли свои помыслы над  земным, а потом увидели, что нечестивцы процветают в богатстве и почестях, вкушают покой, обладают всем, чего хотят, живут в усладах и роскоши, то даже в том случае, когда верующие терпят от нечестивцев жестокости и  поношения, когда они подвергаются лихоимству и всякого рода обидам, — то даже и тогда они легко  найдут в себе силы для противостояния всем несчастьям.

 

Ведь они всегда будут представлять себе тот последний  день, когда, как им известно, Господь  должен собрать верующих для утешения в своём Царстве, осушить их слезы, увенчать их славой, одеть в одежды радости, насытить неописуемой сладостью  своих яств, возвысить до своего величия, наконец сделать их участниками своего блаженства (Ис 25:8; Откр 7:17).

 

И, напротив, Господь  должен беспощадно посрамить нечестивцев, которые были возвеличены на земле, обратить их наслаждения в жестокие муки, их смех и радость — в  плач и скрежет зубовный, лишить их покоя жестокими угрызениями  совести и наконец погрузить их в вечный огонь и поставить услужать верующим, к которым они были несправедливы.

 

Ибо правосудие, как  свидетельствует св. Павел, означает воздаяние отрадой оскорблённым и неправедно гонимым и скорбью  — оскорбляющим, утесняющим праведников  в тот самый день, когда явится с неба Господь Иисус (2 Фее 1:6).

 

Таково наше единственное утешение; лишись мы его, то либо пали бы духом, либо стали бы обманываться и  обольщаться напрасными и легковесными утешениями, которые привели бы к  погибели.

 

Ведь даже пророк признаётся, что он едва не пошатнулся и стопы  его едва не поскользнулись, когда  он позавидовал нечестивым, видя их земное благоденствие; и он не мог  прийти в себя, пока не успокоился созерцанием  Божьего святилища, то есть пока не представил, каков будет конец  праведных и нечестивых (Пс 72:2).

 

В заключение я повторяю, что Крест Христов в том  случае окончательно побеждает в  сердцах верующих дьявола, плоть, грех, смерть и сокрушает нечестивцев, если верующие устремляют взоры к  созерцанию силы воскресения Христа.

 

Глава V

КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЗЕМНОЙ ЖИЗНЬЮ И ЕЕ БЛАГАМИ

 

1. На том же опыте  Писание учит нас, как правильно  пользоваться земными благами;  этим уроком недопустимо пренебрегать, когда речь идёт о благоустроении нашей жизни.

 

Ибо если жить мы должны, то надо пользоваться необходимыми для  жизни средствами.

 

Более того, мы не можем  воздержаться от того, что, кажется, больше служит удовольствию, чем необходимости.

 

Нужно, очевидно, придерживаться определённой меры, чтобы пользоваться подобными вещами с чистой и спокойной  совестью как ради необходимости, так и ради наслаждения. Эту меру нам указывает Бог, когда учит, что для его служителей земная жизнь означает как бы странствие, совершая которое они направляются к Царству Небесному.

 

Если нам надо лишь миновать землю, то несомненно, что  мы должны так использовать её блага, чтобы они ускоряли наше продвижение, а не замедляли его.

 

Поэтому св. Павел настоятельно призывает нас, чтобы пользующиеся этим миром были как не пользующиеся и чтобы люди покупали имения и  поместья так, будто продают их (1 Кор 7:31).

 

Однако, поскольку  это непросто и здесь опасно впасть р ту или другую крайность, то мы дадим краткое изложение учения, на которое можно было бы с уверенностью опереться.

 

В связи с этим некоторые  праведные и святые люди, видя, что  невоздержанность, словно конь без  узды, постоянно выводит людей  из разумных пределов, если не укротить её суровостью, и с другой стороны  желая исправить столь большое  зло, разрешили человеку пользоваться материальными благами лишь в той мере, в какой этого требует необходимость[32][1].

 

Они поступили так  потому, что не видели никакого иного  средства. Их требование было вызвано  добрыми побуждениями, но при этом они зашли слишком далеко в  своей суровости. Ведь они выдвигали  очень опасное требование: этим они  стеснили человеческую совесть жёстче, нежели её стесняло слово Божье. Ибо  они требуют, чтобы мы удовлетворяли  свои нужды, воздерживаясь от всего, без чего можно обойтись.

 

Так что если с ними согласиться, то едва ли будет позволительно  человеку что-либо добавить к хлебу  и воде.

 

Встречались и более  нетерпимые люди, как, например, рассказывают про жителя Фив по имени Кратет[33][2], который выбросил всё своё имущество в море, полагая, что если оно не погибнет, то погибнет он сам.

 

Ныне, наоборот, встречается  очень много людей, которые, стремясь отыскать предлог для оправдания любого излишества при пользовании окружающими их вещами и любого попустительства плоти, чрезмерно склонной к вольностям, считают общепринятым положение, с которым я не согласен:

 

якобы не надо ограничивать свободу никакой мерой, но лучше, чтобы совесть каждого человека решала, чем позволительно ему  пользоваться.

 

Я вполне признаю, что  мы не должны и не можем ограничивать совесть человека в этом отношении  формулами и установлениями: но поскольку  Писание устанавливает общие правила законного пользования, то почему не свериться с ними и не определить ограничения по ним?

 

2. В качестве отправного  положения следует принять, что  пользование Божьими дарами отнюдь  не является заблуждением, если  оно соответствует цели, ради  которой Бог их сотворил и  предоставил нам, ибо Он сотворил  их нам во благо, а не во  вред.

 

Поэтому правильный путь изберёт только тот, кто будет  прилежно стремиться к этой цели.

 

Действительно, если мы задумаемся, для какой цели Бог  создал пищу, то обнаружим, что Он намеревался  не только удовлетворить нашу потребность, но и дать нам насладиться и  развлечься.

 

В отношении одежды Он также позаботился, помимо необходимости, о том, что было бы достойным и  приличным.

 

Что касается трав, деревьев и плодов, то, помимо разнообразной  пользы их для наших нужд, Он хотел  доставить нам радость от любования  их красотой и удовольствие от их аромата. Иначе пророк не упоминал бы в числе  Божьих благодеяний, что вино веселит  сердце человека, а елей украшает блеском  его лицо (Пс 103:15). Писание не напоминало бы то тут то там о благодарности Богу за щедрость, с которой Он сотворил все эти блага для человека.

 

И сами добрые свойства разных вещей в природе показывают нам, как надо наслаждаться, ради какой  цели и до какой степени.