Философия Истории

бых христианских заповедей. Самое главное, что монголы  задали русскому народу другую парадигму  развития.

Прежде всего  они на века оторвали русские земли  от Запада, откуда, как известно, к  ним пришли государствен-ность и религия, соорудив между Русским Улусом и Западом стену непонимания и подозрительности, которые не преодолены в полной мере и по сей день и которые разделили на разные народы даже самих русичей: русских, украинцев и белоруссов. Они принесли с собой на Русь совсем другой тип отношений – отношений деспотической, подавляющей человеческое Я зависимости; тип, на Руси раннее неведомый, где зависимость носила вассальный характер, никак не подавляющий человеческое достоинство.

       Но ещё важнее травмы духовные. Дело в том, что захватив Русь, монголы располагаться на русских землях не стали, а ушли обратно в степь и основали там новую ставку. В русских же городах остались лишь небольшие на-блюдательные гарнизоны, управленческие же функции были оставлены местной власти, главной из которых стал сбор и доставка в Сарай дани и рабов-ремесленников, от чего напрямую зависило предоставление тому или иному князю ханского ярлыка на правление. Этот тяжёлый, в сущности не фиксированный ясак не только отбросил рус-ские земли назад в нищету и бесправие, ещё страшнее, что он развратил власть, сделав управление одновременно сделкой с совестью, сформировал в народе представление о ней как о жадной, чуждой местным интересам силе, обеспокоенной лишь своекорыстными фискальными целями. И хотя культурный и просто антропологический потенциал русских был на много выше монгольского, так что со временем русские земли были отвоёваны, а быв-шие захватчики стали ассимилироваться,  заложенный монголами стереотип власти ,столь отличный, например, от такового в Западной Европе, сохранил свою силу. Власть по-прежнему оставалась чуждой и далёкой, обеспоко-енной, как и монголы, фискальными поборами и приращением земель, а вовсе не их развитием.  В значительной степени именно поэтому своё право на насилие власть стала обосновывать не законом и не практическими соображениями, а устремлениями непостижимо-харизматическими /Москва – третий Рим!/, в лучшем случае – военно-стратегическими. На место Золотой орды пришла Московская Орда с теми же имперско-захватническими замашками и даже в конце коцов в тех же границах, что и монгольская империя. Победа над монголами и последующая экпансия на восток во многом изменили направленность российских интересов, «размазав» русскую культуру по немыслимым и даже до сих пор далеко ещё не освоенным просторам, придав им тем самым устойчиво экстенсивный характер роста. Западные достижения, к которым Россия время от времени обращалась, использовались чисто внешне, главным образом для поддержания на должном уровне военно-чиновничего аппарата гигантской империи при сохранении прежних экстенсивных методов воспроизводства её существования.

      В этой циклорической обстановке  преобладния немыслимо огромного  и возвышенного в сочетании  с внутренней фальшью и вероломством  сложился и особый русский менталитет, в котором душевная широта и щедрость неожиданным образом сочетаются с воровитостью и жестокостью. Отсюда же воспоследовала и своеобразная столь отличная от западной русская трудовая этика, в которой способность к титаническому, всё преодолевающему труду, мыслимому как подвиг, сочетается с неприязнью к повседневным заботам, требующим рассчётливости и экономии, так что на деле такая этика зачастую оказывается неконструктивной.

         Большевизм пусть где-то интуитивно, но в общем правильно учёл предрасположенности «русской души».

Отталкиваясь  от русской соборности с её предубеждением против частной собственности, от пророчески-жерт-венного  характера русской интеллигенции, от проистекающего из монгольской трвмы  комплекса неполноценности  и жажды хотя бы просто количественной её компенсации, от нашего конфессионального, т.е. в сущности иделогического, противостояния Западу и просто удачно уловив сложившуюся историческую ситуацию, большевизм смог практически на столетие продлить иллюзии и агонию Российской империи. Заплатив за достижение своих целей многими десятками миллионов русских жизней, он лишь вернул Россию к исходному состоянию начала ХХ в. Попрежнему актуально и неясно, как нам при державно-харизматической ориентации нашего населения выработать в нём дух личной и региональной самодеятельности, не перерастающий в пустоё прожектёрство или криминал; как нам преодолеть великодержавное чванство, являющееся обратной стороной подавленного чувства национальной неполноценности; как нам преодолеть неискоренимую коррупцию чиновничьей системы, в которой должность всегда рассматривалась как форма «кормления»; как, наконец, преодолеть многовековой идеологический и психологический раскол между нами и Европой, чтобы стать необходимой частью «мировой цивилизации», без чего мы так и останемся подозрительными провинциалами, не видящими, что главная опасность для нас исходит от нас самих. Но, пожалуй самое главное – должны ли мы, русские как системообразующая нация российской федерации попрежнему позиционировать себя в качестве отдельной еврозийской цивилизации  или в качестве рядовой государственной нации с адекватными этому статусу геополитическими претензиями?

                                                                 *               *

                                                                          *

Вот эти ментальные предрасположения, образующие собой  устойчивое, наработанное веками ядро Российской цивилизации, т.е. что-то вроде  бы весьма эфимерное, а вовсе не КГБ , не административная экономика, не отсутствие частной собственности, и стали нашим главным препятствием на пути в Европу, когда мы в начале 90-х годов в очередной раз этим озаботились. Многим из нас, в том числе и нашему тогдашнему президенту, казалось, что наше дело безальтернативно и естественно  и стоит нам только обрушить внешние препятствия, которые мы соорудили между собой и другими развитыми народами, как жизненный  поток естественно устремится по этому освободившемуся руслу и «невидимая рука» рынка поведёт нас к желанноцй цели, так что уже «к осени начнутся улучшения».

            Но не тут-то было. Мёртвые хватают живых!  Психологичнеские стереотипы прошедших веков, всё  ещё владея массами, грозят превратиться в совершенно непреодолимую силу. Пожалуй, впервые это дало себя знать  в беспокойствах по поводу отсутствия возвышенных объединяющих идей и неожиданно обнаружившихся трудностях с их формулированием. Конечно, изначально было ясно, что возвышенные объединяющие идеи просто так   не придумываются. Они должны иметь под собой какие-то неоспоримые основания, которые обязан признать всякий здравомыслящий   человек. Но как это сделать в условиях наростающей разноголосицы в мыслях? На помощь поспешили государственники. Что было самым  главным в нашей многовековой истории, ради чего мы прежде всего готовы были умереть и благодаря чему в конце концов выжили, много раз находясь на краю пропасти?  В первую голову благодаря нашему Великому государству, а значит  новая Великая Россия  по крайней мере от Кенигсберга до Курильских скал и должна стать нашей главной объединяющей идеей. Но соответствует  ли эта высокая   (а точнее - широкая) идея нашим сегодняшним реалиям? И вообще, откуда она у нас взялась? Ведь не врождённая же это идея, на которую мы были предопределены самим господом богом? Не могли мы её позаимствовать и от эпохи удельных русских княжеств, когда вполне в соответствии с западными образцами каждое крупное славянское племя стремилось обзавестись собственной государственностью. Так может быть от монголов, которые , вообще говоря были первыми учредителями на наших еврозийских просторах Великой империи от «моря до моря»? Некоторые так и полагают, считая монголов нашими первыми евразийцами, заразившими нас непреодолимой тягой к величию, без которой мы бы остались рядовым славянским народом, каковых в Европе немало, а не создателями Великой империи. Но как-то трудно поверить, что это дух Чингиз-Хана направлял сознание наших государей-учредителей, когда они, пренебрегая жертвами, рвались к южным и северным морям или основывали форпосты на Тихом океане.

Нет, ими двигала прежде всего суровая необходимость.Не имея возможности опереться на поддержку вроде бы тоже христианского Запада в нашем противостоянии восточному и южному исламу, для которого мы были в лучшем случае добычей для распродажи на ближневосточных рынках, мы в этой борьбе с «басурманами» могли рассчитывать только на самих себя, т.е. на мощное и неделимое государство, без которого нас русских как цивилизационно устроительной нации скорее всего и не было бы, а были бы Русь Новгородская, Владимирская, Тверская, Южно-казачья и т.п. По территории и весу вполне сопоставимые с нынешней Украиной или Белоруссией, но не более того.  Удивительно ли, что Великая Россия и стала нашей национальной идеей, т.е. способом выживать на краю цивилизованного мира между предприимчивой и перенаселённой Европой и пугающе заманчивой азиатской пустотой, простирающейся аж до калифорнийских пляжей. Объединяющая мощь этой идеи не только спасла нас от исламской угрозы, ибо мы присвоили всё то, что когда-то принадлежало монголам,  но и заставляла считаться с нами Запад, который всегда воспринимал нас как гигантского и непредсказуемого еврозийского медведя.

         Так благодаря нахождению на  краю между перенаселённой Европой  и азиатской пустотой мы стали  великой /прежде всего за счёт  своей огромности/  державой, с кототорой вынужден был считаться весь мир, а нам самим это так вскружило голову, что мы возомнили себя Третьим Римом. Но не следует забывать, чего это нам всем стоило. Уже для того, чтобы удерживать наши необозримые границы и быть на уровне европейской жизни хотя бы в своих  обеих столицах, нам нужно было превратить всю свою необъятную родину в огромную фискальную машину столь же неумолимую, как и монгольская. Несметные богатства непрерывно изымались как с новых земель на Востоке, так и с собственно русского европейского населения, причём не только рублём, но и кровью. Соответственно, чтобы такая машина работала, нужен был жёстко ценрализованный репрессивный  аппарат, способный превратить крестьянскую часть населения в безответный голодный скот и пушечное мясо, а благородную его часть - прежде всего в офицеров, не жалеющих «живота своего» ради выживания этого неумолимого и немыслимо возвышенного колосса. Так на века мы взвалили на себя груз скроенной по монгольско-византийским образцам гигантской империи, претендующей на роль особой православной цивилизации.

      Но уже после Крымской войны  стало ясно, что далеко нам  такой тяжкий груз не снести, что нас ждут великие потрясения. Но русская правящая верхушка, сознание которой было затуманено великодержавной гордыней, осознать это не могла.Во истину, если бог желает кого-то погубить, то он лишает того разума, а самый простой и надёжный способ добиться этого - ввергнуть его в гордыню. Потребовалась Цусима и Брестский мир, чтобы почувствовать, насколько это серьёзно.Впрочем, власть этого так и не осознала. Она просто рухнула, вывалявшись в грязи. Именно оттуда её и подняли большевики, а не захватили только силой, как это порою говорят. Власть на Руси силой вообще захватить нельзя.

        Главная вина большевиков не в насилии (насилие на Руси - дело привычное) и даже не в изуверской идеи пожертвовать русским народом, чтобы разжечь пожар  мировой революции (жертвенность - наша национальная черта), а прежде всего в том, что они так и не поняли, почему власть так запросто упала к их ногам, почему тыся-

челетняя  империя  вдруг развалилась, как карточный  домик. Обвалившуюся империю  стали  лечить тем же, от чего она и испустила  дух - затмевающей реальность великодержавностью и беспощадным возвышенным тоталитаризмом. Вместо крепостничества - коллективизация, вместо дворянства - номенклатура, вместо царя - генеральный сенкретарь, вместо православия - интернационализм, вместо Москвы - Третьего Рима, Москва - столица всего прогрессивного человечества. А в остальном тот же расползающийся по материкам колосс, который, правда, именовали теперь не тюрьмой, а семьёй народов, прочие же народы, которые в эту семью не входили, именовали её «империей зла». И хотя большевикам ценою фанатического  перенапряжения сил удалось вроде создать иллюзию, что они нашли выход, на самом деле на коммунистическом эксперементе было лишь потеряно время. Как раз тогда, когда европейские державы, распуская свои колониальные  империи, вовсю занялись благоустройством метрополий, превращая их в постиндустриальные «общества массового потребления», мы, уповая на скорую победу мирового коммунизма, ввязывались то в беспощадную опричную войну с собственным народом, то в кровавую гладиаторскую схватку с другим претендентом на мировое господство, то в холодную войну с Атлантическим союзом, объединяющем по существу все развитые страны мира во главе со США, сумевшими благодаря европейским раздорам и мудрой иммиграционной политике собрать на своих  землях лучшие человеческие ресурсы мира, в то время как мы такие ресурсы ради чистоты наших классовых рядов целеустремлённо уничтожали.

        Нужно ли удивляться, что с  Советским Союзом, как и в своё  время с царской Россией, произошло  то же самое: он надорвался  и оконфузился. Социалистический  лагерь распался. Семья народов разбежалась. Остался, правда, некий  совершенно произвольно сконструированный обрубок, вовсе не расчитанный на автономное существование, но зато с двухсотмиллиардным доллоровым долгом всего бывшего Союза, с вымирающим русским населением, с гигантскими пустыми территориями и о чудо! с прежним возвышенным намерениям построить новую Великую Россию и даже учредить новый центр силы, сопоставимый по влиянию с Европой и Америкой вместе взятыми. Нелепость всего этого увы! вдохновляющего весьма многих намерения буквально вопиёт и по этому поводу можно было бы просто повеселиться /как это и делают наши откровенные недруги вроде Бжезинского/, если бы это было не про нас с вами.