Философия Бердяева

Творчество и свобода  взаимосвязаны: «Пробуждение творческой энергии человека есть внутреннее освобождение и сопровождается чувством свободы, Творчество есть путь освобождения. Освобождение человека не может образовать в нем пустоты. Освобождение человека не от чего-то, но и для чего-то. Вот это д л ^ и есть творчество человека»26.

Важнейшей задачей творчества является антроподицея. Только в творчестве проявляется суть человека, истинное назначение, глубинная экзистенция: «Я совсем не ставил вопроса об оправдании творчества, я ставил вопрос об оправдании творчеством. Творчество не нуждается  в оправдании, оно оправдывает  человека, оно есть антроподицея»27.

Творчество трагично, поскольку  в нем всегда наблюдается несоответствие творческого замысла и воплощения в продуктах творчества, которые  всегда ниже замысла. И все же творчество, в противоположность эволюции, которая основана на детерминизме, исходит из свободы; в нем еще не завершенный мир продолжает твориться.

Творчество осуществляется во времени, и смысл его задается конечным результатом, т. с. выходом  за пределы конечного, выходом из времени в вечность.

Оба понятия — «время»  и «конец» — важны для историософии Н. А. Бердяева. Говоря о них, он рассуждает эсхатологически: если все существующее конечно, то творчество преодолевает конечное, выходит за его пределы; в противном  случае множится дурная бесконечность  конечного существования. Творчество имеет в идеале вечность и преодолевает смертоносный поток падшего времени, разорванного на прошлое, настоящее  и будущее. Но вечность означает не бесконечность времени, а качество, преодолевающее время. Иначе и быть не может, поскольку нельзя принять  идею бесконечного прогресса в истории. Обретение «рая на земле» последним  в истории поколением людей невозможно в замкнутом круге времени. Неприятие  полноты прошлого, его культуры делает нереальным наступлением абсолютного  состояния человеческой жизни в  будущем.

«Религия прогресса» отрицается Бердяевым и из этических соображений. Такой прогресс «рассматривает все  человеческие поколения, все человеческие эпохи как не имеющие ценности и цели в себе, не имеющие значения сами по себе, а лишь как орудия и  средства для грядущего»28. Эта тенденция  обессмысливает историю. Смысл же истории  дает признание ее конца, т. е. эсхатология. Пока же история длится, в ней  возможна прерывность (например, в кризисах, революции), которая свидетельствует  о неудачах всех исторических замыслов и осуществлений.

Н. А. Бердяев различает  время космическое, историческое и  экзистенциальное. Время космическое  — бесконечное время, вечное круговращение, характеризующее творческую деятельность Бога. Время историческое — не подлинное: преступное время человеческой истории, длящееся как линия от прошлого через  настоящее к будущему. Это время  ищет и не находит процесса, который  невозможен, т. к. он означал бы превращение  настоящего в средство для будущего. Для исторического времени финал, «конец мира и истории, есть прежде всего преодоление объективации (отяжеления и материализации подлинного, экзистенциального бытия), преодоление мира отчужденности, необходимости, безличности, вражды»29. Это конец не во времени, а конец времени, в котором исчерпывается вражда, абсурд существования, разъединенность. Конец мира означает преображение, создание Царства Божьего. А это становится возможным, когда человек встречается с Богом, и начинается третье время — экзистенциальное. Оно характеризуется творчеством, переживанием мига как бесконечности. Это некая точка времени, означающая самоуглубление.

Бердяевское учение о свободе  и творчестве выявляется не только через историю, но и через этику. В книге «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (Париж, 1931) философ размышляет следующим образом. Бог не отвечает за зло мира, поскольку  его источник в несотворенной  свободе. Над свободой особым образом  существует творческий акт, присущий как  Богу, так и человеку. Он — осуществление  свободы. Не добро, как считают христианские богословы, а творчество, по мнению Бердяева, противоположно греху. В этой антитезе содержится вся глубина  его парадоксальной этики.

Н. А. Бердяев утверждает, что этика начинается с грехопадения, т. е. с момента появления добра  и зла, возникновения страданий, пороков и т. п. С этого момента  начинается поиск виновных за зло  мира. Религия признала виновным человека, гуманизм высказался о виновности Бога и отрекся от него. В результате возник парадокс атеизма: Бога нет, потому что он виновен. На этих противостояниях философ строит свою этику, различая три ее формы — этику закона, этику искупления и этику творчества. Первая из них — этика закона — соответствует начальному при-родно-органическому, дохристианскому периоду человеческой духовности, периоду ветхозаветного Бога, требующего от человека абсолютной покорности и любви. Эта этика обращена не столько к человеку, сколько к роду человеческому, она носит запретительный характер и представляет безличный кодекс всевозможных вето, порожденных страхом вернуться в животное состояние.

Этика искупления соответствует  культурно-органическому периоду  человеческой духовности. Это этика  Бога Сына. Этика всепрощения, любви  и сострадания, в отличие от этики  закона, обращена к конкретным людям, грешникам, предлагая им путь искупления. Это евангельская мораль, не подвластная  закону, ставящая человека выше добра  и зла. В ней, правда, есть опасность  превратить заботу о собственном  состоянии в самоценный «трансцендентный эгоизм», который засушивает любовь к ближнему, а в предельных проявлениях  ведет к религиозному фанатизму. Предотвращает это состояние  этика творчества, поскольку творец больше заинтересован в акте творения, чем в предметах творчества, г. е. он любит не себя, а свое творение. Творящий не скован религиозным страхом. В человеке-творце снимается печать первородного греха и раскрывается творящая Божественная энергия, человек становится свободным соучастником миротворения.

Этика творчества знаменует  начало новой исторической эпохи, в  которой начался последний раунд  борьбы добра и зла. Человек творящий стоит «по ту сторону добра  и зла», и от него зависит конечный результат этой борьбы. «Этика закона и нормы, — считает Бердяев, —  не понимает еще творческого характера  нравственного акта, и поэтому  неизбежен переход к этике  творчества, этике истинного призвания  и назначения человека. Творчество, творческое отношение ко всей жизни  есть не право человека, а долг и  обязанность»30.

Этика Н. Бердяева персоналистична, поскольку основной ценностью в  ней является человеческая личность. И даже критерии добра и зла  не абсолютны, а символизируют лишь состояние личности: если она с  Богом — торжествует добро, если оторвана от него — торжествует  зло. Философ считает, что спасение невозможно, если человек изолирован от других, если хоть одна душа мучается в аду. Поэтому спасение, т. е. рай, может быть только соборным, в братстве, общении всех со всеми. Если этого  нет, если личность изолирована от других, ад сохраняется. Но трагедия личности даже не в этом. Личность испытывает постоянную тиранию общества. Не личность есть часть общества, а общество есть часть личности, но выступает  как безличная сила, противостоящая человеку. В преодолении этого  трагизма — суть социальной философии  Бердяева. Итак, общество — часть  личности, власть его ограничивает права и свободу человека. Общество — результат объективации общественных отношений, и его реальность определяется реальностью человеческого общения. В обществе «я» может не встретиться  с «ты» и не стать «мы». Из-за вторжения  масс, развития техники органичный режим жизни нарушается, и человечество из теллургического (земного) переходит  в новый — космологический  период. Человек живет уже не среди  тел неорганических и органических, а среди организованных.

Н. А. Бердяев — оптимист и верит, что человечество не только должно, но и может развиваться  на основе духовного возрождения. Высшее общественное устройство, названное  философом персоналистическим социализмом, должно, по его мнению, соединить  при своем устройстве два принципа: аристократический, утверждающий качественные характеристики личности, и демократический, утверждающий социалистический принцип справедливости и братского сотрудничества людей.

Существует, наконец, еще  один аспект историософской концепции  Н. А. Бердяева, связанный с признанием эволюции духовной культуры смыслом  исторического прогресса человечества. Русский философ предлагает свое оригинальное понимание духовной культуры. Он различает и противополагает понятия «культура» и «цивилизация», где «культура» — это наивысший потенциал духовного развития общества, проявляющийся в ценностях религии, философии, в «цветении наук и искусства», углубленности и утонченности мысли, в высшем подъеме художественного творчества, в «созерцании святых и гениев». Культура не есть осуществление новых ценностей. Достижения культуры поэтому не реалистичны, а символичны. Однако культура не дана раз и навсегда, она циклична: за расцветом и усложнением культуры следует постепенная убыль ее духа, когда ее стержень — творческое начало — отрицается стремлением к практической организации жизни. Бескорыстие культуры разрушается эгоистической цивилизацией.

Цивилизация — это социальное, материальное развитие «реальной жизни», господство экономических интересов, прагматизм, понимаемый как торжество  средств над целью. Цивилизация  по своей природе технична; всякая идеология, духовная культура в ней  — лишь надстройка, иллюзия. Цивилизация  обезличивает индивидуальное творчество, его вытесняет коллективный труд. Цивилизация противостоит человеку, опасна для него, особенно в эпоху  «заката Европы» и возникновения  машинной техники. «Эра цивилизации  началась с победного вхождения  машин в человеческую жизнь. Жизнь  перестает быть органической, теряет связь с ритмом природы. Между  человеком и природой становится искусственная среда орудий, которыми он пытается подчинить себе природу... В цивилизации само мышление становится техническим, всякое творчество и всякое искусство приобретает все более  и более технический характер... В цивилизации побеждает начало специализации, в ней нет духовной цельности культуры»31. Техника неузнаваемо  преобразует жизнь общества, превращаясь  в своеобразный космос человеческого  существования со своим ритмом, законами жизни, главный из которых — подчинение человека технике.

Культура и цивилизация  противоположны во всех своих основаниях. К примеру, переход культуры в цивилизацию связан с коренным изменением отношения человека к природе. От органического единства человека и природы, от ее созерцания, свойственных культуре, человек переходит к организованному овладению природой, ее машинному порабощению. В цивилизации техника господствует не только над природой, но и над духом.

Цивилизация, как капиталистическая, так и социалистическая, «буржуазна»  но своей природе. При этом буржуазность понимается Бердяевым как отрицание  духовного, цивилизаторская воля к  организованному могуществу и наслаждению  жизнью, культ спекулятивного функционализма. Для буржуа главное — материальные блага, деньги, власть. «Царство буржуазности, отделенное от духа, стоит под знаком власти денег. Деньги и есть сила и  власть мира, отделенного от духа, т. е. от свободы, от смысла, от творчества, от любви... Деньги направлены прежде всего против целостной духовности, охватывающей всю жизнь человека... Царство денег и есть царство объективации... царство фикции»32.

«Дела» затемняют для  буржуа и цели, и смысл жизни. Буржуа любит «положение» в жизни, имеет  вкус к власти и могуществу. И  когда он дорывается до власти, нет  пределов его самоводоволь-ству. Повсюду  он вносит свою сковывающую волю —  в семью, государство, мораль, религию, науку. Он создает авторитеты, культы, насаждает идолопоклонство. Буржуазность — не классовая категория, она касается не только капиталистов: есть буржуазность дворянства, крестьянства, духовенства, пролетариата. «Буржуа является и в образе ученого и академика, самодовольного, напыщенного и ограниченного. И достоинство научности и академичности приспособляется к уровню буржуа. В этом своем образе он боится творческого движения мысли»33. Буржуа не знает свободы духа.

Буржуазность агрессивна в том смысле, что поглощает  все большее число человеческих душ. В далеком прошлом она  встречалась лишь изредка. Но в XIX—XX вв. она широко распространилась, стала почти всеобщей. «На этой почве революции становятся буржуазными, коммунизм перерождается в царство буржуазности. На этой почве торжества при помощи силы и охранения, при помощи лжи христианство стало буржуазным... Буржуазность социального происхождения, она всегда означает господство общества над человеком, над неповторимой, оригинальной, единственной человеческой личностью, тиранию общественного мнения и общественных нравов. Буржуазность есть царство социальной обыденности, царство большого числа, царство объективации, удушающее человеческое существование»34. Бердяев полагает, что распространенность буржуазности по всем классам и социальным слоям общества делает утопичными все проекты ее ликвидации посредством замены лиц и даже классов, социальных групп, стоящих у власти. Он не верит в возможность преобразования социальной жизни также и на путях бесклассового общества. «Уничтожение всех классов, которое социально желательно, приведет, вероятно, к царству всеобщей буржуазности. Демократия есть один из путей кристаллизации царства буржуазности»35.

Цивилизация не истребляет культуру полностью: свои качественные характеристики она меняет на количественные, ее «кристаллизованные формы» служат потенцией противостояния прагматизму цивилизации, сохраняя за культурой ее самоценность.

Н. А. Бердяев полагает, что  логически в пространстве истории  человечества существует четыре состояния: варварство, культура, цивилизация  и «религиозное возрождение». Исторически  этапы могут находиться в различной соотнесенности. Но при этом важно, что религия — как символ воли к преобразованию и вера в него — существовала всегда. Именно она выражает магистральную линию развития человеческой истории.

Россия с ее особой судьбой  демонстрирует две тенденции  в развитии культуры: а) социальное преобразование жизни в цивилизации; б) религиозное преобразование жизни. Цивилизаторский этап развития России в рамках социалистических преобразований праг-матизировал и нивелировал  культуру. Необходимо ее восстановление, и религия призвана стать важнейшим  инструментом этого восстановления.

Таковы основные идеи этих двух выдающихся русских экзистенциалистов, религиозных философов, апостолов  свободы, решавших вечные проблемы человеческого  бытия с позиции современного человека, столкнувшегося с трагизмом  существования в буржуазном социалистическом обществе, с революцией и стагнацией. Предложенные Л. Шестовым и Н. Бердяевым  идеи и решения развивались многими  европейскими философами XX столетия.