Лексические и грамматические архаизмы как элемент поэтического стиля Беллы Ахмадулиной

Обратимся к конкретным примерам:

1) Они глядят глазами голубыми

и в горницу являются гурьбой.

(«Несмеяна», с. 34).

2) Зачем кафтаны новые надели

и шапки примеряли к головам?

(«Несмеяна», с. 34).

3) Наряд мой боярский

скинут на кровать.

Мне хорошо бояться

тебя поцеловать.

(«Невеста», с. 10).

4) Те, кто мотиву научили,

Сокрыли, как светец возжечь.

Немногого недоставало,

чтоб стала жизнь моя красна,

веретено моё сновало,

свисала до полу коса.

(«Вся тьма – в  отсутствии…», с. 443).

Посредством историзмов Ахмадулиной  в приведенных стихотворениях создаётся  стилизация фольклорная.

1) Две барышни, слетев из детской

светёлки, шли на мост Кузнецкий…

(«Таруса», с. 213).

2) Кто ей из  веков отвечает кивком?

Чьим латам, сединам и ранам

не жаль и не мало пропасть мотыльком

в пленительном пекле багряном?

(«Смеркается в пятом часу…», с. 240).

В данных примерах мы видим историзмы  в их основной функции – создания колорита прошлого.

Следующие два случая демонстрируют  метафорическое использование историзмов:

1) На Ладоги вечернюю кольчугу

он смотрит всё угрюмей и  сильней.

(«Вошла в лиловом…»,  с. 460).

2) Добывшая двугорбием ума

тоску и непомерность превосходства,

она насквозь минует терема

всемирного бездомья и сиротства.

(«Биографическая справка», с. 111).

В первом случае мы имеем дело с исторической метафорой. «Историзм» её достигается на уровне ассоциативном, вызывая образы, связанные с временами Ледового побоища. Метафора эта, описывающая лёд, покрывающий озеро, как кольчугу, призвана создать более выразительный образ, поэтизировать речь.

Значение же образа терема всемирного бездомья и сиротства выявляется в контексте стихотворения при сопоставлении с подобными: провинция её державной муки, селения беды, двор последнего страданья. Стихотворение посвящено Марине Цветаевой, и с помощью вышеописанных выразительных сочетаний (очень цветаевских) показан её жизненный путь, неуклонный путь постепенного отторжения её миром, закончившийся во дворе последнего страданья (Елабуга), где она покончила с собой.

Как мы могли убедиться, преобладающей  функцией историзмов в поэтических текстах Б. Ахмадулиной является функция фольклорной стилизации. В связи с этим уместно вспомнить уже приведённое нами выше замечание И. Бродского об особом стиле Ахмадулиной, специфической интонации традиционного русского фольклорного плача, невнятного причитания.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

5 Стилистические функции архаизмов в поэзии Б. Ахмадулиной

 

Говоря о тех функциях, которые  выполняют архаизмы в поэтических  текстах Беллы Ахатовны Ахмадулиной, следует отметить, что они в поэзии этого автора играют одну из основных ролей в формировании её особого поэтического стиля, тогда как весь стандартно выделяемый исследователями набор функций является всё же вторичным по отношению к стилеобразующей функции. Тем не менее, они заслуживают специального рассмотрения.

1) Функция поэтизации речи:

Он станет счастливым избытком,

чрезмерной любовью судьбы,

усладою губ и напитком,

весною пьянящим сады.

(«Февраль без снега», с. 201).

2) Функция создания высокой экспрессии:

В приют её – меж грязью и  меж льдом!

Но в граде чернокаменном, голодном,

что делать с этим неуместным льдом?

Где быть ему, как не на месте лобном?

(«Биографическая справка», с. 111).

3) Функция создания иронии:

Когда красотка поднимает взгляд,

В котором хлад стоит и ад творится.

Но я не вхожа в этот хладный ад:

всегда моя потуплена зеница.

(«Чудовищный и призрачный курорт»,  с. 394).

4) Функция исторической стилизации:

Две барышни, слетев из детской

светёлки, шли на мост Кузнецкий…

(«Таруса», с. 213).

5) Функция фольклорной стилизации:

Наряд мой боярский

скинут на кровать.

Мне хорошо бояться

тебя поцеловать.

(«Невеста», с. 10).

6) Часто архаизмы совмещают свою  основную стилистическую функцию  с функцией версификационной. В  творчестве Ахмадулиной мы можем  наблюдать и рифмы-штампы, повторяющиеся во многих стихотворениях (очи-ночи, услад-сад и др.):

Всё я смотрю в сиреневые очи,

в серебряные воды тишины,

кто помышлял: пожалуй, белой ночи

достаточно – и дал лишь пол-луны?

(«Сирень, сирень…», с. 451).

Мы уже говорили о свойстве рассматриваемой  нами лексики сообщать тексту колорит какой-либо эпохи или демонстрировать связь с литературным прошлым. Среди прочего здесь можно рассматривать различные литературные реминисценции. В контексте настоящей работы интерес представляют лишь те литературные реминисценции, в состав которых входят архаизмы разных типов.

«Для поэтического мышления XX  века в высшей степени характерно мышление поэтическими ассоциациями, резкое повышение роли реминисценций и цитат, цитация как диалог. Обострилось отношение к поэзии как к составной части действительности, данной поэту, как к реальной принадлежности его индивидуального мира. Отсюда – мышление поэтическими формулами, выработанными предшественниками, не как подражание, а как сознательное введение поэзии, поэтической традиции в мир современного человека» [Очерки истории языка русской поэзии XXв., 1993: 15].

Литературные реминисценции представляют собой своеобразные сигналы обращения одного поэта к тексту другого. Классификацию реминисценций и рассмотрение их функций в поэтическом тексте находим у Н.Н. Ивановой [Иванова, 1977: 35 - 43].

На уровне лексики и фразеологии  сигналы обращения к «чужому» слову в авторском лирическом повествовании могут быть представлены:

1. полными текстуальными совпадениями двух авторов;
2. перефразированием текста другого автора;
3. отдельным словом или сочетанием слов, которые прикреплены к чьей-нибудь творческой манере, связаны с чьим-нибудь индивидуальным стилем, индивидуальным самовыражением, наконец, словом, за которым стоит индивидуальный образ;
4. различными комбинациями перечисленных разновидностей литературных реминисценций, при этом последние нередко сочетаются в тексте с фактами обращения к языковой системе той эпохи, к которой принадлежит автор текста-источника.

В тексте литературные реминисценции, как отмечает Н.Н. Иванова, могут быть в слабой и сильной позиции. В первом случае отсутствует авторская установка на выделение их стилистического или эмоционально-экспрессивного качества. Во втором случае они контекстуально актуализированы и служат усилению торжественного звучания текста, отдельного его участка, слова и т.д.

Литературные реминисценции могут  привлекаться и для создания шутливой или иронической окрашенности, которая возникает обычно при их противопоставлении лексическим средствам с иной стилистической или эмоциональной окраской.

Далее исследовательница замечает, что, как показывает знакомство с  поэзией 60-70-х годов, наиболее часты обращения современных поэтов к поэтическим текстам и образам Пушкина. Причем нередко пушкинские реминисценции в тексте служат не сигналом индивидуального стиля Пушкина, а сигналом поэтической традиции, истоки которой и наиболее совершенное воплощение находим у Пушкина. Такие случаи использования литературных реминисценций как сигналов поэтической традиции, то есть ряда текстов, объединенных какой-то общностью, как бы противостоят такому их применению, при котором они выступают знаками-сигналами одного конкретного текста и, следовательно, призваны передать присущую последнему специфику.

Что касается функций литературных реминисценций, то Иванова выделяет следующие:

1. сообщение тексту эмоционально-экспрессивной окрашенности;
2. отсылка к определенной исторической эпохе и к совокупности литературных текстов определенного времени;
3. участие в создании индивидуального пластического образа;
4. литературные реминисценции способствуют также возникновению новых дополнительных смыслов у других слов текста, определяя наличие «скрытых» смыслов, подтекста, вообще многомерности и многоплановости текста.

Обратимся к конкретным, наиболее ярким, используемым Б. Ахмадулиной, примерам литературных реминисценций, в состав которых входит архаическая лексика.

1)  Забытость надгробья нежна и прочна.

О лакомка, сразу доставщийся раю!

«Вкушая, вкусих мало мёду, – прочла,

уже не прочесть: – И се аз умираю».

(«Хожу по околицам…», с. 472).

В данном случае мы видим прямую цитату из Библии (1 книга Царств. 14:43). Эта цитата была использована и М.Ю. Лермонтовым в качестве эпиграфа к поэме «Мцыри». Помимо отсылки непосредственно к тексту Библии, приведенная цитата употреблена и для создания в тексте высокой тональности.

2) Её постояльцы забыли мотив,

родимая речь им далече латыни,

снуют, ненасытной мечтой охватив

кто – реки хмельные, кто – горы златые.

Не ласки и взоры, а лязг и возня.

(«Хожу по околицам…», с. 471).

3) В твой задушевный яд-хлад зауми моей

влюбился и впился, и этому-то делу

покорно предаюсь подряд тринадцать дней

и мысль не укорю, что растеклась по древу.

(«Скончание черёмухи-1», с. 344).

4) Неузнанным ушел День-Свет, День-Рафаэль.

Но мертвый дуб расцвел средь ровныя долины.

И благостный закат над нами розовел.

И странники всю ночь крестились на руины.

(«День-Рафаэль», с. 309).

5) Как сильно вьюжит! Не иначе –

метель посвящена тому,

кто эти дерева и дачи

так близко принимал к уму.

(«Метель», с. 131).

Следующие четыре примера представляют собой либо перефразирование текста-источника, либо посредством сочетания слов указывают на индивидуальный стиль другого автора. Определяя функциональную общность данных литературных реминисценций, скажем, что все они, помимо придания тексту эмоционально-экспрессивной окрашенности, призваны создать индивидуальный пластический образ, обогащенный новым смыслом, как, например, в стихотворении «Скончание черёмухи-1», где мы видим игру оттенков значения слова древо (1. древо вообще и 2).древо– черёмуха, которая и является источником вдохновения Б. Ахмадулиной). Весьма интересен и пример (5). Здесь сочетание слов дерева и дачи входит в состав своеобразного эвфемизма имени Б. Пастернака, тем более, что стихотворение «Метель» посвящено ему (ср. …ветер, жалуясь и плача, / Раскачивает лес и дачу, / Не каждую сосну отдельно, / А полностью все дерева… (Б. Пастернак «Ветер»)).

Что касается текстов-источников, то первый пример отсылает нас к известной песне «Когда б имел златые горы…», второй – к «Слову о полку Игореве…», третий и четвертый – к стихотворению А. Мерзлякова «Среди долины ровныя…», также ставшему песней, и стихотворению Б. Пастернака «Ветер» соответственно.

6) Судя по хладу, светил,

по багрецу перелеска,

Пушкин, октябрь наступил.

Сколько прохлады и блеска.

(«Сад еще не облетал…», с. 169).

В этом случае пушкинская реминисценция, точнее, связанная с именем Пушкина, как раз служит не сигналом его  индивидуального стиля, а сигналом определенной поэтической традиции, несомненно поэтизируя речь.

Даже эти немногочисленные примеры  убеждают, что литературные реминисценции весьма органично вписываются в ткань поэтических текстов Б. Ахмадулиной и являются неотъемлемой частью её индивидуального стиля, способствуя созданию новых индивидуальных образов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

С первых же литературных опытов талантливый  поэт из поколения «шестидесятников» - Белла Ахатовна Ахмадулина обнаружила стремление раскрыть сложность, богатство, красоту мира – внешнюю и внутреннюю, тонкую поэтическую наблюдательность, виртуозное мастерство.