Служилые люди Посольского приказа во второй половине XVII — начале XVIII в

      В – четвётрых, присутвует акцент на статусное положение самого дипломатического агента. Но этот фактор влиял не напрямую, а опосредованно, но он давал представление иностранному монарху и его приближённым о значимости самой должности дипломатического агента. Но следует оговориться, что системы рангов, как таковой ещё не существовало: она появилась с введением «Табели о рангах». Статусное положение монарха менялось: если в середине XVII в. дипломатические агенты «оставались в тени» и не выводили свои титулы и положительные качества, то уже к концу XVII в. у служилых людей более выражено проявляется осознание собственного достоинства. Например, П.И. Потёмкин в посольстве во Францию терпел многие обиды (обыск багажа и взятие с него пошлин, хотя там лежали лишь иконы и «посольские платья»). Но при этом они говорили, что «мы не токмо тесноту на честь великого государя нашего, его царского Величества, хотя смерть принять готовы»²⁰⁷. То есть посол был готов терпеть данные обиды, дабы не уронить честь своего государя.

          А вот Б.П. Шереметев, например, считал плохие дороги в Польше проявлением оскорбления к его  «высокой персоне и чести». К тому же он реализовывал выгоды своего статусного положения на практике. Так автор описывает то, когда секретарь спросил Бориса Петровича в какой обстановке он хочет встретиться с королём: в официальной или приватной, то последний ответил: «чтоб он принять был приватно без церемонии»²⁰⁸. Этот выбор сам по себе показателен, так как в личной обстановке с монаршей особой могут встречаться лишь избранные люди. Интересно, что «цесарскаго величества дворецкой присылал к боярину секретаря и переводчика Адама Стилля говорить, «что цессарское величество указал… ближнему боярину быть в приватной аудиенции…»²⁰⁹. То есть инициатива встречи в приватной обстановке исходила уже не от Шереметева, а от римского цесаря. Так что приватная встреча (как по инициативе монарха или самого дипломатического агента) – это особое средство успеха при дипломатических переговорах.

    Все эти нововведения в посольской практике отразились и в лексике статейных списков. Так в статейном списке П.И. Потёмкина подчёркивается коллективность решения дел, но при этом послы не выглядят безликими личностями, что проявляется в упоминании их имён: «и Стольник Петр (Потёмкин) и Дьякъ Семен (Румянцев) говорили и. т. д. В статейном списке Б.П. Шереметева подчёркиваются его личность, о чём ярко свидетельствует хотя бы его начало: «Лета от создания мира 7205 (1697),  Iиюня 22 день…за повелительным указом …монарха Государя Петра Алексеевича…отъезжаю я ближний боярин и наместник вятский Борис Петрович Шереметев»²¹⁰. В такой же манере, как и документ Б.П. Шереметева, был составлен и статейный список А.А. Матвеева, где он также говорит о своей инициативе: «По указу…его царского величества и по наказу из государственной посольской канцелярии… посол ближней окольничей и наместник Ярославской Андрей Артемович Матвеев… путь предприял из Гравенгаги инкогнито с посольством в Париж … сентября в 5 день 1705 году»²¹¹.

    Теперь, сопоставив совокупность рассмотренных  дипломатических миссий, можно привести их собственную классификацию. Она необходима для более точного определения и сопоставления набора дипломатических средств, используемых в той или иной миссии. На первый взгляд, они абсолютно одинаковы, но это не так. По своему целевому назначению все дипломатические миссии мной были разделены на четыре большие группы:

1. Переговорные миссии снаряжались с целью налаживания дипломатических контактов и (или) решения спорных и острых вопросов. Сюда входят миссии, направляемые с целью заключения мира (или перемирия). И примеров таких дипломатических миссий множество: «Вечный мир» 1682 г., заключённый в ходе переговоров в Варшаве, Бахчисарайский договор, Карловицкий Конгресс. Сюда может быть отнесены дипломатические миссии П.И. Потёмкина в Испанию и во Францию.

2. Союзнические миссии направлялись с целью заключения союза с какой-либо страной для объединения против общего врага. Так, например, Ф.А. Головин 12 января 1701 г. заключил союз с Данией и Польшей против Швеции. Такие союзы появляются в те периоды, когда у России появляется сильный и могущественный враг с которым своими силами русскому монарху не справиться. Как видно, в середине – конце XVII в. – этим врагом была Османская империя, а к концу XVII – началу XVIII вв. – Швеция. Сюда можно отнести дипломатическую миссию А.А. Матвеева во Францию в 1705 г., и его стремление заключить союз против Швеции.

     Грань между переговорными и союзническими  миссиями нечёткая, так как переговоры часто сопровождаются заключением  союза. Например, П.И. Потёмкин в 1667 заключил союз с испанским королём о помощи в борьбе с Османской империи, хотя перед ним не ставили таких определённых целей.

3. Разведывательные миссии. Конечно, любая миссия предполагает с собой и получение сведений о той стране, куда она отправляется. И это–уже сфера тайной дипломатии. Здесь же под разведывательными миссиями я буду иметь в виду те посольства, которые отправлялись специально для установления контактов, разведки путей в эту страну, добычу о ней справочных сведений. Как правило, дипломатические миссии с такой целью отправлялись в те страны, с которыми Россия впервые устанавливала отношения. Например, такова была миссия в Фёдора Исаковича Байкова Китай, где он подробно описывает жизнь и нравы жителей Поднебесной.

4. Торговые и экономические миссии. Посылались с целью заключения торговых или иных экономических договоров. Та же миссия А.А. Матвеева имела официальную цель заключения торгового договора, что ему, к сожалению, не удалось.

     Грань между видами дипломатических миссий условна, так как нередко дипломатические визиты совершались не с одной, а с несколькими целями. Также универсальны используемые дипломатами средства для достижения успехов в этих переговорах, но некоторые из этих средств использовались давно (опора на посольский обычай), а некоторые – лишь к концу XVII в (например, выделение статусного положения самого посла).

     Таким образом, можно выделить следующие  средства для достижения успеха на дипломатических переговорах: опора  на посольский обычай (куда входили апелляция на авторитет российского государя и государства, опора на религиозную подоплёку и обращение к авторитету иностранного государства) и акцентирование взаимовыгодных отношений с Россией. Использование вышеперечисленных средств зависело от характера и цели дипломатической миссии. Но есть такая группа средств, которая используется послами всегда: средство возвеличивания своего государства, государя и желание свою страну в «выгодном свете». Активное и грамотное использование вышеперечисленных средств было и залогом успеха в переговорах.

     Таким образом, к концу XVII–началу XVIII вв. дипломатия становиться более «светской», но не порывает с религией. Дипломатические агенты же становятся более самостоятельными, а отчёты от послов, менее формализованными. Соответственно, меняется набор используемых средств: например, всё реже и реже стали писаться статейные списки, так как и юридический документ, они утратили свою функциональность и стали неактуальными.

      §3.2. Дипломатический  обычай и поведенческие  практики

(по  делопроизводственным документам и материалам переписки) 

     Помимо  посольского обычая–сложной системы  дипломатического церемониала - существовал  целый комплекс неформальных поведенческих  практик дипломатических агентов  во время дипломатической миссии. В отличие от посольского обычая, неофициальные модели поведения, были более пластичны и часто модифицировались исходя из личности самого дипломатического агента и характера и цели дипломатической миссии. Для раскрытия особенностей поведенческих практик необходимо обратиться к делопроизводственным документам и к материалам переписки. К делопроизводственным источникам относятся знаменитые посольские книги и статейные списки – это документы итоговых отчётов о приёмах русских и зарубежных посольств. Все они отличаются информативностью, однако отражают лишь официальную сторону событий, за которой личность автора скрыта формализованной структурой и содержанием текста. В данном параграфе я обращусь к ранее использовавшимся документам и материалам переписки П.Б. Возницына и Ф.А. Головина с Петром I.

     Самой распространённой практикой российских дипломатов середины XVII в. являлась практика дарения подарков, как демонстрация богатства, щедрости и, вместе с тем, величия Русского государства. Она заключалась в том, что помимо положенных по правилам привезённых «поминок» (то есть даров), дипломатические агенты дарили что-то и от себя. Особенно, когда это вынуждала ситуация. Так Пётр Иванович Потёмкин во Франции, несмотря на те притеснения, которые им чинились на пути в эту страну, при входе в царский дворец французского короля проявил акт щедрости. Так, где были офицеры «…королевския пехоты и барабанщики, да трубачи…трубили» … «стольник Пётр дарил их от себя ефимками»²¹².

     Часто некоторые действия послов являются неоднородными по своей сути и преследуют несколько целей и могут интерпретироваться по-разному. Напомню описанный выше эпизод проявления щедрости и находчивости того же П.И. Потёмкина, когда посол «…сняв с себя шапку…бархатную с соболем, запона на ней с каменьем…цена той шапки со всем больше седмидесять (!) рублёв, и положил тое шапку Маршалу де Бельфону на голову». А этот маршал находился «в крайней близости» с королём и если бы Пётр Иванович не одарил его, это бы нанесло ущерб королю («… если бы тому маршалу…дары не подарить и ему было бы зло: человек самый ближний королевского величества»)²¹³.

Щедрость  послов середины XVII в. – это и показатель щедрости самого государя, а для нас – и показатель предприимчивости послов (П.И. Потёмкин сам додумался подарить шапку). А дары послов конца XVII в. имеет несколько личностный оттенок и совершается, отчасти, по инициативе самого посла. Так Б.П. Шереметев истратил более 20 тысяч рублей, тогда как другие посольства (также обставлявшиеся с большей пышностью) тратили не более полутора тысяч²¹⁴. Помимо этого Шереметев, не скупясь, одаривал европейских государей, римского папу, кардиналов и гроссмейстера мальтийских рыцарей²¹⁵.

     Об  использовании поведенческой стратегии  дарения подарков А.А. Матвеевым, ничего не известно. Но можно предположить, что они были не малыми, если учесть, что его жене Анастасии Ермиловне Аргамаковой, дочери князя Барятинского 29 сентября 1705 г. от имени короля был подарен бриллиантовый браслет стоимостью 3055 ливров²¹⁶.

      Также отход от старых предписаний обычая прослеживается и в материалах переписки Ф.А. Головина и П.Б. Возницына рубежа XVII–XVIII столетий. О Ф.А. Головине говорилось выше, Прокофий Богданович Возницын был сыном владимирского дворянина, начал службу по дипломатической части при царе Алексее Михайловиче, получив звание дьяка в 1681 г., Возницын отправился в Константинополь с посольством окольничего Чирикова. Несмотря на кончину своего начальника, Возницын вступил в обязанности посла, убедил султана отказаться от притязаний на Украину. Петр Великий произвёл Возницына в новый чин думного советника и определил в приказ Казанского дворца. Огромной потерей для российской дипломатии была кончина Возницына в 1702 г. и ранняя смерть Головина в возрасте 56 лет в 1706 г.

    В своих письмах к кн. В.В. и А.В. Голицыным, Л.К. Нарышкину и к Е.И. Украинцеву Прокофий Богданович употребляет шаблонные фразы обращений («милостивый государь», «раб ваш»²¹⁷), информирует начальство, отвечая на расспросы. В другом случае он пишет о ходе переговоров с турецкими послами на Карловицком конгрессе 1699 г. Сходная структура прослеживается в письмах Ф.А. Головина, однако, в них  прослеживается тенденция замены посольского обычая новыми дипломатическими нормами, которые ориентируются на решение дел, а не только на строгую регламентацию. В письмах Головина к Петру I и посольским дьякам на первом месте стоят известия о готовящейся войне со Швецией и о возможном союзе России и Дании (о чём он разговаривал с датским посланником Грундом) и Францией²¹⁸.

    К тому же глава Посольского приказа  решал массу вопросов, не связанных непосредственно с дипломатией, продиктованных бытовыми заботами. Так, он пишет к одному из дьяков Посольского приказа о необходимости выслать в приказ «зеркалы, которые на новомъ заводе зделаны, пришлите изъ нихъ которые полутше…Также из судовъ стекляныхъ…пришлите несколько с теми зеркалами сюда вместе»²¹⁹. Позже Головин обращается с «дерзкой» просьбой к Петру I, где просит его прописывать хотя бы на время его чин адмирала в документах. Просьба Головина сохранить в наименовании чина адмирал звучит раболепно: «Милостивый государь, не прогневайся на меня, раба своего, что дерзостно тако прошение мое…Опечалила меня в…письмах чина моего адмирал нет….Токмо для прежней милости своей ко мне…хотя до некоторого времени сие оставити повели»²²⁰. В подобных обращениях ярче проявляется индивидуальность человека и как государственного деятеля и как человека с повседневными заботами. Также об этом говорит прошение П.Б. Возницына к князьям Голицыным в конце 1688 г. о переводе его из Польши в Москву вследствие нехватки денег. Возницын жалобно пишет к могущественным князьям  «не чинится мне здесь никакого вспомогательства. Денег, которые на харчи выдали не хватает»)²²¹.