Служилые люди Посольского приказа во второй половине XVII — начале XVIII в

     Василий Васильевич Голицын (1643–1714 гг.). Его дед, «князь Ондрей княж Ондреев сын Голицын» стал родоначальником основных линий этого рода. Старший сын деда стольник Василий Андреевич стал родоначальником старшей ветки князей Голицыных – Васильевичей¹⁴³.

     В.В. Голицын начал свою службу при  Алексее Михайловиче, исполняя придворные обязанности. Но вскоре он пошёл на повышение, отчасти и от того, что заявил себя сторонником родственников царя Милославских.  В период с 17 мая 1682 г. по 6 сентября 1689 г. он возглавляет Посольский приказ и получает титул «Царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегатель»¹⁴⁴. Таких высот ему помог достичь альянс с влиятельными в Думе боярами князьями Одоевскими¹⁴⁵.

     Касаемо эпистолярного наследия В.В. Голицына, то  исходящих писем сохранилось  не более четырёх: к Е.И. Украинцеву – бывшему руководителю Посольского приказа, дьякам Василию Григорьевичу Семёнову и Степану Богдановичу Хитрово и великому канцлеру Литовского княжества князю Огинскому¹⁴⁶. Но входящих – в разы больше: князю писали Богдан Матвеевич Хитрово, Н.И. и В.Ф. Одоевские, Юрий Владимирович Долгоруков, Юрий Иванович Ромодановский и другие¹⁴⁷. Один из представителей окружения князя - Никита Иванович Одоевский (ок. 1605–1689), глава рода, был пожалован в ближние бояре в 1645 г. После смерти царя Алексея возглавлял Аптекарский приказ (1676–1689 гг.), приказы Большой Казны и Большого Прихода (1681–82 г.). После смерти царя Фёдора (27 апреля 1682 г.) вначале выступил на стороне Петра I, но позже поддержал В.В. Голицына¹⁴⁸ и Милославских. Также князь В.В. Голицын переписывался с Емельяном Игнатьевичем Украинцевым (1641–1708),  который после стрелецкого восстания 1689 г. он не был сослан и даже остался при своей должности. Причину этого вскрывают записки Ф. де ла Невилля, писавшего о нём: «Хотя он был одною из креатур великого Голицына и всем своим счастьем был обязан ему,.. но он первый стал чернить своего благодетеля»¹⁴⁹.

     Фёдор Иванович Головин жил на рубеже средневековой  и новой эпох России и входил в  число значимых фигур политического  олимпа. Он переписывался Петром Андреевичем Толстым (1645–1729 гг.), дипломатом и сподвижником Петра Великого, одним из руководителей его секретной службы. В конце 1701 г. П.А.Толстой был назначен посланником в Константинополь. Вернувшись в Россию в 1714 г., он расположил к себе всесильного А.Д. Меншикова и был назначен сенатором¹⁵⁰.

    Касаемо самих источников, то в письмах  А.Л. Ордина-Нащокина можно узнать о внутреннем положении как в России, так и в других странах. В конце 1644 года А.Л. Ордин-Нащокин информировал Ф.И. Шереметева о внутрипольских интригах среди польских панов. Он пишет: «А гонцу московскую отпуск от короля при нём же [от короля – О.М.] был. И то де он сам видел в полате при короле…что де приказывал…по королевскому указу: в мироном де утвержденье без нарушенья мир король держит…Да тот же Михайло мне сказывал: за тою де ссорою от Вишневецкого о землях сейму не докончали – с великим шумом разошлись»¹⁵¹. Также, в его рассказе о Вишневецком прослеживается стремление очернить и показать его, как человека, попавшего в немилость государя: ведь, не добившись ничего на сейме, Вишневецкий уехал «царские очи не повидавши»¹⁵², что было проявлением немилости государя.

    В этих письмах А.Л. Ордин-Нащокин говорит, что большая часть населения  Речи Посполитой (к апрелю–маю 1645 г.) не хочет войны с Россией. Причём, эти сведения сыграли свою роль в переговорах: притязания поляков на смоленские земли в начале 1645 году были отвергнуты¹⁵³.

     В переписке освещены отношения между  А.Л. Ординым-Нащокиным с некоторыми представителями родовитого боярства (Рюриковичей и Гедиминовичей). Так князь Хованский в одном из своих писем прямо сравнивает влияние Ордина-Нащокина с фавором представителей низшего сословия при Иване Грозном: «в прежния времена и хуже Афанасья при государевой милости был Малюта Скуратовъ»¹⁵⁴. Это показывает напряжённость в отношении между ними. Но Ордин-Нащокин успел склонить на свою сторону мягкого князя Прозоровского и жаловался на Хованского царю. Царь внял его просьбам и послал Хованскому грозную грамоту,  где приписывал «великаго государя указ исполнить и с Афанасием помириться». Князь Хованский, скрипя сердце, исполнил его. Были у Ордина-Нащокина и личные враги: близкие к царю бояре Б.М. Хитрово И.Д. Милославский, А.С. Матвеев. Но вражда последнего была чисто принципиальной, из-за разных взглядов на внешнюю политику.

     Также и князь Василий Васильевич в своих письмах решает большое количество вопросов. Например, большой блок писем к В.В. Голицыну посвящён решению проблем с Малороссийскими старообрядцами. Так наказной атаман «Васка Семёнов» пишет об оппозиционном настрое раскольников, проживающих у реки Медведицы, которых он награждает неблаговидными эпитетами, называя «дьявольскими стадами…которые отметали веру и царского величества… указу не слушают»¹⁵⁵. Он говорит, что его слова может подтвердить станичный атаман Осип Михайлов: «…если што спросите Осипа, он при все истинно скажет и вы ему поверте, потому что войском его посылали в верх по реке…»¹⁵⁶. Эта апелляция была необходима, чтобы не «очернить» себя и всё запорожское казачество.

     Перейдём к рассмотрению материалов переписки Ф.А. Головина и Петра Андреевича Толстого (1645–1729). В конце 1701 г. Толстой был назначен посланником в Константинополь, откуда он вернулся в 1714 г. В этом посольстве он стал одним из первых российских послов-резидентов.

     В их переписке есть следы правки самого императора. Так если Фёдор Алексеевич говорит лишь об экономическом сотрудничестве с Оттоманской Портой, то Пётр I поддерживает значение заключения вечного мира. Так Ф.А. Головин пишет о том, чтобы посол вёл переговоры исключительно о торговле: «…великий государь то дело вручил тебе, и …государя грамота к тебе …об одной торговле того ради, чтоб турки…не стали тебя принуждать к иным договором…». Но внизу написана правка: Засим государем зачеркнуто следующее: «что и с того истинная…во обоих странах произыдеть дружба и вечного мира постановление»¹⁵⁷. Скорее всего, желание мира с Турцией продиктовано прагматичным желанием Петра I направить все силы на борьбу со Швецией, для чего надо было обезопасить Россию с Востока.

     Примечательно, что эти письма не носили хараектер  детальной инструкции, хотя в них  обговариваются детали заключения мира (о крепостях, о договорённостях  о приёме беглецов и пленных). Но во второтепенных делах, например, в  выборе переводчика, послу уже предоставлдяется полная свобода. Так Ф.А. Головин пишет: «о толмаче Турецкомъ, что есть тебе нужда, а мочно его сыскати тамо, изволь приговорить кого к тому по своему разсмотрению сыщешь»¹⁵⁸. Но добавляет: если посол пожелает выслать толмача из Москвы, то выслать просто некого: «…если потребен будетъ, изволь взять его, с Москвы, истинну к тебе пишу, что послать некого»¹⁵⁹.

     Теперь  просмотрим прошение Прокофия Богдановича  Возницына к В.В. и В.А. Голицыным¹⁶⁰. Начинается письмо стандартно: «Прошу милости, помилуйте …призрите на убого раба …». Но потом ясно излагает причину просьбы отозвать его из Польши обратно в Москву: «…выдали мне, великие государи, жалование 100 рублей золотых: я нанял на те деньги подвод до Варшавыза 40 рублей, а остальные держал на свои харчи… Но купить их[харчей] негде и не чиниться мне никакого вспоможения… Истинно нужда моя к той просьбе принудили». Это оригинальный случай, когда сам посол просит отозвать его и его просьба была удовлетворена: в ноябре 1700 г. вместо него в Польшу по указу Петра I был назначен дьяк В. Постников¹⁶¹.

     Таким образом, и в официальной линии  внутренних коммункаций служилых людей  прослеживается тенденция к демократизации в общении, но проявляется она  не в стилитике, а в характере: подчинённые сами обращаются с просьбами и могут самостотельно решать второстепенные вопорсы, что прослеживается и в одном из донесений Б.П. Шереметева сенаторам о Посольским делах. В одном деловом письме он лично против имени посла, которое «по-турецки писано», подписал «имя его по-латыни», так как перевести с турецкого было некому¹⁶².

     Обратимся теперь к неофициальной стороне  внутренних коммуникаций. Данные известия нам дают донесения посла П.А. Толстого своему начальнику, а также  сведения иностранных биографов. Так  первый биограф Толстого Вильярдо рассказывает, что червонцами и соболями, которыми граф Толстой должен был подкупить турецких сановников, он одаривал и себя. Один посольский секретарь хотел донести об этом Ф.А. Головину, за что и был сослан на родину. И донесение Толстого об отправлении посольского подьячего выдаёт его с головою, как бы он не старался отвести от себя подозрения. Он пишет об этом в особом секретном донесении боярину Головину, в котором рассуждает о том, что он опасается измены от своих домовых людей и совращения их в басурманскую веру, и после этого, лишь в виде примера, рассказывает об отправлении подьячего, якобы хотевшего принять «магометанство»: «и у меня и прежде сего уже такое дело было». Подьячий Тимофей «познал турецкий язык и намерился быть бусурманом: и призвав его к себе тайно, начав ему о том говорить я запер его у себя, где сплю до ночи. А в ночи он выпил рюмок вина, скоро умер, и тем Бог сохранил от такой беды»¹⁶³. Можно сказать, что фактически прикрываясь религиозными вопросами, П.А. Толстой покрывает свои «тёмные» дела с «посулами».

      Обратим внимание на стилистку писем. Так  для писем А.Л. Ордина-Нащокина характерна большая отдалённость от адресата, которая выражается в возвышенно-официальном  тоне писем к адресату и уничижения себя. Так, например, в письмах к  Ф.И. Шереметеву (как и к другим лицам) он обращается исключительно с титулом «государь»: «…да приказано, государь, у меня проведывать для чего свеичи [шведы – О.М] удельного города немлют дацково королевича…».¹⁶⁴

     Касаемо тематики писем, то он не касается или говорит мимолётом о внедипломатических (например, хозяйственных и административных) вопросов. Так Ф.И. Шереметев говорит, что главная задача А.Л. Ордина-Нащокина – информировать о внешнеполитической обстановке: «И тебе бы… одноконечно всяких вестей проведывать в Польше, и в Литве и в Свее [Швеции – О.М.], и в Прусах [Пруссии. – О.М.]. А про што проведаешь пиши, не мешкая»¹⁶⁵.

     Эту информативную функцию несут  с собой и письма подьячего  М. Волкова, который пишет П.Б. Возницыну. В этих письмах содержится много  интересных мелочей: как они «купили себе венгерское тёплое платье, шубы и шапки»¹⁶⁶. К тому же он отмечает то, как обделили переводчика Стигля, которому были «даны два целковых», хотя он «за труды свои просил полтинный», «чего ему не дали и подвод не взяли, а наняли одного Фурмана до Кракова»¹⁶⁷

     Для Афанасия Лаврентьевича характерны пространные описания и приветствия¹⁶⁸. В отличие от него, В.В. Голицын более лаконичен: после короткого приветствия сразу переходит к делу, например, он распоряжается выдать стольникам Петру и Василию Зиновьевым 100 рублей на возмещение убытков от пожара: «Емельян Игнатьевичь! Пожаловали великие государи Петра и Василья Зиновьевых, для пожарного их разоренья, велели дать из четвертных доходов денег по пятьдесят рублёв; и ты прикажи выдать тотчас. Васка Голицын…»¹⁶⁹. Здесь, помимо непосредственных дипломатических задач, он уделяет внимание и хозяйственным вопросам.

     Но  при обращении к вышестоящим  лицам, князь Василий Васильевич Голицын кардинально меняет свой тон и переходит на длинные  и официальные приветствия.  Вот как В.В. Голицын начинает письмо к канцлеру Литовского княжества и князю Огинскому (в ноябре 1648 г.), где поздравляет его с получением звания канцлера: «Божиею милостию, великих государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича… и наследников и государей и обладателей, царственные болшие печати и государственных великих посольских дел оберегатель ближней боярин и князь Василей Васильевич Голицын … Божиею милостию короля Полского и великого князя Литовского, Руского и иных, его королевского величества его милости Марцыяну князю с Козельска Огинскому, канцлеру великого княжества Литовского, братцкое любительное поздравление»¹⁷⁰. Но это письмо относится к внешним коммуникациям, ведь он обращается к вышестоящему чину.

     Сам характер переписки становится менее  официальным и более непринуждёнными, но это «раскрепощение» идёт от самого В.В. Голицына (так к Емельяну Игнатьевичу  Украинцеву от обращается просто по имени  и отчеству), но вот пишущие ему  адресаты (тот же Е.И. Украинцев, М. и Ю. Долгоруковы, П. Головин и пр.) выдерживают официальный тон в переписке, начиная письма со слов: «Государю моему милостивому князю Василью Васильевичу холоп твой челом бьёт»¹⁷¹. Это говорит о том, что иерархичность была выражена ярко, но глава внешнеполитического ведомства уже обращался к нижестоящим не так официально как, например, к государю.

     И ещё больше официальности лексика  теряет к началу XVIII в. Между работниками Посольского приказа и его главой Ф.И. Головиным. Так Фёдор Алексеевич даёт свободу послу П.А. Толстому в решении некоторых дел, разговаривает с ним на «ты» и многие его поручения походи не на приказы, а просьбы. Так, например, он просит обучить посланного к Петру Алексеевичу подьячего: «Подъячей, которой …послан к тебе, изволь ево выучить грамоте, уже он немного и искусен был тому¹⁷² и ради того отпущен…»¹⁷³.

     Но  не следует это считать заигрыванием или лестью: и Фёдор Иванович и  Пётр Алексеевич имели графские титулы и занимали одинаково высокое  положение при дворе Петра  I, так что они могли общаться на равных. Так, например, Ф.А. Головин получил данный графский титул 16 ноября 1702 года Он был вторым из русских дипломатов после А.Д. Меншикова, кто получил от императора Священной Римской империи Леопольда I грамоту на графский титул¹⁷⁴.Пётр Андреевич Толстой же получил титул графа на 22 года позже – в 1724 г¹⁷⁵.При этом, в отличие от XVI и XVII вв., где господствовала система местничества, эти звания стали играть не такую важную роль, так как многое теперь стало зависеть от воли монарха, который мог приблизить безродного человека (как, например, А.Д. Меншикова) и, наоборот, отправить в опалу родовитого, но негодного человека (того же В.В. Голицына и др.).

     Таким образом, проследив эволюцию внутренней приказной коммуникаций то есть между приказными служащими  можно сделать следующие выводы:

     1. В период с середины XVII до начала XVIII вв. меняется характер коммуникации в плане тематики, которая становится более развёрнутой: если в середине XVII в. А.Л. Ордин-Нащокин в письмах обсуждает чисто дипломатические вести и выдаёт некоторые стратегические положения, то позже В.В. Голицын и Ф.А. Головин будут также широко обсуждать и хозяйственные и административные вопросы, качающихся их ведомства (например, о выдаче жалования, бюджета приказа и пр.). То есть из простых дипломатических работников главы Посольского приказа превращаются в полноценных администраторов – экономистов и хозяйственников.