Пища в системе жизнеобеспечения на примере Усть-Коксинского района

Поля с хлебами были расположены на другом берегу Катуни и удалены от села Верх-Уймон. На хлеб шла в основном рожь. Особенно земледельцев радовала пшеница «уймонка». За свой медно-красный цвет, «уймонка» получила у здешних крестьян ласковое название «Аленька». До революции хлеб из Уймонской долины поставляли к царскому столу. Алтайские земли оставались вотчиной императорского двора. И масло из горных долин, и альпийский мед, и орех кедровый - все, чем богат Алтай, попадало в Зимний дворец. Из пшеницы сорта «аленька» выпекали знаменитые царские караваи. Хлеба стояли стеной по левобережью Катуни у отрогов Теректинского хребта. Теплые ветры из Теректинского ущелья оберегали посевы от холодов. «Они всегда будут здесь с хлебом»,- с завистью говорили" гости, приезжавшие к уймонским кержакам из других деревень Горного Алтая.³⁵ И неспроста исследовательница В.Шелудякова назвала Уймонскую степь «наиболее интересным земледельческим уголком», в котором сохранилось «наиболее старинное земледелие». К концу ХХ века после всех починов и экспериментов Уймонская долина осталась без собственного хлеба.

На земле же вблизи селения, непригодной по своим природным особенностям для выращивания зерновых культур, выпасали скот.  Всякую работу старообрядцы начинали молитвой, что в какой-то степени наблюдается и в настоящее время по отношению к самым обыденным домашним делам. Приступали к работе, прося благословения у старших. На работу обязательно только благословиться".

Весь уклад жизни уймонских  старообрядцев, в том числе и  их хозяйственная деятельность, были основаны на законах старой веры, в  частности, на религиозно-этических  воззрениях на труд. Именно заповедь "жить своим трудом" стала основой развития хозяйства уймонцев, особенно земледелия, в сложных климатических условиях. Подтверждением данному выводу может служить, в частности, отрицательное отношение к охоте как к не производительной, а присваивающей отрасли хозяйства. Стремление "жить своим трудом", возможно, послужило одной из причин развития мараловодства. Уймонские старообрядцы стали сами выращивать маралов, что явилось альтернативой охоте на "Божью скотинку".³⁶

Кто именно из крестьян положил начало разведению маралов неизвестно, но начался он, кажется, в деревнях Бухтармы, где и теперь наиболее развит. Очень трудоемким был отлов животных для последующего разведения в маральниках, владельцы которых платили достойное вознаграждение за пойманных маралов. Таким делом зимой, на лыжах, в течение 5-6 дней занималась группа из 5-6 мужчин. Некоторые наши информаторы помнят рассказы таких охотников: "Это мне Григорий Яковлевич рассказывал. Первый день, говорит, не видим, второй - не видим, на третий день начинали видеть, он идет. На четвертый на бычьи ремни толстые, на растяжку привяжут, а по переменке бегут - тот, другой. Бегут - бегут, а он потом на отбой станет под лесину, задом стоит, передними ногами брыкает. Потом уж за конями, их уже это, в деревню вели, к хозяину". Пойманных маралов выпускали в огороженные, высотой около 3 м, парки.³⁷

Мясо марала благодаря  невысокой жирности и оптимальному соотношению насыщенных и ненасыщенных жирных кислот, большому количеству полноценного белка, богатству минерального и витаминного состава использовалась как регулярная составная часть здорового, сбалансированного питания.³⁸

Но ни  один год,  и  ни два люди лечились пантами. Обжаривали панты в масле, делали из них порошок, настои на вине. Бывало, что пили свежую кровь, и готовили ее впрок. Употребляли в чистом виде и смешивали   с лечебными травами. Так избавляли себя от многих болезней. Цены этому лекарству нет. «Крестьяне говорят, что маралов выгоднее держать, чем лошадей, - писал в 1879 году Г.Н. Потанин, сена они съедают  менее лошади, а за рога можно выручить столько, сколько лошадь никогда не заработает. И надо сказать, выгоды от мараловодства были  столь велики, что уймонцы жертвовали даже пашней, чтобы огородить новые маральники».³⁹

Старинные рецепты и сейчас медицина использует для приготовления пантакрина. Так, по переписи выселка по р. Окол Верхнеуймонского общества Бийского уезда Томской гyбернии  самыми зажиточными в районе были семьи: Бочкарева Кузьмы Ивановича, 8 чел. в семье,170 голов скота, из них - 37 маралов; Астанина Дмитрия Кирилловича, с. Юстик, семья из 11 чеп.,104 гол. скота; Боровикова Андрея Киприяновича, с. Юстик, семья из 5 чел.,104 гол. скота, заведовали кожевенным заводом “Дуботалка”; на заимке Красноярской проживали семь домохозяев, семьи Кудрявцева Киприяна Кирилловича и Поносова Григория Павловича занимались мараловодством. Семьи Черепановых с выселка Щепкина имели больше 100 голов скота и маралов; Огнев Марк Маркелович на заимке Усть-Пологой содержал 132 голов  скота; на обеих заимках было по 8 человек  грамотных. В дерене  Терехта семьи Бочкарева Ипата Марковича, Нагибиных Митрофана Осиповича и Андрея Осиповича имели до 150 голов скота вместе с маралами; Олькова Арефия Лаврентьевича -123 голов  скота и пасеку. В Верхнем Уймоне семья Варфоломея Семеновича Атаманова из 11 чел. имела 241 гол. скота; Наума Ивановича - 257 гол. скота; Бочкарева Власа Вавиловича -172 гол. скота; Бочкарева Ивана Вавиловича - 249 гол. скота; Чернова Федора Леоновича - 376 гол. скота, маралов и пасеку. Этот список можно продолжить, думается, что не стоит объяснять, почему этим и другим семьям в 1929-1937 гг. была уготована страшная участь.⁴⁰

Уймонская долина традиционно  славится своими пасеками и горным медом, который превосходит своими качествами мед, собранный в предгорной и равнинной местности. Мед, собранный с разнотравья, по своему высокому качеству и аромату был одним из лучших в Сибири и под названием "алтайский" вывозился в европейскую часть страны и за границу.

Пчел старообрядцы держали в колодах, долбленных чаще всего из тополя, а также из березы и осины. Собственные пасеки, расположенные "на горах", или, если количество колод было небольшим, рядом с домом, держали многие хозяева. Например, у отца И.И. Макарова было около 15 колод: "Они осот сами отводили. Наверно, около двух метров длины колода. А здесь потом выборка одна, потом втора, две обязательно, на этой, на колоде, досточка така. А посередке ей там муток сделан, который соединяет эти досточки. А там муток - в самой колоде. Там, как говориться, голова была, там не лезли, а здесь. Ну, сколько надо мед, отрежут, опеть заделают". К пчелам у старообрядцев-уймонцев всегда существовало особое отношение: "они божьи пчелки". Пчеловодство являлось сакральной отраслью хозяйства, секреты которого (заговоры и прочее) строго хранились пасечниками и передавались в ограниченном количестве. Особое отношение к пчелам, в частности, вызвано и тем обстоятельством, что пчелиный воск использовали в качестве сырья для изготовления свеч, выполняющих важные функции в религиозных обрядах старообрядцев.⁴¹

Жизнь людей в долине была крепко связана с водой. В реке, озере видели люди неиссякаемый и надежный источник пополнения своих продовольственных запасов, поэтому и селились они, как правило, у водоемов. Старики вспоминают: «В полноводных реках, озёрах, небольших ручьях и речушках рыбы было столько много, что её ловили волосяными силками, руками и даже ситом. Отпрудишь от речки канавку и бери сколько надо, прямо руками». "Рыбы было навалом ", в изобилии водились хариус, таймень, налим.⁴² Рыбачили  удочками с "самокованными" крючками, на червя. Длинные, около 5 м, удилища вырубали из тальника. Позднее стали  «лучить». Выбирали тихую безветренную ночь, садились в лодку, и с нее светили по воде, сжигая бересту или щепки. Высвечивая дно, искали самую крупную рыбу и били ее острогой. В каждом доме были свои рыбаки, и каждый хозяин должен был иметь лодку. Лодки долбили из ствола большого старого тополя длиной до четырех метров. Нагревали ствол, разводили его дугообразными распорками. Такую лодку трое-четверо; мужчин могли сделать за один день. Наловив  рыбу, коптили, вялили на солнце, сушили в печке или в мешках в бане по-черному. Живя в этом природном изобилии, трудно остаться голодным.⁴³

Отношение к воде было  трепетным. Староверы и сейчас, даже в лютый мороз, бельё полощут в проточной воде, иначе оно будет поганым, а в реке смывается с белья горе, злосчастье, болезни, худоба. После наступления темноты нельзя было брать воду ни из речек, ни из колодцев, не попросив у воды прощения и не объяснив причины, почему вы пришли по воду поздно. Купание в целительных родниках осмысливается староверами как второе рождение и возвращение к изначальной чистоте. Воду приносимую домой, всегда брали против течения, а вот для «лекарства» по течению и при этом произносили заговор. Святой была вода, леса и травы,  огонь. Огонь очищает душу человека, обновляет его тело.⁴⁴

В хозяйстве держали много  коров, копили масло и для себя не жалели.  Корова на дворе –  еда на столе. Так бережно, с любовью относились наши предки к буренке-кормилице. Стакан молока на нашем столе столь же привычен, как и ломоть хлеба. Эти внешне очень несхожие продукты объединяет то главенствующее значение, которое они занимают в питании человека. Испокон веку крестьянин стремился обеспечить свою семью сначала хлебом и молоком, а уж потом «чем бог пошлет». Отсюда и извечная мечта русского народа о «молочных реках», символе сытости и благополучия.⁴⁵ Таким образом,  обращение населения к традиционным формам хозяйствования позволило им  практически полностью обеспечивать себя продуктами питания. Традиционная система жизнеобеспечения, являющаяся результатом адаптации к окружающей природной среде, и в настоящее время продолжает являться гарантом выживания русского населения.

Для жилища старожилов Алтая, как и других местностей Западной Сибири, были характерны традиции строительства  русского населения лесной полосы страны. 0ни проявлялись в терминологии; используемых материалах, способах возведения дома, его планировке и убранстве. Эти традиции, принесенные в Сибирь первыми поселенцами, не только распространились на Алтае, но и получили дальнейшее развитие.

Жилище было срубным. Как  и повсюду в местах нового заселения, строительный лес рубили при основании  новых поселений в ближайшем лесном массиве. Лучшим по качеству считался строительный материал из деревьев хвойных пород. В горах, кроме того, росли лиственница, пихта, кедр.  Освоившись с местными природными условиями, русское население смогло оценить качества каждой из пород деревьев, используя уже имевшиеся ранее знания. Влагоустойчивая лиственница, имеющая крепкую упругую древесину, шла на нижнюю часть сруба, больше поддающуюся гниению. Дома, целиком сложенные из лиственницы, были долговечны, но зимой внутри помещения скапливалась влага. Основным жилищем была изба.   Общая высота дома была  10-12 рядов, а  из среднего леса - по 14-18 рядов. После того как сруб собирали, его окосячивали: оформляли проемы окон и дверей деревянными коробками. Названия брусков, из которых собирались коробки окон и дверей были сходны: боковые - "косяки", верхние - "верхник", а нижние - соответственно "подушка" окна и "порог" двери. Рамы были небольшие с частым переплетом (оконница разделялась на 4-8 звеньев) и нестворчатыми, наглухо закрепленными в срубе. На южной стороне сруба прорубали больше окон, а боковую стену, обращенную на север, оставляли "глухой". Небольшое окно делали на другой боковой стене, возле устья печи, где работала стряпуха.⁴⁶

Самым уютным и теплым местом в доме была, безусловно, печь. Печи ставили на деревянном опечке, в углу, у стены, возле входной двери, что также соответствовало севернорусским традициям. Опечек представлял собой деревянную платформу на столбах, возвышавшуюся над полом примерно на полметра. Переднюю и боковую стенки опечка обшивали досками, концы которых врубали в стену.

Печь занимала в избе много  места. Между боковой стеной и  печью оставалось небольшое пространство - "запечка". Как и в европейской  части страны, там делали люк в  полу и лестницу, ведущую в подполье. Цело – отверстие, через которое помещали дрова в печь, - направляли к окнам, чтобы хозяйкам было светлее управляться. По стенам навешивали полки для хранения мелкой кухонной утвари и припасов. Запечку закрывали занавеской или дверцей. Чулан за печкой с расположенным в нем входом в подполье назывался "голбец" или "шомныш". Эти термины бытовали в различных местностях севернорусских губерний. Битые из глины печи были во многом сходны в общих чертах конструкции, и вместе с тем каждая из них приобретала индивидуальные черты мастера-печника и хозяев дома. Такие  печи складывали за один день с помощью родных или знакомых, но для формования свода приглашали мастера. Свод печи старожилы выводили с помощью деревянной свинки. Перед началом работы мастерили из плах опечек – нижнюю часть печи, насыпали туда гальку или битое стекло, чтобы лучше держался жар, и снова набивали глину. Глину смешивали с песком, солью, для прочности добавляли конский навоз и бычью кровь. Били так крепко, что из глины отходила влага. Печку сушили две-три недели, ежедневно её протапливая. Около устья печи с внутренней стороны делали небольшие углубления, называвшиеся у старожилов "горнушками».⁴⁷

Вкусную и питательную  еду с незапамятных времен человек  готовил при помощи печи. Все наши газовые и электрические,   не идут ни в какое сравнение с русской печью. Кто хоть однажды испробовал хлеб, испеченный в ней, томленные или кашу, уже никогда не забудет их превосходного вкуса и аромата. Весь «секрет» в том, что жар в печи распределяется равномерно, а температура остается стабильной в течение довольно длительного времени. Кстати посуда, использовавшаяся для приготовления пищи в русской печи, постепенно приняла форму, в наибольшей степени отвечавшую особенностям очага. Керамические горшки и металлические чугуны выпуклы и округлы именно потому, что нагрев в печи осуществляется с боков. Дно горшка, стоящее на поду, нагревается очень слабо, вследствие чего его делают совсем небольших размеров. Да и ухватом поддевать горшок с таким дном гораздо легче.⁴⁸