История вхождения Калмыцкого народа в состав Российского государства

И.С. Куракин прилагал немало усилий, чтобы склонить калмыцких правителей, и прежде всего Далая, на отправку в Москву авторитетного калмыцкого посольства для оформления подданства. Правительство царя Михаила Федоровича не хотело довольствоваться результатами, полученными при Василии Шуйском. Новая династия царей, Романовы, стремилась утвердить свое положение в стране, добиваясь, в частности, пересмотра и должного оформления внешнеполитических актов.

Во время переговоров тобольского  атамана Ивана Савельева с  Далаем летом 1617г. соглашение о поездке  калмыцких представителей в Москву было достигнуто. В ноябре 1617г. в  Тобольск прибыли калмыцкие послы  Буга и Коомдан, которые вскоре были отправлены в Москву. 20 марта 1618г. этих послов уже принимал дьяк Посольского приказа Савва Романчуков.

От имени тайшей послы выражали готовность быть под «царскою рукою», просили защиты от врагов, выражали готовность помогать русскому правительству против его недругов своими войсками. Послы напомнили дьяку о том, что с тех пор, как калмыки стали приезжать к сибирским городам, они пригоняют лошадей и коров и тем русские города обогащают. Переговоры проходили в дружелюбном тоне. Сильное впечатление на калмыков произвело сообщение Романчукова о приезде в Москву послов от Алтын-хана с челобитьем о подданстве. Сначала они даже не поверили этому известию, сославшись на очень большое расстояние, отделяющее государство Алтын-хана от Москвы. Но русские дипломаты сумели их убедить в истинности этого известия. Затем калмыцкие послы были приняты царем.

14 апреля 1618г. на имя Далая-Богатыря  была дана жалованная грамота,  извещающая о согласии русского  царя принять тайшей в русское  подданство. Тайшам была обещана  защита от врагов и царское жалование. Сибирские воеводы, говорилось в грамоте, получили указание не обижать калмыков. Грамота подтверждала право приезда калмыков с торгом в Тобольск и другие сибирские города.

Итак, первые сношения России с калмыками  ознаменовались принесением калмыцкими тайшами шертей на подданство Русскому государству, посещением калмыцкими послами Москвы и ответными посольствами от русского правительства в калмыцкие улусы. Интересы обеспечения кочевьями, развития экономических связей с Русским государством и обороны от недружественных соседей заставляли в конечном счете калмыков вновь искать русского покровительства. Отклонения от этой линии не могли быть длительными и серьезными. Со своей стороны царское правительство, как уже было упомянуто, исходя из своих интересов, стремилось к мирному разрешению пограничных споров и охотно принимало калмыцких тайшей. Вот почему возникавшие временами конфликты преодолевались сравнительно быстро и легко. Не конфликты характеризовали процесс развития русско-калмыцких отношений в XVII в. Главным в этих отношениях было стремление к добровольному вхождению калмыков в состав Русского государства, в чем объективно, экономически и политически, были заинтересованы обе стороны.

(Жалованная грамота царя Михаила  Федоровича от 14 апреля 1618г. калмыцкому большому тайшя Далаю-Богатырю)

Завершение процесса добровольного вхождения калмыков в состав Русского государства 

Процесс добровольного вхождения  калмыцкого народа в состав Русского государства потребовал значительного времени и ряда предварительных условий. Завершение этого процесса упиралось в необходимость разрешить следующие вопросы: окончательно определить территорию кочевий калмыков, уточнить размер и характер повинностей новых подданных в пользу Русского государства, договориться о гарантиях, обеспечивающих соблюдение тайшами присяги на верность русскому царю.

Вопрос о кочевьях являлся основным с самого начала сношений калмыков с Русским государством. Обращаясь  с просьбой о подданстве, калмыцкие  тайши неизменно просили об отводе им территории для кочевий. Это вполне соответствовало представлениям кочевников о собственности на землю. Глава Русского государства, которого они титуловали «цаган-хан», т.е. «белый царь», как главный собственник земли, должен был разрешить им кочевать на определенной территории.

С середине XVII в. вопрос о кочевьях все более энергично и часто  стал подниматься калмыцкой стороной в переговорах с представителями  Русского государства. Посещавшие калмыцкие  улусы русские люди в свою очередь привозили известия о стесненном положении калмыков с кочевьями.

К 1649г. относится определенное свидетельство  о новой значительной откочевке  из Джунгарии так называемых «дальних»  калмыков в пределы России. Теснимые правителями Джунгарского ханства, улусы Колделеня-тайши продвинулись на запад в район рек Эмбы и Сырта. По слухам в улусе Колделеня насчитывалось около 20 тыс. воинов. Появление в этом районе новых пришельцев заставило Дайчина и Лаузана еще более сократить территорию своих кочевок и отойти в западном направлении, т.е. в сторону Волги. Посланному к Дайчину-тайше в марте 1649г. Ивану Суслову «ближние» люди Дайчина-тайши сообщили, что Колделень с улусами кочует на р. Сырте, от улусов Дайчина в 8 днях, а от улусов брата его Елденя в 2 днях. В улусах Дайчина Иван Суслов слышал разговоры о том, что Колделеню и Дайчину кочевать между Яиком и Волгой, Яиком и Змоой «не уместитца», и Дайчин хочет уступить Колделеню и перейти кочевать на Крымскую сторону Волги. Лаузан также оказался в трудном положении с кочевьями. На требование удалиться от русских пределов он отвечал в конце 1649г., что на прежние его кочевья за Яиком пришли Колделень и Даян-Омбо. Переговоры между тайшами окончились соглашением, по которому «дальние» калмыки получили право кочевать в прежних владениях Лау-зана.

Дальнейшая передвижка торгоутов  в западном направлении встречала  на первых порах неодобрительное  отношение со стороны царского правительства. Из Москвы неоднократно поступали в  Астрахань указы, запрещающие калмыкам кочевать в междуречье Волги и Яика, а ходатайства тайшей о разрешении кочевать по Волге около Астрахани неизменно отклонялись русскими властями.

Устные шерти калмыцких тайшей начала 50-х годов XVII в. содержат обязательство  «кочевать бы им, калмыцким людей, с улусы своими в летнее и зимнее время за рекою Яиком в прежних своих дальних кочевных местах, а на Ногайскую степь через Яик и к реке Волге к твоей государевой отчине к Астрахани во ближние места без твоего государева указа кочевать не ходить. Конечно, тайши не всегда считались с этим запрещением и переходили установленные для них рубежи, приближаясь к Астрахани и другим поволжским пунктам. Особенно в этом отношении отличался Лаузан. Дайчин был более осторожным и осмотрительным. Он предпочитал действовать мирными путями, стремясь заручиться разрешением русских властей кочевать в междуречье Волги—Яика. Однако правительство достаточно твердо стояло на том, чтобы калмыки не кочевали западнее Яика и держались подальше от городов Поволжья.

Решительным образом позиция русского правительства по вопросу о кочевьях была пересмотрена в 1655—1657гг. в связи с завершением переговоров с тайшами об окончательном оформлении перехода тайшей г русское подданство. В 1655г. впервые встречается в документах упоминание о том, что калмыкам предоставляется право кочевать по берегам Волги. В апреле 1655г. (после подписания калмыками очередной шерти на подданство) в грамоте из Москвы воеводам Астрахани, Казани и других поволжских городов указывалась: «Улусом их (калмыцким.—Ред.) велено кочевать по Волге по Ногайской стороне, и по Ахтубе, и по Белужью или близко наших городов, где они кочевать похотят». Это разрешение было обусловлено обязательством калмыцких тайшей принять участие в войне против Крыма и Речи Посполитой. Затем правительство пошло еще дальше. После новой шерти тайшей, данной ими в 1657г., в царской грамоте от 6 июля 1657г. выражалось согласие удовлетворить просьбу Дайчина и Мончака о предоставлении им права кочевать по Волге. Пределы кочевий были определены следующим образом: «Кочевать по Крымской стороне до Царицына, а по Ногайской стороне по Самару». Зимой калмыкам дозволялось «в мочаках или в иных местах кочевать». В следующем году уход калмыков из-под Астрахани, где им было разрешено кочевать, был воспринят царскими властями уже как попытка нарушить шерть 1657г. Так, дьяки Посольского приказа — думный дьяк Ларион Дмитриевич Лопухин и Дмитрий Шубин — на приеме калмыцкого посланца Кошучи-тархана в июне 1658г. говорили ему: «а они б де Дайчин-тайша и Сеюнч мурза на государокую милость были надежны, а не так бы де, как прежде сего, они откочевали от Астрахани».

Шерти 1661г. (июньская и декабрьская) еще более укрепили позиции калмыков в районе Волги. Правительство сделало  новый шаг в разрешении проблемы кочевий для калмыков. Для них  кроме волжских степей были открыты и степи Придонья. В 1662—1663 гг. калмыков можно было видеть беспрепятственно кочующими вблизи не только Царицына и Черного Яра, но и по обоим берегам Дона. Не приходится сомневаться, что это происходило по инициативе русского правительства. Из отписки астраханского воеводы князя Г.С. Черкасского видно, что царские власти не ограничивались пассивной ролью в вопросе о кочевьях для калмыков. Разрешения кочевать им там или здесь сменяются теперь настойчивыми призывами, обращенными « калмыкам, чтобы они кочевали именно на правой, на Крымской стороне Волги. В декабре 1664 г. Мончак получил царскую грамоту, которая «похваляла» калмыков за то, что они перешли на нагорную сторону Волги. Таким образом, в конце 50-х годов XVII в. вопрос о кочевьях был полностью разрешен, что имело первостепенное значение для жизни калмыцкого народа. Но было бы неправильно полагать, что царское правительство в решении этого вопроса занимало бескорыстную позицию. Благожелательная линия правительственной политики явилась в значительной мере следствием того, что правительство стремилось получить в свое распоряжение калмыцкое войско. Понятно, что военные походы калмыков против Крыма было гораздо удобнее организовать из более близких к театру военных действий приволжских и придонских степей, чем из-за Яика. «В «милостивом слове» от 15 сентября 1664г. правительство призывало Мончака и других тайшей кочевать по Волге, Дону и донским вершинам «для того, чтобы тебе под Крым и Азов посылать своих людей без всякого мотчанья». Кроме того, размещение калмыцких кочевий на правобережье Волги создавало заградительный кордон от нападений с юга на русские пределы.

Весьма  важным для русского правительства  представлялся и вопрос о повинностях  новых подданных — калмыков. Отказавшись от требования ясака, правительство решило в полной мере использовать их на военной службе.

Во время  русско-польской войны 1654—1667 гг. Крымское ханство выступило в качестве союзника Речи Посполитой. Враждебные действия крымского хана потребовали  от Русского государства усиления обороны южных границ и получения дополнительной вооруженной силы для борьбы с Речью Посполитой и Крымом. В планах правительства особое место занимало намерение окончательно оформить подданство калмыков и привлечь их в качестве такой дополнительной военной силы. В начале 60-х годов правительству удалось добиться участия калмыцких воинов в борьбе с Крымом.

Важными вехами в укреплении связей калмыков с Русским  государством являются шерти 1655, 1657 и 1661гг., данные калмыцкими тайшами. Оформлению этих шертей как письменных актов предшествовала целая полоса переговоров между тайшами и русскими властями, в ходе которых царское правительство неизменно ставило вопрос о гарантиях соблюдения тайшами взятых на себя обязательств. Наиболее надежной гарантией правительство считало представление тайшами аманатов, т.е. заложников из среды аристократии.

Но решить этот вопрос было не просто. Переговоры об аманатах были сложными и длительными. Долгое время они не давали результатов, нужных русской стороне. В 1651г. в переговорах с тайшой Дайчином астраханский воевода князь М.П. Пронский, судя по его отписке в Москву, требовал «аманатов в… государеву отчину в Астрахань для всякого утвержденья дать, а без аманат верить нельзе потому, что и наперед сего он, Дайчин, и его послы тебе, государю, многожды шертовали, а ни в чем на правде своей не стояли». Воевода уверял царя в одной из отписок, что с «вашими государевыми людьми за аманаты мир настоятелен и крепок будет навеки». Но тайши упорно отказывались от дачи аманатов. «Как де свет стал, и калмыки де никому аманатов не давывали, да и впредь того не будет, о том де и говорить полно», — заявил Дайчин астраханскому посланцу Я. Ушакову в 1651г. Подобного же рода отказы получали воеводы и в последующие годы. Наконец лишь в 1657г. после многочисленных и настойчивых требований русских послов Дайчин и Мончак согласились дать аманатов в Астрахань, что и было зафиксировано в соответствующих разделах шерти от 30 марта 1657г. Вопросу об аманатах, как видим, стороны придавали большое и далеко не формальное. Значение Дайчин и Мончак указывали на исключительность этого шага: «... а такова у них дела николи не бывало, и аманатов де не давывали никому», — говорил Мончак-тайша. Согласие дать аманатов в 1657г. — одно из свидетельств завершения процесса принятия калмыками подданства Россйи. Поскольку аманатов давала только одна сторона — калмыцкие тайши, этим явно подчеркивалось неравноправие сторон, признание тайшами своей зависимости от русских царей.

Правительство России вместе с тем упорно добивалось, чтобы переговоры велись самими тайшами или их полномочными представителями, а шерти от имени тайшей приносились бы калмыцкими «природными добрыми людьми», а не малоизвестными калмыками или татарами, как это иногда имело место раньше. Шаг за шагом русскому правительству удалось настоять на своем. В декабре 1654г. для ведения переговоров о заключении шерти в Астрахань были присланы «калмыцкие природные люди». Не ограничиваясь достигнутым, царские власти стали настаивать на том, чтобы шерти давали лично сами тайши. В 1655г. добиться этого астраханскому воеводе И.П. Пронскому не удалось. Дурал-тархан, которому Дайчин поручил подписать шерть, объяснил воеводе, что Дайчин сам подписать шерть не может. По словам Дурал-тархана, Дайчин, будучи на богомолье в Тибете, дал обет, чтобы ни ему, «и детям его ни при каких обстоятельствах не шертовать. Но реальная обстановка требовала изменения этой позиции. Вскоре Дайчину пришлось нарушить спой «обет».

В 1657г. при  подписаний новой шерти он вынужден был, правда под большим давлением русских властей, сообщить в Астрахань, что «для вашей государской премногой милости учинят, чего искони веку от них николи не бывало — сын ево Мончак и внук ево родной Манжик тайши, сами де великим государем шертовать станут». Таким образом, шерть 1657г. была первой шертью, данной самими тайшами.