Правовое регулирование смертной казни на современном этапе

Страна всего лишь с двухвековой государственной  историей впитала в себя и аккумулировала обычаи и традиции, культуру, демократические  принципы и основы правовой системы, издавна формировавшиеся у многих народов и государств. Отсюда и специфические особенности функционирования некоторых государственных и правовых институтов, в том числе и такого инструмента уголовной политики, каким является институт смертной казни.

Этот институт издавна стал неотъемлемым элементом не только правовой системы США, но и американской культуры в целом. Поэтому многие специфические особенности законодательства, регламентирующие функционирование этого института, а также специфические особенности практики применения и исполнения наказания в виде смертной казни имеют значительный практический и научный интерес. Потребностям удовлетворения такого интереса способствует весьма редкая в современном мире, по сути дела, уникальная открытость американской системы юстиции, ее доступность для рядовых членов общества, включая всю информацию о применении смертной казни – статистику смертных приговоров и казней, особенности законодательства того или иного штата, многолетнюю базу данных об осужденных и казненных, порядок и все процедурные вопросы исполнения этого наказания.

На протяжении большей  части истории Соединенных Штатов смертная казнь рассматривалась  как адекватный и вполне законный ответ общества на совершенное преступление. Как известно, английские поселенцы  принесли с собой в Северную Америку систему уголовной юстиции, в которой смертная казнь служила наказанием за целый ряд преступлений. Поэтому казни в жизни ранних колониальных поселений в Америке издавна были явлением весьма распространенным.

С тех пор, как в 1930 году в США была создана федеральная система учета приведенных в исполнение смертных приговоров, по состоянию на 1 января 2008 года в стране зарегистрировано 5962 казней. Из них 4863 казней (81,5%) приходятся на период с 1930 по 1977 г. Именно 30-е годы XX столетия – период наиболее активного применения высшей меры наказания. Достаточно сказать, что только с 1930 по 1940 г. в США было казнено 1520 осужденных, причем «рекордным» за последние 70 лет является 1935 год, когда было приведено в исполнение 199 смертных приговоров.

По мере нарастания в  последующие годы движения за гражданские  права число казней все больше сокращалось; в начале 60-х годов  в США все чаще стал подниматься  вопрос о конституционности этой меры наказания, становились явлением все более редким, и к концу 1968 года в стране de facto установился мораторий на приведение смертных приговоров в исполнение, действовавший до 1979 года (когда впервые за 10 лет негласного моратория были казнены два осужденных)⁷⁷.

Как и всякая правоприменительная деятельность, и как часть ее, судебная практика – это повседневная жизнь закона и потому от ее формирования и направленности во многом зависит социальный эффект закона. В идеале закон и судебную практику его применения можно представить как две абсолютно совпадающие полусферы (абсолютное совпадение при этом не равно «зеркальному»). Но это – только в идеале. В реальной жизни полного совпадения этих двух полусфер достигнуть крайне сложно в принципе, точнее, невозможно, поскольку, во-первых, отправление правосудия осуществляется не механически, а людьми, в «человеческом учреждении». Во-вторых, несмотря на то, что всякий закон рассчитан на типичные ситуации (любая норма закона сама по себе абстрактна), в судебной практике он применяется индивидуально – к каждому конкретному случаю, к конкретному субъекту, со всеми специфическими особенностями объективных и субъективных обстоятельств конкретного дела, в том числе, характеризующими личность обвиняемого в совершенном деянии. Именно этим объясняется потребность и социальная обусловленность дифференциации ответственности и индивидуализации наказания, от которых, в конечном итоге, зависит и эффективность самого закона, и эффективность практики его применения.

В судебной практике применение закона персонифицируется на двух разных уровнях; во-первых, - на уровне конкретного правоприменителя (судьи) – как он субъективно воспринимает дух и букву закона и как соотносит их с обстоятельствами конкретного дела; второй уровень качественно иной – это совокупность субъективных решений различных судей по однородной категории дел, позволяющая судить о восприятии буквы и духа закона на уровне массового правосознания судей, об особенностях формирования судебной практики по данной категории дел в том или ином направлении, о тенденциях в ее развитии и т.д.

Сознавая неизбежность перспективы субъективной интерпретации  закона, законодатель изначально предусматривает  конституционные и иные правовые и процессуальные гарантии и механизмы  его применения (например, апелляционные  процедуры) и заблаговременно «закладывает» их в систему кассационных и (или) надзорных институтов государственной власти. На этой основе строится корректирование судебной практики вышестоящими судебными органами, в ходе которой нередко выявляются и устраняются ранее неизвестные дефекты закона. Отсюда понятна значимость анализа судебной практики и исследования парадигм, в которых она развивается.

Поэтому, анализируя масштабы и тенденции применения смертной казни в США, важно иметь в  виду ряд существенных особенностей, определяющих и само законодательство, и, главное, судебную практику, складывающуюся в ходе применения этой меры наказания.

По данным, опубликованным Информационным центром по проблемам  смертной казни, за 30 лет - с 1976 по 2005 г. - в США было вынесено 7073 смертных приговора⁷⁸ (Приложение 2).

Этот суммарный показатель, как и отдельные годы, хотя и  незначительно, все же отличаются от данных Бюро уголовной статистики. В итоге расхождение этих суммарных  показателей за 30 лет составило  всего 73 приговора, а главное, никак не изменились ни динамика приговоров, ни исследуемые тенденции и, следовательно, их оценки.

Однако наибольший интерес  представляют последние 20 лет современной  американской истории, ибо именно в  этот период в судебной практике по применению высшей меры наказания за убийство несколько раз происходила существенная смена тенденций. Динамика смертных приговоров в США представлена в Приложении 3 (Рисунок 1).

Кардинальный перелом  в практике смертных приговоров наметился  еще в середине 90-х годов, а  вскоре изменения в их динамике стали все более очевидными, а тенденции однозначными (Приложение 4, Рисунок 2).

С этим периодом связаны  и позитивные изменения в динамике преступности, в том числе изменения  в динамике убийств, в их абсолютных и в относительных показателях.

С 1986 по 2005 г. в США зарегистрировано 391780 убийств, и, как показывает статистика, за эти 20 лет суды вынесли 4906 смертных приговоров. Таким образом, соотношение  названных показателей в их суммарном  выражении - 1:80. Условно это соотношение можно принять за степень риска или вероятность смертного приговора в случае совершения убийства. Однако понятно, что далеко не каждое убийство подпадает под возможное применение смертной казни. Для этого в суде, в соответствии с законами штатов, должно быть установлено не только наличие отягчающих обстоятельств, но и отсутствие обстоятельств, смягчающих ответственность виновного. Поэтому, на самом деле, реальное соотношение указанных показателей (другими словами, риск смертного приговора) не меньше, чем 1:100, причем в последние годы это соотношение имеет все более очевидную тенденцию к снижению. В 1990 - 1995 гг. оно выглядело как 1:85; а в 2001 - 2005 гг. - 1:120. Таким образом, уже к 2006 году риск смертного приговора за убийство заметно снизился - практически смертный приговор может быть вынесен лишь одному из 120 убийц.

Понятно, далее, что и  это соотношение требует определенной коррекции, хотя бы потому, что приводимая статистика оперирует лишь общим  числом зарегистрированных убийств, а  не числом лиц, привлеченных к ответственности. Поэтому можно считать, что и  последний показатель вероятности смертного приговора на самом деле еще ниже.

Американские эксперты подсчитали, что к 2006 году коэффициент  смертных приговоров в США в расчете  на 100 тысяч населения впервые  за последние 30 лет стал самым низким и составил 0,48. (Показатель этот сам по себе для анализа ситуации недостаточный, но он дополняет характеристику тенденции.) Указанная тенденция, как представлялось⁷⁹, должна была, судя по всему, сохранится и в 2006 году, причем не только в силу все более широкого применения альтернативной меры - пожизненного лишения свободы без права на досрочное освобождение (и иных факторов, о которых речь впереди), но и просто в силу параллельной и не менее очевидной тенденции - резкого прироста населения США на рубеже и в начале 2000-х годов.

Так оно и получилось. 2006 впервые за истекшие 10 лет принес не только самое низкое число казней (53), но и самое низкое за 30 лет  число вынесенных в стране смертных приговоров - 114⁸⁰.

Абсолютное число смертных приговоров, как только что отмечалось, также последовательно снижается, причем куда более явными темпами, чем их коэффициент. Понятно, что даже при стабильном числе таких приговоров их коэффициент будет снижаться из-за быстро растущей численности населения. А уж при снижении числа смертных приговоров этот относительный показатель просто обречен на снижение.

Рост численности населения  предполагает не только снижение коэффициентов  смертных приговоров. Он также оказывает  прямое влияние и на снижение относительных  показателей убийств. В США оно, как только что отмечалось, сопровождается и снижением абсолютных показателей, что ставит по меньшей мере два вопроса.

Изменения в характере  и масштабах преступности и ее видов, как известно, во многом зависят  от социально-экономических, политических, культурных, демографических и иных факторов. В связи с этим применительно к убийствам совокупность позитивных изменений в экономической сфере и общественной жизни в целом, происходящих на фоне последовательного роста численности населения США, делают правомерной, во-первых, постановку вопроса о возможном достижении «естественного» и допустимого предела, другими словами, о «пороге насыщения».

Комментируя последовательную тенденцию к значительному снижению убийств, американская пресса размышляет о перспективах: если так пойдет и дальше, то скоро число убийств достигнет уровня, ниже которого опускаться будет просто невозможно. Как, мол, есть некий естественный уровень безработицы, ниже которого она опускаться не может, так, возможно, есть и некий естественный уровень убийств, снизить который никто, кроме Господа Бога, не в состоянии. Но если Он до сих пор не смог изменить человеческую природу, то, похоже, никогда и не сподобится⁸¹.

Во-вторых, все большее  сомнение вызывает однозначная зависимость  между ростом населения и «естественным» ростом преступности, на которую опираются пессимистические, зачастую граничащие с неминуемым апокалипсисом прогнозы развития мировой преступности в работах некоторых отечественных криминологов. Причем не только в плане роста абсолютных показателей преступности, что вполне вероятно, хотя и необязательно, но и в плане однозначного роста относительных показателей преступности как основной мировой закономерности⁸², с чем крайне трудно согласиться. Ибо по крайней мере в двух из трех возможных вариантов относительные показатели преступности не будут расти: а) если прирост преступности равен приросту населения; б) если прирост населения опережает прирост преступности. Поэтому указанные утверждения во многом абстрактны, они не всегда опираются на достоверную статистическую базу и, как уже отмечалось, не вполне учитывают реалии, складывающиеся сегодня в ряде крупных, в том числе в развитых, стран⁸³.

В связи с констатацией реалий в развитии криминологической  ситуации в США представляются принципиально  значимыми соображения общетеоретического характера, которые, несмотря на растущий поток литературы, к сожалению, не привлекли должного внимания отечественных криминологов. М.М. Бабаев и М.С. Крутер, например, сформулировали эти положения применительно к оценке криминальной ситуации в России, но это обстоятельство не меняет сути дела.

«Конечно же, - пишут  ученые, - мы вправе признать, что если некая тенденция проявляет себя достаточно четко и устойчиво  в течение длительного времени, она приобретает свойства закономерности. Однако думается, в этой формуле обязательно должен быть предусмотрен некий временной ограничитель. Процесс роста преступности не может быть бесконечным... Закономерность роста не может быть абсолютно неограниченной. Впрочем, как не может стать абсолютной и тенденция снижения (сокращения) преступности. Вот почему, находясь в пределах российского статистического материала и рассуждая применительно к нашей стране, мы обязаны сделать существенную оговорку: тенденция роста преступности приняла характер закономерности для данного, представленного нами периода времени...

Из сказанного также  следует, что в будущем непременно произойдет долгожданная смена тенденции. А затем эта благотворная тенденция  вновь уступит место прежней, и «температурная кривая», чутко отражая криминогенно значимые признаки новых социальных болезней, снова поползет вверх. И подобная повторяемость неизбежна, поскольку единственно вечной закономерностью является закономерность неизбежной смены тенденций динамики преступности. Крупные социальные явления и процессы (преступность к их числу относится, безусловно), развивающиеся на основе четко выраженной закономерности, не могут быстро менять свою устойчивую направленность. Такие процессы, словно огромный маховик, набрав обороты, обладают высокой степенью инерционности...»⁸⁴.