Правовое регулирование смертной казни на современном этапе

Вообще, темы смертной казни касались и зарубежные, и русские философы: Ш.-Л. Монтескье, Р. Оуэн, Л. Фейербах, Д. Дидро, Ч. Беккариа, Г. Гегель, И. Кант, А. Шопенгауэр, Б. Рассел, М. Монтень, А. Камю, Ф. Достоевский, Л. Толстой, Н. Бердяев, Л. Шестов. Все они говорят о смертной казни как о противоестественном явлении для человека, хотя некоторые допускают ее применение в исключительных случаях: Монтескье, Кант, Гегель, Беккариа.

В нашем государстве на протяжении столетий сохраняется высокий уровень  карательных притязаний в силу социального  и экономического состояния общества, незащищенности людей и неэффективной  борьбы с преступностью, а следовательно, идеи гуманизма не находили и не находят соответствующего отклика в душах людей, и абсолютно не случайно доминирующими чертами общественного сознания в России в современную эпоху стали жестокость и озлобленность. А.И. Приставкин отмечает следующую особенность русского народа, которая, казалось бы, абсолютно не свойственна нашему характеру: «Репрессивность сознания - вот одна из главных бед, когда мы начинаем взывать к мнению населения. Это далеко не правда, что мы очень добрый, жалостливый народ. Мы очень жестоки и мстительны»⁵⁰.

Представляется, что сегодня  мы живем в тяжелом обществе и  с точки зрения материальной обеспеченности, и с точки зрения минимизации  национальных культурных черт, таких, как сострадание, сочувствие, сопереживании. Культура, как известно, определяет менталитет людей. Наряду с массой положительных качеств, к сожалению, мы имеем и нежелание брать на себя ответственность, и наплевательское отношение к закону, и воровство.

На сегодняшний день в российских тюрьмах пожизненное  наказание отбывают около 1,7 тыс. человек. Многие из них живы до сих пор  только благодаря мораторию на смертную казнь, который с введением в  Чечне суда присяжных с января 2010 г. может быть отменен. Родственники тысяч жертв согласны с тем, что убийц нужно убивать. С другой стороны, в стране, где «закон что дышло: куда повернешь, туда и вышло», смертный приговор может стать инструментом расправы.

«У общественного интереса к проблеме смертной казни всегда были свои приливы и отливы - временами бурная дискуссия на эту тему затухает, а затем вспыхивает с новой силой. Приливы, как правило, возникают в периоды смуты, неустойчивости в обществе, на исторических переломах, в период «великих перемен», когда законы уже «не работают», а вакханалия насилия все больше становится явлением обыденным. Стремясь вернуть нормальное течение жизни, люди вместо протеста против неспособности власти противостоять разгулу преступности, часто обращаются к самым радикальным идеям, среди которых идея смертной казни традиционно является наиболее привлекательной. Полемика в любом обществе по этому поводу всегда ведется в высшей степени эмоционально, поскольку зачастую совершаемые преступления поражают своей труднообъяснимой жестокостью и повергают людей в шок. На этой почве даже у некоторых ученых-юристов рождаются ультрарадикальные идеи, несовместимые с элементарными нормами правового государства»⁵¹.

Думаем, что будет уместно  привести мнения участников заочной  дискуссии по проблеме смертной казни в России. Вот что думают по этому поводу те, кто непосредственно работает с приговоренными к пожизненному заключению, т.е. теми, кто в отсутствие действия моратория был бы уже казнен.

В частности, хотелось бы привести мнение начальника ИК-5 в Вологодской области полковника Мирослава Макуха. «Отвечаю на ваш вопрос. Я - за смертную казнь! Мои подчиненные - за смертную казнь! И даже вольнонаемные. Все!»⁵². Интерес в данном случае вызывает тот факт, что не только для россиянина, но и для большинства населения планеты то, что данная категория людей вообще жива, несовместимо с представлениями о добре и зле.

На каждого заключенного государство тратит 1000 долл. в месяц, следовательно, гуманность государства  к потенциальным смертникам обходится  в сотни миллионов долларов, поскольку обеспечить их работой и хотя бы частично перевести на самообеспечение с учетом режима охраны практически невозможно.

«Начальник психологической  лаборатории Анна Старикова считает, что казнь определенной категории  осужденных - для общества единственный способ защиты... Экс-кандидат в Президенты России Сергей Глазьев, рассуждая о возможности возвращения смертной казни, как-то привел убийственный аргумент: выпущенный на свободу патологический преступник обычно совершает серию убийств, будто наверстывая упущенное время... Мужественно поступил окормляющий остров Огненный отец Александр. Несмотря на священное «не убий», на прямой вопрос о смертной казни не стал ссылаться на Библию. Отец Александр, знающий контингент пятака как никто, сказал: «Я не хочу об этом говорить»⁵³.

По мнению Юрия Антоняна, «казнить нужно только самых страшных преступников, на совести которых  два и более убийства, совершенных  при отягчающих обстоятельствах... Противники смертной казни говорят, что она  никого не испугает. Не соглашусь - даже угроза крупного штрафа способна устрашить человека, что уже говорить о расстреле»⁵⁴. А вот мнение еще одного человека, высокопоставленного чиновника МВД, пожелавшего остаться неизвестным: «Любой следователь, который хоть раз видел сцену опознания истерзанного тела ребенка, выступит за расстрел. Если б мне сказали, что у меня есть 20 секунд на 10 маньяков, я б ни одного в живых не оставил. Они - не люди, а нелюди. И тюрьма их не перевоспитает»⁵⁵.

М. Барщевский говорит, что  «Наказание - это кара. И выродков надо наказывать жестоко. Смертная казнь - это для них выход из положения. Возможность перестать мучиться. А пожизненное заключение - это уже навсегда. Вот пусть сидят и гниют в тюрьме. Без работы, без права распоряжаться своей судьбой, без любви, без надежды. И пусть не рассчитывают на быстрое избавление от страданий»⁵⁶.

Что касается противников  смертной казни, то здесь имеет смысл  привести следующую цитату: «Сдерживание преступности путем устрашения суровым  наказанием, переоценка значимости и возможностей достижения стоящих перед наказанием целей общего предупреждения - одна из кариатид, на которых издавна зиждется убежденность сторонников смертной казни в ее необходимости. Наивная вера в эффективность предупредительного воздействия смертной казни основана на мифологических представлениях о том, что ужесточение наказания, применение наиболее суровых мер снижает уровень тяжких преступлений. Между тем давно доказано, что расчет на ужесточение репрессий основан на иллюзиях»⁵⁷. А как показывает многовековой исторический опыт, многочисленные научные исследования, проведенные в разных странах, а главное - практика борьбы с преступностью показывают, что даже в благополучном обществе страх перед суровым наказанием если и способен удержать от преступления, то лишь весьма незначительную часть потенциальных преступников⁵⁸.

Интересен в этом аспекте  и опыт психологов, которые отмечают, что для сознания обычного человека отдаленная перспектива смертной казни  не является преградой для совершения преступления, «психологические механизмы устроены так, чтобы не пропускать в сознание неблагоприятную информацию, и тем самым нейтрализуют страх перед наказанием»⁵⁹.

Отмена моратория не повысит безопасность людей на наших  улицах, не защитит наше общество от все увеличивающегося криминала, не оздоровит правоохранительную систему и практику правосудия. «Утверждать обратное - не что иное, как обман и самообман»⁶⁰.

Говоря о проблеме наличия или же отсутствия данного  вида наказания в уголовном праве  России, проблеме возвращения смертной казни или же ее поэтапной отмене, мы пришли к следующему выводу: это тот выбор, который должен внутренне сделать каждый из нас, независимо от решения власти. Возможно, потому, что это выбор, прежде всего, моральный.

Представляется, что смертная казнь – это негуманно. Ни государство, ни человек не имеют права отнимать жизнь ни под каким предлогом. Так же всегда есть возможность судебных ошибок.

2.2. Круг преступлений, за  которые целесообразно применение  высшей меры социальной защиты (смертной казни)

Для того, чтобы выявить  круг преступлений, за которые целесообразно  оставить в качестве наказания смертную казнь, необходимо говорить о криминологическом  обосновании такой позиции.

За свою длительную историю  проблематика смертной казни оказалась «окутана» множеством идеологем. Как минимум четыре из них затрагивают криминологические аспекты этого вида уголовного наказания. Их анализ представляет несомненный научный и практический интерес.

Идеологема первая. Многие противники смертной казни (аболиционисты) уверяют общество, что этот институт с точки зрения общей превенции не имеет криминологической значимости: ни применение смертной казни, ни ее отмена никак не влияет на криминогенную ситуацию в стране. Некоторые аболиционисты (В. Борщев и др.) убеждены, что данный тезис является аксиомой, причем общемировой. Проблема, по их мнению, только в том, что в России эта аксиома почему-то не работает⁶¹.

Другие противники высшей меры наказания полагают, что тезис  об отсутствии у смертной казни сдерживающего потенциала все же нуждается в доказательстве. Их арсенал, используемый аболиционистами, весьма разнообразен. Например, П. Крашенинников полагает, что данный факт уже доказан историей. «В художественной литературе, ярко описывающей сцены публичных казней в Средневековье, - отмечает правовед, - рассказывается в числе прочего и о том, что именно на время повешения воров на площади приходился пик карманных краж. «Коллеги» казнимого использовали момент, чтобы лишить кошельков тех, кто пришел поглазеть на казнь. Подобные примеры убедительно доказывают, что смертная казнь отнюдь не является профилактической мерой, способной сдерживать преступность»⁶².

Нет никаких сомнений в том, что описание сцен казни  эпохи Средневековья и более  поздних исторических периодов в художественной литературе - аргумент куда более серьезный, нежели «неработающие» в России общемировые аксиомы. Однако в истории и литературе без особого труда можно отыскать и примеры совершенно иного плана, доказывающие, что жизнь для человека - ценность особого рода, которой он, несомненно, дорожит и ради ее сохранения готов обуздать не только свои интересы и потребности, но даже эмоции.

Отстаивая тезис о  слабости профилактического воздействия  смертной казни на динамику преступности, некоторые представители юридического сообщества апеллируют к результатам социологических исследований, проводившихся в зарубежных странах. Довольно часто в работах отечественных правоведов можно встретить ссылки на исследования японского психиатра С. Коги, который занимался изучением мотивов преступного поведения. В середине 50-х гг. прошлого века он обследовал 145 осужденных за убийство. Оказалось, ни один из них не думал в момент преступления, что за это он может быть приговорен к высшей мере наказания. Сам ученый объяснял поведение преступников их импульсивностью, неспособностью думать о чем-либо, кроме актуального момента. Российский правовед В. Квашис полагает, что этот пример является одним из доказательств неэффективности предупредительного потенциала смертной казни⁶³.

Однако для столь  категоричного вывода нет никаких  оснований. Импульсивность в поведении  преступников свидетельствует о  том, что мотив противоправного  поведения 145 убийц формировался скорее под влиянием эмоциональных порывов, нежели рациональных доводов и оценок. Неспособность преступников думать о чем-либо, кроме актуального момента, свидетельствует не столько о низком превентивном эффекте смертной казни, сколько об ограниченности «психической организации личности» каждого из осужденных, следствием чего является принципиальная неспособность представлять себе отдаленные цели, высчитывать цепь последствий своего общественно опасного поведения. Для таких людей, как справедливо утверждал выдающийся отечественный правовед и социолог П. Сорокин, есть выгоды и невыгоды сегодняшнего и завтрашнего дня, но выгоды или невыгоды, которые наступят через год или 5 лет, для них не существуют, а потому они и не могут координировать свое поведение сообразно с ними⁶⁴.

В. Квашис и те, кто  разделяет его тезис, допускают к тому же серьезную методологическую ошибку, ибо общий вывод об отсутствии превентивного потенциала у института смертной казни делается ими на основе частного заключения. Результаты опроса 145 осужденных за убийство в Японии в 50-е гг. XX в. едва ли могут служить достаточным основанием для использования такого приема, как экстраполяция, тем более в масштабах всей современной цивилизации.

Нередко отечественные  правоведы, выступающие за отмену смертной казни в России, ссылаются на работы американского специалиста Т. Селлина, утверждавшего (на основе данных о состоянии преступности в США в период с 1920 по 1958 г.), что угроза смертной казни не влияет на динамику убийств в этой стране. Однако при этом обращает на себя внимание одно важное обстоятельство: аболиционисты (почему-то) замалчивают тот факт, что в США проводились и продолжают проводиться другие социолого-правовые исследования, результаты которых свидетельствуют о значительном влиянии смертной казни на состояние преступности.

В этой связи достаточно назвать работы известных американских криминологов И. Эрлиха, С. Лэйсона, Х. Дежбаха, П. Рубина, Дж. Шеферда. В разное время ученые, используя методы регрессионного анализа, различные экономические и демографические показатели, рассчитали общепревентивный потенциал высшей меры наказания. По их расчетам, исполнение одного смертного приговора потенциально (в зависимости от разных условий) спасает жизни от 8 до 28 человек⁶⁵.

Сравнительный анализ исследований, проведенных противниками и сторонниками сохранения смертной казни, дает богатую пищу для размышлений. Обращает на себя внимание диаметральная противоположность полученных результатов. В этой связи возникает множество вопросов. Например, не зависят ли итоговые выводы от политической конъюнктуры? Не исключено. Действительно ли предупредительный эффект смертной казни может быть рассчитан с абсолютной точностью с помощью жестко заданных математических формул? Несколько сомнительно.