Гражданское общество и его развитие в России

Вторая волна активизации правозащитного движения была связана с подписанием  Хельсинского соглашения в 1976 г,  в которое наряду с признанием послевоенных границ и планами экономического сотрудничества входили и обязательства соблюдать права человека. Текст этих соглашений был опубликован в открытой советской печати и стал, в принципе, доступным любому гражданину (до сих пор все международные документы по правам человека содержались в СССР в строгой тайне). Эти соглашения подразумевали также и готовность к взаимному контролю за их выполнением. Очень скоро правозащитниками   была создана Группа содействию выполнения Хельсинских соглашений в СССР (Московская Хельсинская группа), в учредительном заявлении которой говорилось, что она будет принимать от граждан информацию о нарушениях гуманитарных статей Заключительного Акта, составлять на этой основе документы и знакомить с ними общественность и правительства стран, подписавших Заключительный Акт⁴⁷

Среди оппозиционных режиму политических групп Советского Союза 70-80-х годов  существовали различные течения. Наряду с правозащитными группами, принципиально претендовавшими на легальность, существовали и другие группы, с той или иной степенью конспиративности. Как отмечает в своей книге Л.Алексеева⁴⁸, избираемый способ деятельности зависел во многом от конкретной ситуации в регионе: те же действия - перепечатка самиздата, обсуждение книг - которые в Москве проводились в рамках правозащитных организаций, в Ленинграде уже делались в рамках конспиративных подпольных кружков. Наиболее известными из таких групп конца 50-х годов были кружки Р.Пименова-Б.Вайля, М.Молоствова, В.Трофимова.

Часть из них диссидентов влилась  в 1970 годы в правозащитное движение, часть - продолжала строго конспиративную деятельность, не веря в возможность  изменения ситуации легальными методами⁴⁹. Зачастую один и тот же человек имел "двойное дно", сочетая в себя как легальную, так и нелегальную активность. Хорошим примером может служить жизнь А.Солженицына, когда деятельность члена Союза писателей, автора "Нового Мира" и кандидата на получение Ленинской премии по литературе 1964 года сочеталась с параллельной конспиративной работой над "Архипелагом Гулаг" и созданием системы тайных хранителей рукописи и сети доверенных лиц⁵⁰.

Второе направление самодеятельных организаций было связано с группами по интересам, и было наиболее близко к “неформалам” периода ранней перестройки. Люди стремились общаться и заниматься любимым делом или отдыхом самостоятельно, и власти уже не могли им в этом помешать. Наиболее яркой и солидной организацией этого типа был КСП - клуб самодеятельной песни, проводивший ежегодные слеты на берегах Волги. К этому же типу можно отнести и многочисленные туристские и альпинистские группы, иногда достаточно стабильные в течение нескольких лет, но не обладавшие какой-либо формализованной структурой. Наличие КСП и стабильных туристских групп было уже явным признаком не тоталитарных, а авторитарных тенденций в политической системе, т.е. уже  допускалась определенная самодеятельность при условии гарантированного невмешательства во властные (а для СССР того времени - и в хозяйственные и социальные) проблемы. Досуг понемногу становился уже частным делом.

Другим примером неформальных организаций  в 70-80 гг., находившихся вне строгого контроля партийно-хозяйственной номенклатуры, может служить коммунарское движение, включавшее в себя молодых, а затем и взрослеющих со временем людей, объединенных неформальным подходом к педагогике, к воспитанию детей и подростков. Властные структуры скоро раскусили опасный для них характер коммунарского движения, стараясь его формализовать и взять под контроль. В итоге, ко второй половине 70-х годов,  в стране сохранились лишь некоторые его ячейки, преимущественно вокруг редакции "Комсомольской правды" и ее подростковой страницы «Алый парус».

            В заключение этого раздела  кратко остановимся на тех  «островках свободы» в СССР, которые были связаны с интеллектуальной деятельностью их участников, на островках свободной мысли, без которых немыслимо развитие гражданского общества. Мы кратко коснулись уже этой темы, упоминая о интеллектуальных наработках кружков диссидентов. Здесь же проанализируем ситуацию в научной среде, тем более, что оба сообщества постоянно соприкасались и их члены перемещались в обоих направлениях.

Для советского периода характерно достаточно строгое разделение исследований в области социальных и общественных наук и реальной практической деятельности в общественной сфере. Причиной этого являлась монополия правящей и единственной Коммунистической партии на принятие решений в социальной сфере, а также жесткая цензура на исследования в общественной сфере. Под особенно жестким идеологическим контролем находились университеты, как «кузницы будущих кадров», и их факультеты общественных наук. Для многих современных молодых людей станет неожиданностью факт, что политической науки как таковой в СССР не существовало – ее место занимали различные направления «марксистско-ленинской философии», практические же исследования «взаимоотношений по поводу власти» в стране попросту не допускались.  
Вместе с тем догматические представления основателей советского государства все более расходились с реальной общественной практикой, а руководителям различного уровня для решения конкретных социальных проблем все более требовались не цитаты из классиков, а знание конкретной социальной ситуации и исходящие из них научно-обоснованные рекомендации. Поэтому в стране стала постепенно зарождаться – точнее, возрождаться после периода сталинского разгрома – социология, или наука об обществе. Характерно, что это возрождение началось не с университетов, а с институтов Академии наук, в рамках которой исследования были искусственно отделены от образовательных процессов – чтобы результаты конкретных социальных исследований не мешали продолжению идеологического образования студентов в русле правоверной марксистско-ленинской философии.

В Ленинграде первым из таких институтов стал Институт социально-экономических  проблем (ИСЭП АН СССР), начавший свою работу в 1975 г. В рамках этого института, как следует из его названия, сочетались экономические и социальные исследования. При этом часть из институтских исследований имела достаточно практическую направленность, разработки ученых часто ложились в основу принятия решений, конечно, в случае их согласованности с  официальной идеологической линией. Не случайно в некоторых зарубежных обзорах в качестве примеров «фабрик мысли» в СССР приводились именно институты академии наук социально-экономического направления. Конечно, к ИСЭПу и других академическим институтам термин «фабрика мысли» можно было отнести достаточно условно, так как в них отсутствовало важнейшее условие – свобода научной деятельности, свобода от идеологической цензуры. Вместе с тем определенные «островки свободы» внутри таких учреждений постоянно возникали и иногда сохранялись достаточно долго. Этому способствовало и то, что в состав партийных бюро, которые должны были выполнять основной контроль соответствия партийной идеологической линии, входили уже не рабоче-крестьянские комиссары, как в 20-30 годы, а сами же ученые, часть которых позволяли себе определенный уровень фрондерства, либо даже сами содействовали расширению «островков свободы». Ярким примером может служить первый секретарь партийного бюро ИСЭПа А.Н.Алексеев, который с полным основанием может считаться одним из предвестников перестройки в ленинградской научной среде. Во многом благодаря поддержке таких местных партийных лидеров в рамках ИСЭПа смогла сформироваться такая серьезная социологическая школа как «Школа В.А.Ядова».

Исследовательские структуры стали  возникать и внутри Ленинградского университета, например , Научно-исследовательский институт комплексных социальных исследований (НИИКСИ ЛГУ), в рамках других вузов города – однако, как мы уже упоминали выше, степень идеологической цензуры и контроля в университетах была выше, чем в учреждениях АН. Наряду с идеологической цензурой и отсутствием свободы, для всей общественной науки СССР того времени была характерна оторванность от развития мировой общественной науки – слабые, контролируемые информационные потоки, слабое участие в международных форумах, трудности с зарубежными публикациями – все это вместе создавало определенную неполноценность получаемого научного продукта.

Другим примером является возникший  в Москве в  первой половине 50-х  годах XX века кружок интеллектуалов-философов, в котором культивировались отличные от принятых в то время формы интеллектуальной работы.  Лидером этого кружка  был будущий эмигрант,  суровый критик как коммунистического, а затем и пост-коммунистического времени писатель А.А.Зиновьев, в него также входили философ М.К.Мамардашвили⁵¹, социолог Б.А.Грушин⁵², а также физик и философ Г.П.Щедровицкий  

Вскоре вокруг Г.П.Щедровицкого сложилась  своя группа, которая получила название Московского методологического  кружка. Его программы была изложена  в серии докладов “О возможных путях исследования мышления как деятельности”⁵³. В работе кружка было несколько направлений, в частности, в нем развивался операционно-деятельностный подход к понятию мышления,  в 60-е годы начал работать междисциплинарный семинары по структурно-системным методам анализа в науке и технике и по разработке  теоретико-деятельностных средств в сфере  проектирования и по методологии дизайна.  Деятельностный (системодеятельностный) подход производит радикальную смену онтологических оснований познания, вводя вместо объектов природы рефлексивные объекты деятельности и мышления. В 1979 Г.П. Щедровицкий  предложил новую форму практикования философии и методологии — организационно-деятельностную игру (ОДИ). ОДИ позволили соединить организацию межпрофессиональных коллективов для реализации проектов и программ с рафинированной философской дискуссией и со строгой методологической рефлексией⁵⁴.

Строгий и глубокий анализ процесса мышления, который привел к формулировке концепции мыследеятельности, широкое  использование рефлексии и анализа самого процесса обсуждений и принятия решений, сочеталось в рамках школы Щедровицкого, с использованием этих подходов к решению практических задач. При этом важную роль играли рабочие   семинары, которые превращались в своеобразные коллективные мозговые штурмы, которые велись, однако, по своим правилам и процедурам. Широко использовался, например, метод «проблематизации ситуации».

Фактически, представители школы  Г.П.Щедровицкого выполняли важную роль консультантов по оргразвитию,  в процессе проводимых ими Оргдеятельностных игр разрабатывались программы развития ряда крупных предприятий, и даже целых регионов, например, экономика БАМа, безопасность атомных станций .

На наш взгляд, это была именно эффективная Фабрика мысли, однако работающая в специфических условиях  монопольной власти КПСС, не нуждавшейся в принципе в независимых консультациях и рекомендациях. При этом продолжала существовать и идеологическая цензура, и аппарат расправы с диссидентами.  Напомним, что А.Зиновьев был вынужден покинуть страну, а сам Г.П.Щедровицкий в 1968 г. исключался из КПСС. Кроме того, в СССР в принципе было невозможно создать неправительственный центр, как структуру. Поэтому «щедровитяне» и существовали как неоформленная официально структура, не имели своего здания, офиса и т.д. В этой ситуации допускаемые властью периодические научные школы (проводимые за городом семинары) стали важной формой структурной организации этого «распределенного в пространстве архипелага свободной мысли».

2.2. Общественные организации  и гражданские инициативы в период

        перестройки

Большинство старых общественных организаций  в период перестройки не изменило существенно своего характера деятельности. "Не заметив" ее начального периода, их лидеры, привыкшие к выполнению указаний партийного руководства, оказались в стороне от подлинного общественного движения. Лишь постепенно, уже к концу 80-х годов, официальные общественные организации почувствовали определенную самостоятельность, однако у их лидеров способность к инициативе была как бы атрофирована (что и было, по сути, критерием отбора в лидеры общественных организаций в период застоя).

Определенная активность иногда проявлялась  в их низовых, первичных организациях, что зависело от свойств их низовых  лидеров. Иногда эти лидеры вступали в конфликт с руководителями местной партийной организации, не желающих мириться со своеволием еще вчера послушных функционеров.

На уровне же городских или республиканских  органов большинство организаций  по-прежнему шли в кильватере партийного руководства. Некоторым исключением, связанным с молодостью его членов, был все же комсомол. Внутри ВЛКСМ дискуссии о путях развития комсомола не ограничивались первичными организациями, а проходили по всей организации. В 1987-1988 гг. возникло даже реформаторское движение среди региональных представителей комсомольской номенклатуры - так называемая "Сургутская инициатива", названная так по сибирскому городу - месту проведения первой встречи секретарей региональных комсомольских организаций, понимавших необходимость глубокой реформы комсомола и общества⁵⁵. Эти волны активности из регионов, однако, успешно гасились бюрократией ЦК ВЛКСМ.

Серьезное внимание к официальным  общественным организациям было привлечено уже в конце 80-х годов, в связи  с полученным ими правом кооптировать одну треть от общего числа Народных депутатов СССР. Сама процедура выдвижения и избрания Народных депутатов от общественных организаций высветила недемократичность большинства таких организаций, продемонстрировав одновременно их возможные преимущества при формировании властных органов страны. Реакцией на такую ситуацию в ряде случаев стали движения за превращения их из официальных и формальных в подлинно  общественные организации.

Примером может служить реакция  общественности АН СССР на недемократичный характер процедуры выдвижения кандидатов в Народные депутаты, в итоге которой в список для голосования оказался А.Д.Сахаров и другие ученые с четкой демократической позицией. Объединение усилий рядовых выборщиков от академических институтов с граждански мыслящими академиками позволило существенно изменить список, а также послужило началом движения за реформу самой академии наук и создания Союзов ученых, как подлинно общественных организаций.