Окказионализмы в современном русском языке (на материале СМИ)

Поясним на несколько упрощенном примере. В толковых словарях текст словарной статьи, разъясняющий значение (или значения) определенного слова, есть не что иное, как описание средствами общелитературного языка того «кусочка действительности», который закреплен за этим словом. На этой основе можно «по описанию» определить, какому слову языка оно соответствует. Например, прочитав в словаре С. И. Ожегова такое «описание», как «I. Предмет мебели в виде широкой горизонтальной доски на высоких опорах, ножках… 2. перен. Питание, пища… 3. Отделение в учреждении, ведающее каким-нибудь специальным кругом дел… », мы узнаем в нем лексическое значение слова стол. В этом — номинативная обязательность слова языка, исторически закрепленная общественно-речевой практикой людей. Но, с другой стороны, как бы мы точно и подробно ни описывали средствами общелитературного языка (не средствами метаязыка лингвистики!) значение какого-либо окказионального слова (например, кондолизинг, слюнтявка), ни один рядовой носитель языка не сможет угадать искомое слово.

Именно поэтому индивидуальные новообразования в огромном своем большинстве так и остаются в самой периферийной сфере речи. Есть и такие сравнительно редкие случаи, когда новообразование при своем появлении практически сразу же, без предварительной речевой проверки, становится фактом языка. У таких слов можно проследить точную датировку их появления: субботник (10 мая 1919 г.), пятилетка (март—апрель 1929 г.), стахановец (август 1935 г.) и др. [14] Совсем недавно появилось слово луноход. Впервые оно произнесено по Московскому радио 17 ноября 1970 г. Особенность всех этих образований в том, что, появляясь вместе с возникновением новых «кусочков действительности», они стали их прямыми некомпенсируемыми наименованиями. Это и предопределило их быстрое, непосредственное вхождение в язык. Здесь факт речи (возникновение нового слова) и факт языка (вхождение этого слова в каноническую лексику) сливаются воедино.

Еще одной функцией окказиональных образований (часто построенные на "игре слов", каламбурах) можно назвать функцию оскорбления, унижения адресата, подчеркнуть со стороны говорящего (пишущего) активное неприятие адресата, его деятельности, поступков, презрение к нему и т.п. Имеются в виду окказионализмы, создаваемые, с одной стороны, на базе словообразования, как например: министр культурки (аффективный суффикс -ка-), кондолизинг (словосложение), антикор, финполовец (сложносокращенное слово), с другой - на основе каламбурного, омонимичного совпадения окказионализма с уже существующим словом, обычно дающим негативную оценку или возбуждающим оскорбительный намек. Например: Нур-общак (партия Нур-Отан) – известно, что в уголовном мире существует понятие «общак» - нелегальный фонд взаимопомощи заключенных. Может состоять из денег, продуктов, чая, курева, вещей и т.п. По тюремному закону взносы в общак должны делаться исключительно на добровольной основе мужиками и блатными. Средства общака используются на общие нужды (например, подкуп сотрудников ИТК, заключенных из хозобслуги и т.п.).

Медведопутин – сочетание фамилий действующего президента РФ Д.Медведева и экс-президента В.Путина.

Сюда же относятся аббревиатуры, омонимичные негативно оценочным словам, например: ВВП – В.В. Путин. Наконец, возможна сознательная деформация имени собственного с оскорбительным (по крайней мере, в глазах говорящего или пишущего) намеком: Медведев – Медвед, Березовский - Береза.

Заключение

Подлинная жизнь окказионализма в речи — это его «одномоментность», его одновременное рождение и употребление как единственная форма его функционального существования — без последующих актов воспроизведения. Окказионализмы и синхронны, и диахронны. Синхронны потому, что, подобно обычным каноническим словам в их системном отношении друг с другом, окка­зионализмы ассоциативно связаны с ними словообразовательными, семантическими, грамматическими и другими отношениями и потому-то в речи, в самом процессе общения, творятся из уже существующих морфем и понимаются носителями языка; иначе говоря, в функциональном отношении окказиональное слово «не растягивается» по глубине диахронного среза, в отличие от обычного слова, которое воспроизводится как одно и то же слово в разные отрезки времени его исторической жизни. Диахронны потому, что окказионализмы, будучи фактами чисто речевыми и невоспроизводимыми, в самих актах своего рождения включаются в линейную цепочку временной последовательности других речевых актов — актов, протяженных во времени. Таким образом, акт рождения окказионального слова (диахронный момент) и акт его функционального сосуществования с другими окказионализмами и прежде всего каноническими словами (синхронный момент) — одновременны, одномоментны.

Окказиональные слова с их беспретенциозностью в отношении вхождения в язык и вместе с тем принципиальной возможностью стать с течением времени единицами языка являются своего рода снятием диалектического противоречия, существующего между синхронией и диахронией в пределах «слова вообще» как лексической единицы

Отметим, наконец, еще один признак окказионализма — его принадлежность отдельному лицу. Не случайно окказионализмы часто называют индивидуальными образованиями. Для окказионализма его «авторская принадлежность» является принципиальным условием пребывания в окказиональном статусе. Конечно, мы не всегда можем знать, какому конкретному лицу принадлежит тот или иной окказионализм: этому мешает преходящий характер речи, хотя, письмо, разумеется, значительно облегчает (но все же не всегда гарантирует) решение этого вопроса.

В языке же каждый его факт, в том числе и каноническое слово, значим лишь социально, т. е. как безраздельно обезличенная принадлежность всему коллективу людей — носителям данного слова, несмотря на наличие в языке слов, авторство которых научно установлено. Для носителя языка сведения о том, что, например, слово будущность принадлежит Карамзину, — это лишь лингвистическое знание о словах (такое же, например, как и знание этимологии соответствующих слов), но отнюдь не языковое их значение и не необходимое условие их нормального функционирования. Авторство в словах типа будущность разрушено их принадлежностью к языку.

Рабочее определение окказионального слова может быть таким: окказиональное слово — это речевая экспрессивная единица, обладающая свойствами невоспроизводимости (творимости), ненормативности, номинативной факультативности и словообразовательной производности.

Таким образом, сущность окказиональной экспрессии – в преодолении всевозможных штампов, стандартов. Однако это не значит, что создание экспрессивности неизбежно влечет за собой отрицание каких-либо языковых устоев. Окказионализм не должен быть самоцелью, он должен стать точной, меткой характеристикой явления. И тогда у авторского новообразования есть все шансы стать полноправным компонентом лексической системы современного русского литературного языка.

Неологизмы несут различную функцию и создаются в поисках новых слов для новых понятий.

Наиболее большой группой новообразований современного русскою языка являются оказионализмы, которые связаны с изменениями в нашей социально-экономической, политической, культурной и духовной жизни. И их основными функциями являются экспрессивность, а также номинативность - обозначение новых, ранее не существующих понятий.

В целом появление новых слов за счет окказионализмов - естественный процесс.

Функцию номинативности чаще всего выполняют неологизмы-заимствования. Они отражают взаимоотношения между странами и народами. Правда, в наш язык попадает больше английских, и других иностранных слов, чем наоборот. Ясно, для обозначения новых явлений и понятий появляются слова, к которым сложно подобрать соответствующий эквивалент. Большое количество неологизмов пришло из жаргона – уголовного, студенческого, молодежного, компьютерного.

Ряд новых слов появляется просто как более удобное - однословное - обозначение того, что ранее называлось словосочетанием.

Часто появление неологизмов связано не с потребностью в наименовании новых вещей или понятий, а скорее с социально-психологическими причинами и факторами заимствования. Так, многие говорящие и пишущие воспринимают "заморскую лексику" как более престижную и значимую по сравнению с исконными словами. То есть некоторые неологизмы придают «вес» обозначаемому, не являясь все же незаменимыми в родной речи.

Иноязычное слово в определенной форме выделяется из привычного ряда. Вследствие иноязычности, "непрозрачности" формы смысл его для многих является зашифрованным, непонятным. По справедливому замечанию исследователей современного русского языка, "эта непонятность служит символом недоступной учености, почему и речь, содержащая иноязычные слова, часто расценивается как социально престижная".

Информируя читателя о представителях новых профессий или движений, все неологизмы семантически точно отражают тенденцию к профессиональной независимости тех, кто по роду деятельности вынужден использовать эти слова. В данном ряду наиболее выразительны неологизмы, включенные авторами в микротексты с разъяснительным комментированием («стрингер», «байкер»). Контекстуальный «фон» неологизмов в таких микротекстах способствует популяризации новых слов.

Окказионализмы (неологизмы), выполняющим функцию номинации новых позитивных явлений социального плана, противостоят те, что несут отрицательную коннотацию, обозначая понятия зла и насилия, акты вымогательства, шантажа («рэкет», «киднеппинг», «пёс-неппинг»), технически «усовершенствованного» ограбления государственных и коммерческих структур, заказного убийства («хакерство», «кибергангстерство», «киллерство»). К этим пейоративным неологизмам примыкают и те, что обозначают утрату нравственных устоев, упадок культуры («рейв-культура», «реберфинг» или «реберсинг» и др.).

Неологизмы – субъекты социально-экономической макросферы – подчеркивают тенденцию к наживе в нарушение правовых норм социума («рэкетир»), к игнорированию этики в коммерческой деятельности, по сути к шантажу покупателя («пэндер»). Экономичность этих неологизмов проявляется в том, что они исключают употребление адъективно-описательных конструкций типа: «преступник, занимающийся рэкетом», «шантажист, навязывающий людям ненужный им товар».

Существует мнение, что иноязычные слова становятся широкоупотребительными из-за стремления обозначить негативные явления экзотическим и оттого более привлекательным, модным словом. Например, вместо «вымогатель» - «рэкетир». Однако, слово «вымогатель» («вымогательство») не может быть полным эквивалентом «рэкетира» («рэкет»), так как последний имеет сему «профессия» и соответственно более конкретную сферу применения.

Данная группа неологизмов отличается семантической точностью, отразившейся в их структуре; эти слова соответствуют принципу грамматической иконичности.

Наиболее значительными неологизмами пейоративного характера являются те, что обобщают криминальные явления, упадок духовности в социуме («киллерство», «рэйв-культура», «реберфинг»).

Одной из функций неологизмов, в частности - окказионализмов, в публицистическом дискурсе является оценка. Существуют многочисленные классификации таких оценок.

1) сенсорно-вкусовые, или гедонистические, оценки (приятный—неприятный, вкусный—невкусный; то, что нравится — то, что не нравится и др.);

2) психологические оценки:

а) интеллектуальные оценки (интересный, поверхностный и др.),

б) эмоциональные оценки (радостный—печальный и др.);

3) эстетические оценки (красивый, уродливый и др.);

4) этические оценки (моральный - аморальный и др.);

5) утилитарные оценки (полезный - вредный и др.);

6) нормативные оценки (правильный - неправильный и др.);

7) телеологические оценки (целесообразный - нецелесообразный и др.).

Эти категории оценок образуют три группы: сенсорные оценки (сенсорно-вкусовые и психологические), сублимированные (эстетические и этические) и рационалистические (утилитарные, нормативные и телеологические). Перечисленные категории связаны прежде всего с личной сферой человека: чувственного опыта (физического и психического), нравственного чувства, его повседневного опыта и т. д.

Как отмечается в лингвистической литературе, существенную роль в формировании у слов той или иной оценки играют общие тенденции семантического развития языка в связи с развитием общества (Виноградов В.В., Лопатин В.В., Плотникова В.А., Крысин Л.П. и др.). Так, изменения общественного уклада жизни людей способствуют появлению отдельных, наиболее весомых слов в качестве семантических центров, вокруг которых группируются целые ряды других слов и понятий. Именно эти «семантические центры» опосредованно отражают возникновение новых идей и социальных явлений в тот или иной исторический период. Их значение может меняться и приобретать яркую социальную окраску.

Многие неологизмы (окказионализмы), опосредованно отражая новые социально-экономические процессы и отношения в обществе на рубеже XXI века, приобретают определенную оценку. Они имеют прямое отношение не только к личной сфере человека (эмоциональной, этической, телеологической, интеллектуальной и др.), но и к сфере его общественной деятельности. В них наблюдается тесная связь языка и общества.

Эта функция неологизмов (окказионализмов) может быть частью лексического значения слова, присоединяться к денотативному (референтному или пропозициональному) компоненту в семантической структуре.

К остальным функциям неологизмов (окказионализмов) можно отнести:

- разграничение содержательно близких, но все, же различающихся понятий (уют - комфорт; визажист - косметолог, парикмахер; имидж - образ; парковка - стоянка);

- обозначение чего-либо одним словом, а не понятием, когда описательное наименование заменяется однословным;

- наличие в заимствующем языке сложившихся систем терминов, обслуживающих ту или иную тематическую область, профессиональную среду (наиболее яркий пример - лексика пользователей компьютерной техники);