Ответы по мировой политике

  Американская  комиссия также отметила: "Наша политика обеспечения национальной безопасности и процедуры ее реализации должны быть направлены на защиту наших возможностей по ведению информационных войн и на создание всех необходимых условий для воспрещения противоборствующим США государствам вести такие войны". (Цыганков В.Д., Лопатин В.Н. Психотронное оружие и безопасность России. М., СИНТЕГ, 1999. стр. 15).

  В качестве иллюстрации сказанного можно  привести пример памятной всем недавней войны в Югославии, где наземная группировка альянса, развернутая в Албании и Македонии, была в 20 раз меньше по численности, чем в войне с Ираком. Но за 78 суток воздушно-морской наступательной операции авиация НАТО совершила 35 тыс. боевых вылетов, нанося целенаправленные точечные удары. Впервые были применены управляемые авиабомбы с наведением по сигналам космической навигационной системы НАВСТАР и другие новейшие системы оружия и боевого обеспечения (см.: Слипченко В.И. В третьем тысячелетии мир ожидают совсем другие войны // Независимое военное обозрение. N 8, 2000). В результате почти вся инфраструктура экономики Югославии оказалась разрушенной, материальный ущерб составил около 100 млрд. долларов, произошла смена политической власти в Югославии. Президент С. Милошевич, отставки которого добивался Запад, был переизбран "демократическим" путем и продан Международному Трибуналу в Гааге. Политические цели стран НАТО в отношении Югославии были достигнуты.

  Однако  специалисты американского Института  компьютерной безопасности считают, что  информационная война, в конечном счете, нацелена на мировую экономику. А  потому в Университете национальной обороны в Вашингтоне создана специальная группа студентов с целью подготовки специалистов по ведению компьютерной войны. Их основное оружие - клавиатура, с помощью которой они на расстоянии смогут вывести из строя неприятельские коммуникации, манипулировать средствами информации и связи, разрушать финансовые системы.

  Следовательно, цели информационной войны совершенно иные, нежели войны в общепринятом понимании: не физическое уничтожение противника и ликвидация его вооруженных сил, не уничтожение важных стратегических и экономических объектов, а широкомасштабное нарушение работы финансовых, транспортных, коммуникационных сетей и систем, частичное разрушение экономической инфраструктуры и подчинение населения атакуемой страны воле страны-победителя. Более того, в эпоху информационных войн планы боевых операций разрабатываются военными вместе с гражданскими специалистами, причем нередко последние играют ведущую роль в этом. Впервые вооруженные силы оказались вынуждены вначале овладевать новыми информационными технологиями, а уже потом изыскивать пути их использования.

  Глобальное  информационное окружение и национальная безопасность

  В эпоху информационных войн вводятся новые понятия, одним из которых  стало понятие глобального информационного окружения. Именно оно влияет на формирование военных и политических решений, поскольку успевает освещать их в приближенном к реальному масштабу времени. В качестве примера можно привести деятельность телекомпании CNN, демонстрирующей войны в реальном масштабе времени. Американские официальные военные документы подтверждают это: "Глобальное информационное пространство является таким важным источником информации, что его следует принимать во внимание во всех будущих военных операциях". (см.: Concept for Information Operations. TRADOC Pamphlet 525-69. 1 August 1995).

  Однако, по мнению Дж. Штейна, в формирующемся  информационном обществе США не смогут успешно противостоять своему противнику в информационной войне по следующим причинам:

  1) поскольку США являются открытым  обществом, они уязвимы из-за  невозможности вводить жесткие методы контроля над информационными сетями;

  2) неясны политические и юридические  аспекты информационных войн;

  3) американский плюрализм не позволяет  выработать единую политику в  области стратегии информационных  войн;

  4) при любом техническом развитии конечной целью информационных войн остается человек, но вряд ли имеющиеся исполнительные структуры обладают достаточно образованными людьми, чтобы повлиять на смену дискурсов в другой стране.

  Все это лишний раз свидетельствует  о специфичности проблематики информационных войн, связанной с особенностями ее объектов - информации и человека.

  Подобное  положение дел в США дает России шанс осознать существующую реальную угрозу информационной и, как следствие, национальной безопасности и предпринять  соответствующие меры по защите информационной инфраструктуры и информационного пространства государства. В этой связи приобретают особую актуальность проблемы правового характера, решение которых должно определить соотношение между свободой слова и секретностью, открытостью глобального информационного пространства и вопросами информационной безопасности государства, защитой информационных систем от внешних атак. Вопросы правового регулирования информационной сферы в России еще ждут своего решения.

  Важным  шагом в этом направлении стало принятие 9 сентября 1999 г. Доктрины информационной безопасности Российской Федерации. Документ представляет собой "совокупность официальных взглядов на цели, принципы и основные направления обеспечения информационной безопасности Российской Федерации". Доктрина развивает Концепцию национальной безопасности Российской Федерации применительно к информационной сфере и служит основой для формирования государственной политики в области обеспечения информационной безопасности России. В документе особо подчеркивается, что информационная сфера является системообразующим фактором жизни общества. Национальная безопасность Российской Федерации существенно зависит от обеспечения информационной безопасности, под которой понимается состояние защищенности ее национальных интересов в информационной сфере, определяющихся совокупностью сбалансированных интересов личности, общества и государства", и по мере развития технического прогресса эта зависимость будет возрастать.

  Одним из основных источников угроз информационной безопасности России в Доктрине справедливо рассматривается "разработка рядом государств концепций информационных войн, предусматривающих создание средств опасного воздействия на информационные сферы других стран мира, нарушение нормального функционирования информационных и телекоммуникационных систем, сохранности информационных ресурсов, получение несанкционированного доступа к ним". Для защиты государства от таких угроз в документе определяются основные элементы, функции и организационная основа системы обеспечения информационной безопасности Российской Федерации.

  Несмотря  на специфический язык документа  и недостатки, хлестко прокомментированные  прессой и аналитиками после  опубликования, в нем затрагивается  широкий круг проблем, связанных  с состоянием и первоочередными задачами обеспечения информационной безопасности России, выработкой государственной политики, международным сотрудничеством в этой сфере. Рамочный характер позволяет развивать отдельные положения документа более детально, с учетом быстро меняющегося информационного окружения.

  На  пороге информационного общества мощный и качественно новый информационный поток создает новую реальность, на которую необходимо реагировать. Одним из специфических проявлений этой реальности является то, что происходящие в ней информационные войны не только усиливают более развитые страны, но и дают шанс стать на равных странам бывшего второго и третьего мира, что связано с асимметричным характером информационного оружия, позволяющего любому государству в критический момент быть наравне с самым сильным. Применение информационного оружия при этом оказывается наиболее адекватным ответом на чужие агрессивные действия. России нужно успеть активно включиться в этот процесс, ведь в сфере высоких технологий наша страна обладает большим потенциалом. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  31. пространство и время в мир политике.

  Все политические события происходят в  определенном пространстве и времени. Пространство и время – базовые  параметры политики как таковой, они задают объективные рамки любой политической деятельности, в том числе международной. Международное положение государства – это в первую очередь его положение в пространстве относительно его партнеров и соперников. Как сегодня меняются пространственные измерения мировой политики? Как пространственность современной политики связана с территориальностью и суверенностью?

  Масштабы  времени в свою очередь влияют на мировую политику и международные  отношения. Где начинается и когда заканчивается «Современность»? Когда началось «осевое время» в мировой политике и что под этим следует понимать?

  Объективные и субъективные характеристики пространства и времени подвержены динамике, они  меняются в результате мировых процессов. Так, глобализация «сжимает» мировое пространство и «ускоряет» ход времени. Одновременно, в современном мировом развитии рождаются силы, противостоящие этим новым тенденциям и тормозящие их.

  Проблематика, связанная с роль пространства и  времени в мировой политике, активно  разрабатывается в современной политической науке и международных исследованиях. Изучение мирового политического развития, международных и внутренних кризисов, геополитические исследования, проблематика Модерна и Пост-модерна, вопросы стратегического планирования и др. – трудно перечислить все направления исследований, в которых пространство и время выступают существенными факторами мировой политики и международных отношений.

  Пространство  в политике проявляется в таком  случае через некое поле взаимоположенных инвариантов позиций политических агентов, то есть как совокупность их диспозиций и видов их политических практик.

  В итоге этого краткого обзора можно  отметить, что категория «политического пространства» связана как с  территорией государства или его отдельных административных единиц, на которые распространяется сфера легитимного управления и контроля различных институтов государственной власти, так и с зоной давления и влияния негосударственных структур, то есть своего рода «полем политической гравитации» различных социальных сил: от отдельных личностей и партий до международных социальных движений типа «Гринпис» и геополитического воздействия транснациональных корпораций. В этом плане чаще всего выделяют и различают область внутренней политики, прежде всего как территориальное пространство, находящееся под юрисдикцией и легитимным контролем государства, внутри его формально-юридических границ, а также сферу политики внешней, или международной, в рамках которой осуществляется регулирование взаимоотношений между государствами и народами на международной арене. В последнее время происходит взаимопроникновение и переплетение пространств внутренней и международной политики, прежде всего, в силу возникновения таких наднациональных структур, как Европейский Союз, когда территория избирательных округов на выборах в национальные парламенты переплетается с пространством избирательной борьбы в Европарламент.

  С точки зрения роли участников политической жизни, ее пространственный континуум  может быть разделяться на: 1) локальный, 2) региональный и 3) глобальный уровни, конкретное содержание которых зависит от выбранной при анализе системы координат. Скажем, если в качестве точки отсчета пространства глобальной политики принимается планетарный масштаб, то региональная политика связана со сферой политического взаимодействия государств и других общественно-политических агентов на уровне континентов и субконтинентов (ЕС в Западной Европе, НАФТА и ОАГ в Северной и Латинской Америке) или даже еще более узких регионов (АСЕАН, страны Магриба и т. д.), а локальная — с деятельностью политических субъектов на национально-государственном уровне. В этом случае акцент делается на характеристике пространства международной политики, где внутригосударственная территория является лишь вторичным компонентом, тогда как в ином варианте анализа национально-государственное пространство может выступать как своего рода «глобальный континуум», где международные отношения имеют значение лишь факторов внешней среды. Например, так называемый «чеченский конфликт» середины 90-х годов может быть идентифицирован и как общегосударственный, и как локально-региональный, поскольку, с точки зрения общего состояния политического процесса в России, этот кризис затронул локальные политические силы (местные кланы— «тэйпы»), так же как и ситуацию и в Северо-Кавказском регионе РФ, и в целом на федеральном уровне. В то же время возможно и синтетическое рассмотрение в обобщающем политическом анализе как бы «накладывающихся» друг на друга этих двух (международного и внутреннего) «архетипов» в интерпретации субуровней политического пространства, то есть «локальной», «региональной», «глобальной» политики.

  Примерно  так же, как политическое пространство отличается от своего географического  аналога, социальное и политическое время имеет отличия от времени календарного и физического. На макроуровне делать расчет политического времени гораздо сложнее, поскольку вместо анализа временных фаз политической эволюции тех или иных отдельных группировок или индивидуальных субъектов следует учитывать уже их совокупные характеристики, отражающие временное состояние тех или иных комбинаций всех основных сил, действующих на политической сцене в рамках целостного «гравитационного поля» взаимодействия государства и общества. В таком «макроизмерении» политического времени политолог одновременно сталкивается с двумя взаимосвязанными факторами: с одной стороны, с продолжительностью устойчивого существования той или иной общей расстановки и соотношения социально-политических сил, а с другой,— с длительностью фазы функционирования тех или иных отдельных политических институтов, отражающей в определенной мере в рамках действующих институциональных форм этот установившийся социальный баланс (или дисбаланс).