Ответы по мировой политике

  И наконец, сокрушение политической системы  противника возможно и оправданно только тогда, когда сокрушитель имеет основания доказать привлекательность той системы, которую он навязывает, когда он может доказать силу своего социального примера. Ни одна общественная система сегодня (при всех восторженно-заискивающих "реверансах" в сторону капитализма в нашей печати) сделать этого не в состоянии. Речь, таким образом, может идти лишь о предотвращении войны и об обоюдных шагах в этом направлении. Отсюда и наши приглашения оппонентам к поиску сугубо оборонительных доктрин в этом случае оправданны. Уровень развития средств вооруженной борьбы достиг сегодня крайней точки в смысле применения их в качестве рационального элемента военного искусства. Их уже нельзя считать новым приращением огневой и ударной силы войск, как было перед второй мировой войной, а только тупиком классического военного искусства.

  Второй  и третий аспекты говорят о  том, что война, военная политика в традиционном их понимании перестают быть надежным инструментом, средством реализации политических целей. В настоящее время ни одно государство планеты, в том числе и претендующее на решение политических проблем военными средствами, не обладает возможностью абсолютно надежно защитить себя при помощи даже самой мощной обороны. Более того, жизнь исключает возможность обеспечения безопасности путем возрастания собственного военного потенциала, даже при условии достижения превосходства одной стороны над другой. Сегодня любое, даже не самое мощное в экономическом и военном отношении государство, способно современными военно-техническими средствами нанести сокрушительный ответный удар. По всей, видимости, этот фактор лежал в основе сомнений военно- политического руководства антииракской коалиции при разработке военных планов умиротворения Ирака.

  Факт  признания бесперспективности использования  вооруженного насилия в системе международных отношений сам по себе еще ни о чем не говорит. Существует настоятельная необходимость создания прочного механизма исключения этого насилия из международной практики. Здесь можно выделить два магистральных направления деятельности.

  Первое  находится в русле тех разоруженческих  процессов, которые активно реализуются  в международной практике. Речь идет о том, чтобы в конечном итоге довести все военные потенциалы до такого уровня достаточности, который исключал бы возможности реализации наступательного варианта военной стратегии. При всей неоднозначности и противоречивости этих процессов в настоящее время они представляют собой вполне определенную тенденцию.

  Второе  направление заключается в создании таких наднациональных структур, механизмов, интернациональных институтов, которые были бы способны находить оптимальное соотношение интересов всех уровней. Это направление является составной частью стратегии борьбы за мир. В современных условиях оно по существу, означает создание и функционирование мощных политико- правовых и военных механизмов регулирования международных отношений, механизмов, способных предотвратить иностранное военное вмешательство во внутренние конфликты в отдельных странах и тем самым не допустить их интернационализации. Это требование отвечает задачам борьбы за новый мировой политический и экономический порядок, являющийся важной стороной всеобъемлющей системы международной политической и экономической безопасности. По взглядам многих руководителей стран, таким механизмом должна выступать, прежде всего, Организация Объединенных Наций с ее вооруженными силами и возрожденным международным авторитетом. В преодолении и предотвращении вооруженного насилия сегодня возникают новые возможности. Учет новых реалий, выработка соответствующих времени политических принципов, создание надежного правозащитного и военного международного механизма – все это соответствует новому политическому мышлению. Восторжествует оно – и тогда современный мир будут определять такие тенденции, которые исключают вооруженное противоборство. К ним можно отнести:

  – постепенную демилитаризацию и  гуманизацию международных отношений, когда разум, знания и нравственные нормы, а не эгоистические устремления и предрассудки двигают государствами при разрешении многочисленных противоречий в мире и достижении баланса интересов, когда признается безусловное право каждого народа на свободу выбора;

  – обеспечение безопасности государств, которое все больше будет перемещаться из сферы соотношения военных потенциалов в сферу политического взаимодействия и строгого выполнения международных обязательств; создание всеобъемлющей системы международной безопасности, главным образом через повышение роли и эффективности ООН;

  – использование колоссального роста  научно-технического потенциала для совместного, на пользу всему человечеству решения глобальных экономических, экологических, энергетических продовольственных, медицинских и иных задач;

  – многообразное и добровольное общение  независимых государств и народов, надежно служащее материальному и духовному взаимообогащению, укреплению структуры всеобщего мира. Названные тенденции вытекают из международного аспекта нового политического мышления. Чтобы полностью исключить из жизни вооруженное насилие, потребуется выход на аналогичный уровень политического мышления применительно к каждой социальной системе, к каждому государству. Существующее в многообразных формах вооруженное насилие в отношениях между народами и государствами все более и более демонстрирует свою историческую ограниченность и нецелесообразность. Для его полного исключения из сферы межгосударственных военно-политических отношений требуются серьезные волевые усилия всех субъектов международной политики, а также надежный международный механизм его преодоления. При всей проблематичности такого механизма в современных условиях наиболее действенным средством предотвращения преодоления вооруженного насилия в системе международных отношений выступают ООН, её" военно-политические структуры, а также другие международные и региональные военно-политические организации. 
 
 

   23. концепция «демократического мира».

  "Демократический  мир" как альтернатива мирового  развития.

  Очевидно, что глобализация – не завершенное  состояние, а эволюционирующий процесс; ее интенсивность географически и предметно неоднородна. Речь не идет о простом прогрессирующем отмирании государства, а скорее о существенном изменении его привычных функций. И тем не менее мир все больше становится – и воспринимается – не как мозаика геополитической карты с четко очерченными межгосударственными границами, а как общий для всего человечества “космический корабль Земля” (1).И глобализация, конечно же, не может не оказывать влияния на содержание и характер взаимодействия национальных составляющих формирующегося единого организма мирового сообщества. “Трансцендентные” процессы мировой политики в масштабе глобального сообщества не могут не изменять принципы и закономерности традиционных международных отношений, построенных на вестфальской системе взаимодействия суверенных государств.

  Недавно сформировалась гипотеза “демократического мира”, согласно которой демократии никогда (или как правило) не воюют друг с другом.

  Концепция “демократического мира” формировалась не дедуктивно и не предстала сразу в виде законченной теории. Ее контуры проступали постепенно, возникая как результат частных наблюдений, натолкнувших затем исследователей на обобщающие выводы. Во второй половине 1960-х годов некоторые ученые, занимавшиеся прикладными проблемами количественного анализа международных конфликтов, независимо друг от друга стали обнаруживать и выявлять данные о том, что при определенных условиях демократические государства ведут себя иначе, чем авторитарные. В 1965 г. М.Хаас выдвинул предположение, что отношения между демократическими странами менее конфликтны, чем между недемократическими. Позднее эту гипотезу, со своей стороны, подтвердил М.Салливэн. Опираясь на обширную базу, какую составили результаты обсчетов различных конфликтных ситуаций, он пришел к выводу, что “в большинстве случаев открытые системы как в долгосрочном, так и в краткосрочном плане в меньшей степени бывают вовлечены в конфликты <...>, чем закрытые”. Но эти выводы остались незамеченными научным сообществом.

  Между тем еще в 1964 г. в одном из журналов, посвященных проблемам социологических  исследований, появилась статья под  прямо-таки “агитпроповским” заголовком “Выборные правительства – фактор мира” (5). Ее автор – Дин Бабст – утверждал, что с 1789 по 1941 г. не было ни одной войны между независимыми государствами, которые возглавлялись “выборными правительствами”. Он приводил соответствующую статистику войн за указанный период, предлагал свое определение политических систем этих не воюющих между собой государств, а главное, подчеркивал прямую причинно-следственную связь между политическим устройством демократических государств и пацифизмом в отношениях между ними.

  Выводы  Бабста, вероятно, так и остались бы неизвестными широкой научной общественности, если бы его статью не обнаружили в 1976 г. ученые-конфликтологи Смолл и Сингер, занимавшиеся в рамках масштабного проекта “Корреляции войн” систематизацией данных о войнах. Правда, они подвергли ее сокрушительной критике. Смолл и Сингер признавали, что “за небольшим исключением” в этот период действительно не было войн между демократиями, но объясняли этот феномен тем, что войны более вероятны между соседними странами, а граничащие между собою буржуазные демократии были не очень-то многочисленны (6). Позднее оба эти утверждения были опровергнуты на основании более скрупулезных подсчетов, но тогда, в середине 1970-х годов, тезис Бабста был отброшен и на время забыт.

  Тем не менее тогда же ряд ученых начинает заниматься исследованием взаимозависимости внутренней и внешней политики государств, в частности, их поведения в критической области международных отношений, касающейся вопросов войны и мира. Пожалуй, самым фундаментальным было пятитомное исследование Р.Руммеля “Понимание конфликта и войны”. В последних двух его томах речь идет конкретно о взаимосвязи между демократией и войной. Он приходит к выводу о том, что “свобода противодействует насилию”. Надо заметить, что он оперирует при этом понятием “либертарные системы”, а не “демократии”. На основании таких вполне конкретных данных Руммель делает следующие выводы: либертарные государства не осуществляют насилия по отношению друг к другу; и чем более либертарно государство, тем ниже уровень генерируемого им насилия независимо от того, с каким государством оно имеет дело.

  Применяя  описанные стандарты для определения  “войны” и “демократии”, сторонники гипотезы “демократического мира”  и впрямь довольно успешно доказывают, что демократии никогда не воевали  друг с другом. Их оппоненты и критики, однако же, не сдаются и ссылаются на ряд “исключений” из этого правила. Первым контраргументом обычно служит упоминание ими войны 1812 г. между Соединенными Штатами и Великобританией. Действительно, на тот период США в принципе можно признать демократическим государством, хотя право голоса имело несколько меньше половины взрослого населения (с учетом женщин и рабов). Что же касается Великобритании, то, несмотря на наличие и развитие весомых демократических признаков, таких как парламентская система, многопартийность, действие принципа habeas corpus, в начале века право голоса имело лишь около 10% взрослого мужского населения. Таким образом, война 1812 г. не опровергает формулу “демократического мира”.

  Оппоненты концепции “демократического мира” приводят в опровержение еще и такой довод: как они подчеркивают, мирный характер взаимоотношений между демократическими странами после Второй мировой войны объясняется стратегической необходимостью их солидарного противостояния коммунизму в условиях холодной войны.

  Пожалуй, первое развернутое объяснение внутренних пружин “демократического мира”  попытался представить М.Дойл. Дойл утверждает, что те же либеральные ценности, которые формируют “мирный союз” между демократиями, питают их агрессивность по отношению к автократиям. Войны против них, по его мнению, демократии ведут как крестовые походы за распространение либеральных ценностей. Кроме того, считает Дойл, демократии неизбежно рассматривают автократии как потенциальных агрессоров именно потому, что те не руководствуются либеральными принципами во внутренней, а следовательно, и во внешней политике.

  Более комплексную систему объяснения механизма “демократического мира”  предложил Б.Рассет. Внутриполитические институциональные ограничения, такие как разделение властей, система сдержек и противовесов (не византийская интрига, а конституционная система), необходимость поддержки возможных решений населением, следовательно, их предварительного публичного обсуждения – все это замедляет или ограничивает принятие радикальных решений, особенно решения о начале войны. Лидеры демократического государства понимают, что перед руководителями других демократий стоят аналогичные структурно-институциональные ограничения. Поэтому в случае возникновения конфликта между демократиями у них больше времени для мирного урегулирования и меньше опасений подвергнуться внезапному нападению.

   24. социокультурные проблемы глобализирующего мира – сущность и полит содержание.

  Проблемы  национальных культур, смыслов и  ценностей, их взаимосвязи, тесно, органично связаны с проблемой о содержании и характере глобализации. Теоретическая постановка любых проблем о старых и новых ценностях в отрыве от проблем глобализации и интернационализации, малопродуктивна.

  Глобализация, в сущности, - это формирование и утверждение целостности, взаимосвязанности, взаимозависимости, интегральности мира и восприятие его как таковой общественным сознанием. Это одновременно и сложный процесс и состояние, выражающее качественные ступени, стадии глобальности.