Выготский. Диагностика развития и педологическая клиника трудного детства

   педологии. Педологи измеряют и исследуют детей, ставят диагнозы или  пр  огнозы,

   дают  назначения, но никто еще не пытался  определить,  что  такое  педологический

   диагноз, как его  надо  ставить,  что  такое  педологический  прогноз.  И  здесь

   педология пошла по худшему пути: по пути прямого  заимствования  у  других  наук,

   подменяя  диагн оз педологический диагнозом  медицинским,  или  по  пути  простой

   эмпирии, пересказа в диагнозе другими  словами того же самого, что было заключено

   в жалобах  родителей, в лучшем случае сообщая  родителям и педагогам сырые  данные

   отдельных технических приемов исследования (вроде  умственного  возраста  по  А.

   Бине  и т. д.).

      Причины такой  беспомощности  - в  неразработанности  самой   общей  педологии,

   которая, по суровому определению П. П. Блонского, до сих пор является винегретом

   различных сведений и знаний, но недостаточно оформленной  наукой  в  собственном

   значении  этого слова.

      Но сам  Блонский  заключает   свою  "педологию"  (которая   несомненно  сыграла

   историческую  роль  в  развитии  нашей  науки  и  которая  претендует,  по   его

   собственным словам, именно на то, чтобы оформить педологию как  науку)  примером

   практического  приложения  педоло  гии  к  жизни.  "Мне  кажется,-говорил  он  в

   заключении,-нельзя более кстати закончить эту  книгу,  как  рассказать  то,  что

   произошло в тот день, когда я ее заканчивал" (1925, с. 317). В  этом  заключении

   он  рассказывает о том, как  в  начальной  группе  первой  сту  пени  учительница

   выделила  для педологического исследования трех наиболее трудных детей. "Мы взяли

   этих  детей на педологическое обследование, и  вот  сегодня  мы  получили  первые

   данные,-рассказывает Блонский.- Тестирование Володи дало умственный возраст 5,2.

   Значит, неудивительно, что наш пятилетка  не может  усвоить  грамоту  и  школьные

   порядки. Митя имеет мать-эпилептичку  и  сам  страдает  припадками.  Естественно

   предполагать, что его зеркальное письмо имеет  источником кортикальные дефекты  в

   области соответствующих центров  или  проводящих  путей  на  почве  эпилепсии...

   Шура-отец з апойный алкоголик, т. е. циклотимик... у ребенка  обильная  течь  из

   уха, и  он почти оглох... Так даже самое  поверхностное  обследование  сразу  нам

   дало  понимание  детей,  а,  значит,  и  знание  воспитания  их.  Педагогические

   назначения: для Володи - интеллектуа  льное  воспитание  по  дошкольному  методу

   Монтессори  и хлопоты о переводе его  в  учреждение  с  дошкольным  режимом;  для

   Мити-укрепление физического здоровья, избегание  всякого нервирования и поощрение

   удач  в прямом письме без тормошения его  за зеркальное пи сьмо; для Шуры- лечение

   уха, надежда, что схизоидный возраст смягчит  циклоидность, ровное обращение и  в

   случае  сильного возбуждения успокаивающие  лекарства (там же, с. 317-318).

      Правда, сам Блонский оговаривается,  что пока это самые  общие   педагогические

   назначения, подробный педологический анализ даст более детальные  педагогические

   назначения. Но нас интересует не степень  детализации,  а  само  направление,  в

   котором идет педоло гический анализ. Из чего он складывается в данном случае? Из

   того, что арифметически, суммарно выводится  умственный возраст с помощью  тестов,

   из  того, что выяснено, что у Шуры отец-запойный алкоголик  и  циклотимик,  мать-

   невероятно  болтливая, подвижная и бестолковая  женщина,  т.  е.  гипоманиакальный

   циклоид; у ребенка обильная течь из уха, и  он почти оглох; иными словами,  перед

   нами  полуглухой гипоманиакальный циклоид.  Нам  думается,  что  достаточно  трех

   данных  диагнозов и тех педагогических назначений, которые основаны на  них,  для

   того, чтобы увидеть: по существу мы здесь  имеем то же самое, что  в  приведенном

   выше  диагнозе опытного психиатра.

      Итак,  первая  трудность,  определяющая  кризис,    переживаемый    методикой

   исследования  трудного детства, заключается в  невыясненности  основных  понятий,

   связанных с педологическим исследованием ("диагноз", "прогноз",  "назначение"  и

   т. д.). Педология еще не у становила  точно,  что  она  должна  исследовать,  как

   должна  это определять, что должна уметь  предвидеть, какие советы должна  давать.

   Без выяснения  этих  общих  для  всякого  педологического  исследования  вопросов

   невозможно  выйти за пределы того  жалкого  и  скуд  ного  эмпиризма,  в  котором

   погрязла  сейчас наша практическая методика. Ответить на  эти  вопросы  педология

   сможет,  если  она  действительно  последовательно  продумает   свои    основные

   теоретические положения до самого конца и сумеет сделать  из  них  правильные  п

   рактические выводы.

      Вторая трудность, определившая  кризис, лежит, как уже сказано,  не  столько  в

   общей  методике  педологического  исследования,  сколько  в  педологии  трудного

   детства.  Состояние  педологии  трудного  детства  напоминает  сейчас  состояние

   психиатрии  до Э. Крепелина, т. е. до создания  научной  системы  психиатрической

   клиники. Эта историческая параллель кажется  в высшей степени  поучительной,  ибо

   она позволяет  нам не только утешаться, сознавая,  что  другие  науки  переживали

   сходное с нами положение, но и прямо указывает, как выйти  из  этого  положения,

   или, вернее, каким путем другие науки в  свое время преодолели аналогичный  кризис

   и в  чем, следовательно, заключается задача, стоящая перед педологией сейчас.

      Как известно, психиатрия до Э.  Крепелина  основывалась  на  внешнем  описании

   отдельных проявлений душевных заболеваний. Психозы, говорит О.  Бумке2  об  этом

   периоде  в  развитии  психиатрии,  классифицировались  тогда  по  чисто  внешним

   проявлениям и отдельным си мптомам вроде  тех, какими кашель или желтуха являются

   в учении о внутренних болезнях. Ясно, что  таким способом нельзя было  доискаться

   природы и внутренней связи отдельных  душевных расстройств, точно так  же, как  на

   этом  пути немыслимо было найти ни изл  ечения этих  болезней,  ни  предотвращения

   их.  Крепелин  первым  создал  систематику  психических   болезней,    сделавшую

   проявление  болезни, ее симптомы  лишь  признаками,  обнаружениями,  за  которыми

   скрывался настоящий патологический процесс, определяемый не толь ко  проявлением

   болезни в данный момент, но ее происхождением,  течением?  клиническим  исходом,

   анатомическими  находками и другими  моментами,  которые,  будучи  взяты  вместе,

   образуют  полную картину настоящей  болезненной  формы.  Таким  образом,  говорит

   Бумке, крепелинская система душевных болезней вскоре после того,  как  она  была

   осмеяна и признана, прошла триумфальным шествием через весь мир, и неудивительно

   поэтому, что вместе с  коренным  поворотом  основной  точки  зрения  психиатрии,

   вместе  с переходом от пр оявлений болезни  к  ее  сущности  были  заложены  самые

   основы  научной психиатрии. Бумке добавляет, что мы опираемся на Крепелина  даже в

   тех случаях, когда высказываемые взгляды  сильно отличаются от его собственных.

      В эту аналогию, думается нам,  стоит углубиться.  Достаточно  только  мысленно

   перенестись в ту эпоху психиатрии, о которой  говорит Бумке, чтобы  увидеть,  что

   она в  точности напоминает современное состояние  педологии. Тогда психиатрический

   диагноз базирова лся на отдельном  симптоме,  и  психиатр  распределял  душевные

   болезни по рубрикам: галлюцинация, бред,-подобно  тому  как  в  донаучную  эпоху

   клиника внутренних болезней  определяла  болезни  так:  кашель,  головная  боль,

   ломота  и т. д. Если мы перенесемся мыслен но в положение  врача  той  эпохи,  мы

   увидим, что он по необходимости должен был  ставить диагнозы  точь-в-точь  такие,

   какие часто ставит сейчас педолог. Приходил больной, жаловался на кашель, ученый

   врач, вероятно, называл кашель по-латыни и с таким диагн озом отпускал пациента.

   Если  наивный больной просил разъяснить,  что  означает  мудреное  название,  он,

   наверное, в ответ узнавал то же самое, что  незадолго перед  тем  сообщил  врачу.

   Так точно, если психиатру больной или его  родственники рассказывали о  том,  что

   он  слышит  в  тишине  не  слышимые  ни  для  кого  голоса  или  видит  в  пустое

   пространстве  диковинные вещи, не видимые для  нормальные  людей,  врач  определял

   заболевание как галлюцинацию, а т вопрос,  что  значит  галлюцинация,  вероятно,

   отвечал: это значит что больной слыши  т вокруг голоса или  видит  несуществующие

   вещи  и т. д.

      Эта аналогия  имеет  не  только  внешнее,  но  и  более   глубокое  внутреннее

   основание, вскрыть которое мы  должны,  ибо  без  этого  не  найдем  правильного

   методологического решения интересующего нас вопроса, не  поймем,  каким  образом

   медицина  и психиатрия перестал и ставить  такие  диагнозы,  не  поймем,  чего  не

   достает современной педологии, чтобы она  оказалась в состоянии перейти  от  таких

   диагнозов к истинным.  диагнозам.  Сущность  заключается  в  том,  что  один  из

   современных психологов обозначает как различие между фенотипической и  каузально

   динамической  точкой зрения на явления. Старая ботаника, по словам этого  автора,

   распределяла  растения на определенные группы по форме  листьев, цветов и  т.  д.,

   сообразно их фенотипическому сходству. Однако оказывается, что од  ни  и  те  же

   растения  могут  иметь  совершенно  различный  вид  в  зависимости   от    того,

   произрастают  ли они на равнине или в  гористое  местности.  Часто  наблюдающееся

   огромное  различие во внешнее  виде  фенотипически  идентичных  живых  существ  в

   зависимости от их п ола, стадии их развития и  своеобразных окружающие условий, в

   которых они развиваются или развивались, привело биологию к выработке  наряду  с

   феноменологическими понятиями понятий, которые  можно  было  бы  обозначить  как