Гендерные особенности учебной мотивации подростков

     Исследуя  отношения школьников к учению, Л. И. Божович установила, что «одним из важнейших моментов, раскрывающих психическую сущность этого отношения, является та совокупность мотивов, которая определяет учебную деятельность школьников». Ею сделан вывод о том, что «проблема формирования устойчивости личности есть, прежде всего, проблема становления социальных по своему происхождению и нравственных по содержанию мотивов поведения». Работы Божович и ее сотрудников имели большое значение для развития проблемы мотивации учения. Вместе с тем перспективным для дальнейшего развития этой области психологии является ее положение о взаимосвязи мотивов с направленностью личности и ее отношением с окружающей действительностью, а также о структурности мотивации.

     В исследованиях Л.И. Божович понятие мотив определено как-то, ради чего осуществляется деятельность в отличие от цели, на которую эта деятельность направлена. Например, школьники решают задачу. Цель у них одна – ее решение, а мотивы могут быть разные: у одного – отметка, у другого – одобрение учителя, у третьего – обещанный подарок, у четвертого – непосредственный интерес к самой задаче. Пытаясь анализировать, какие именно потребности «кристаллизуются» в том или ином «мотиве», или, иначе говоря, что лежит за стремлением ребенка выполнять ту или иную деятельность, исследователи наталкивались на целый узел сложнейших потребностей, желаний и намерений ребенка, где трудно было понять, что является целью деятельности, а что ее мотивом. По существу, мотивами называлось все, что побуждает активность ребенка, в том числе и принятие им решения, и чувство долга, и сознание необходимости, которые нередко выполняют свою побудительную функцию даже вопреки имеющемуся у него непосредственному желанию. Поэтому, давая характеристику мотивов учебной деятельности школьников, Л.И. Божович называла мотивами все побудители этой деятельности [8,с.120].

     Следует указать на тот новый аспект, который  был внесен исследованиями Л.И. Божович  в изучение мотивов. В них была поставлена задача сделать предметом  изучения сами мотивы, их возникновение и развитие, их изменение и расширение по возрастам, в то время как в предшествующих работах изучалось лишь влияние готового мотива на деятельность детей или на протекание их психических процессов. Л.И. Божович отмечала, что изучению мотивов учебной деятельности необходимо уделять особое значение потому, что именно эта деятельность является ведущей на протяжении всего школьного возраста, а следовательно, и мотивы, побуждающие ее, должны иметь существенное значение для детей в этот период психического развития.[22, с. 20]

     Продуктивным  в изучении мотивации (В.Г. Асеев, Дж. Аткинсон, Л.И. Божович, Б.И. Додонов, А. Маслоу, Е.И. Савонько) является представление о мотивации как о сложной системе, в которую включены определенные неиерархизированные структуры. При этом структура понимается как относительно устойчивое единство элементов, их отношений и целостности объекта; как инвариант системы. Анализ структуры мотивации позволил В.Г. Асееву выделить в ней: а) единство процессуальных и дискретных характеристик и б) двухмодальное, т.е. положительное и отрицательное основания ее составляющих.

     Важно также положение исследователей о том, что структура мотивационной  сферы является не застывшей, статической, а развивающимся, изменяющимся в процессе жизнедеятельности образованием.

     Существенным  для исследования структуры мотивации  оказалось выделение Б.И. Додоновым ее четырех структурных компонентов: удовольствия от самой деятельности, значимости для личности непосредственного ее результата, «мотивирующей» силы вознаграждения за деятельность, принуждающего давления на личность [20, с. 102]. Первый структурный компонент условно назван «гедонической» составляющей мотивации, остальные три – целевыми ее составляющими. Вместе с тем первый и второй выявляют направленность, ориентацию на саму деятельность (ее процесс и результат), являясь внутренними по отношению к ней, а третий и четвертый фиксируют внешние (отрицательные и положительные по отношению к деятельности) факторы воздействия.

     В зарубежных исследованиях изучению мотивов уделяется большое внимание. Выполнены многочисленные теоретические и экспериментальные

работы  по вопросам побуждений поведения человека и животных. Разработка мотивов учебной деятельности необходимо уделять особое значение потому, что именно эта деятельность является ведущей на протяжении всего школьного возраста, а следовательно, и мотивы, побуждающие ее, должны иметь существенное значение для детей в этот период психического развития[12, с. 64].

     В теории мотивации И. Аткинсона и К. Берча – Аткинсон выделяет несколько языков мотивации: экспериментальный, нейрофизиологический, поведенческий и математический. Основываясь на взглядах К. Левина и Э. Толмена, Аткинсон рассматривает поведение как, во-первых, ожидание чего-либо и, во-вторых, ценности, превращающиеся в мотив. Новым здесь является то, что Аткинсон и Берч рассматривают не реакции, а действия (в том числе и вербальные). Воздействующие стимулы преобразуются в зависимости от мотивов, их значимости и оценки. Это определяет эффективное состояние и характеристику действий.

     В плане рассмотрения структуры потребностной  сферы человека большой интерес  представляет «потребностями треугольник» А. Маслоу, в котором, с одной стороны, очевиднее высвечивается социальная, интерактивная зависимость человека, а с другой стороны, - его познавательная, когнитивная природа, связанная с самоактуализацией. Треугольник потребностей А. Маслоу, обращает на себя внимание при его рассмотрении, во-первых, место и значение, которое отводится собственно потребностям человека, и, во-вторых, что потребностная сфера человека рассматривается вне структуры его деятельности – только применительно к его личности, ее самоактуализации, развитию, комфортному существованию (в понимании Дж. Брунера) [20, с. 94].

     Таким образом, среди зарубежных и отечественных психологов существует несколько пониманий сущности мотивов, их осознанности, их места в структуре личности. Сейчас мотивация учения рассматривается как сложный многокомпонентный и многофазный процесс, в котором задействованы различные (волевые, когнитивные и эмоциональные) составляющие.

1.2. Гендерная обусловленность жизнедеятельности личности

     Современная социальная наука различает понятия пол и гендер (gender). Традиционно первое из них использовалось для обозначения тех анатомофизиологических особенностей людей, на основе которых человеческие существа определяются как мужчины и женщины. Пол, т. е. биологические особенности человека, считаются фундаментом и первопричиной психологических и социальных различий между мужчинами и женщинами. По мере развития научных исследований стало ясно, что с биологической точки зрения между мужчинами и женщинами гораздо больше сходства, чем различий [1, с. 54].

     Помимо  биологических различий между людьми существуют разделение их социальных ролей, форм деятельности, различий в поведении и эмоциональных характеристиках. Антропологи, этнографы и историки давно установили относительность представлений о «типично мужском» и «типично женском»: то, что в одном обществе считается мужским занятием (поведением, чертой характера), в другом может определяться как женское. Отмечающее в мире разнообразие социальных характеристик женщин и мужчин и принципиальное тождество биологических характеристик людей позволяют сделать вывод о том, что биологический пол не может быть объяснением различий их социальных ролей, существующих в разных обществах. Таким образом, возникло понятие гендер, означающее совокупность социальных и культурных норм. Которые общество предписывает выполнять людям в зависимости от их биологического пола [13, с. 60]. Не биологический пол, а социальные нормы определяют. В конечном счёте, психологические качества, модели поведения, виды деятельности, профессии женщин и мужчин. Быть в обществе мужчиной или женщиной означает не просто обладать теми или иными анатомическими особенностями – это означает выполнять те или иные предписанные нам гендерные роли.

     Гендер  создаётся (конструируется) обществом  как социальная модель женщин и мужчин, определяющая их положение и роль в обществе и его институтах (семье, политической культуре, экономике, культуре и образовании и др.). Гендерные системы различаются в разных обществах, однако в каждом обществе эти системы ассиметричны таким образом, что мужчины и всё «мужское/маскулинное» (черты характера, модели поведения, профессии и пр.) считается первичными, значимыми и доминирующими, а женщины и всё «женско/феменнинное» определяется как вторичное, незначительное с социальной точки зрения и подчинённое [1, с. 80]. Сущностью конструирования гендера является полярность и противопоставление. Гендерная система, как готовая, отражает ассиметричные культурные оценки и ожидания, адресуемые людям в зависимости от их пола. С определённого момента времени, почти в каждом обществе, где социально предписанные характеристики имеют два гендерных типа (ярлыка), одному биологическому полу предписывают социальные роли, которых считаются культурно вторичными. Не имеет значения. Какие это социальные роли: они могут быть различными в разных обществах, но то, что приписывается и предписывается женщинам, оценивается как вторичное (второсортное) [2, с. 90]. Социальные нормы меняются со временем, однако, гендерная асимметрия остаётся. Таким образом, можно сказать, что гендерная система – это социально сконструированная система неравенства по полу. Гендер, таким образом, является одним из способов социальной стратификации общества, который в сочетании с такими социально-демографическими факторами, как раса, национальность, класс, возраст организует систему социальной иерархии [1, с. 101].

     Важную  роль в развитии и поддержании  гендерной системы играет сознание людей. Конструирование гендерного сознания индивидов происходит посредством  распространения и поддержания  социальных и культурных стереотипов, норм и предписаний, за нарушение которых общество наказывает людей (например, ярлыки «мужеподобная женщина» или «мужик, а ведёт себя как баба» весьма болезненно переживается людьми и могут вызвать не только стрессы, но и различные виды психических расстройств) [13, с. 87]. С момента своего рождения человек становится объектом воздействия гендерной системы – в традиционных обществах совершаются символические родильные обряды, различающиеся в зависимости от того, какого пола родился ребёнок: цвет одежды, колясок, набор игрушек новорожденного во многих обществах также определены его полом. Проведённые исследования показывают, что новорожденных мальчиков больше кормят. Зато с девочками больше разговаривают [13, с. 91]. В процессе воспитания семья (в лице родителей и родственников), система образования (в лице воспитателей детских учреждений и учителей), культура в целом (через СМИ) внедряют в сознание детей  гендерные нормы, формируют определённые правила поведения и создают представления о том, кто есть «настоящий мужчина» и какой должна быть «настоящая женщина». Впоследствии эти гендерные нормы поддерживаются с помощью различных социальных норм (например, право) культурных механизмов (например, стереотипы в СМИ). Воплощая в своих действиях ожидания, связанные с их гендерным статусом. Индивиды на микроуровне поддерживают (конструируют) гендерные различия и, одновременно, построенные на их основе системы господства и властвования [16, с. 98].

     Существует  несколько направлений разработки гендерного подхода (гендерной теории). К основным теориям гендера, принятым сегодня в  социальной и гуманитарных науках, относятся теория социального конструирования гендера, понимание гендера как стратификационной категории и интерпретация гендера как культурного символа [13, с. 55]. Помимо этого, весьма популярным в отечественных работах остаётся псевдогендерный подход. Псевдогендерными исследованиями называют те, где это понятие используется как, якобы, синоним слова пол или как синоним социополовой роли. Такая ситуация складывается в том случае, когда авторы-исследователи осознанно или не осознанно стоят на биодетерминистских позициях, т. е. считают, что биология человека совершенно чётко определяет мужские и женские социальные роли, психологические характеристики, сферы занятий и пр., а слово гендер используют как «более современное». Содержательно ситуация не меняется даже тогда, когда пол, как биологический факт, и гендер, как социальная конструкция, авторами всё же различаются, но наличие двух противоположных «гендеров» (мужского и женского) принимается как отражение двух биологических полов [13, с. 60].

     Теория  социального конструирования гендера  основана на двух постулатах: 1) гендер конструируется (строится) посредством  социализации, разделения труда, системой гендерных ролей семьёй, СМИ; 2) гендер конструируется и самими индивидами – на уровне их сознания (т. е. гендерной идентификации), принятие заданных обществом норм и ролей и подстраивания под них (в одежде, внешности, манере поведения и т. д.). Эта теория активно использует понятия гендерной идентичности, гендерной идеологии, гендерной дифференциации и гендерной роли. Гендерная идентичность означает, что человек принимает определение мужественности и женственности, существующие в рамках своей культуры. Гендерная идеология – это система идей, посредством которых гендерные различия и гендерная стратификация получают социальное оправдание, в том числе с точки зрения «естественных» различий или сверхъестественных убеждений. Гендерная дифференциация определяется как процесс, в котором биологические различия между мужчинами и женщинами наделяются социальным значением и употребляются как средства социальной классификации. Гендерная роль понимается как выполнение определённых социальных предписаний – т. е. соответствующее полу поведение в виде речи, манер, одежды, жестов и пр. Когда социальное производство гендера становится предметом исследования. Обычно рассматривают, как гендер конструируется через институты социализации, разделении труда, семьи, масс-медиа. Основными темами оказываются гендерные роли и гендерные стереотипы, гендерная идентичность, проблемы гендерной стратификации и неравенства [1, с. 99].