Мифологическая картина мира. Своеобразие мифологического мышления

Рациональное отношение  человека к природе и обществу, проявившееся в понимании некоторых  естественных и общественных закономерностей, непосредственно связанных с  повседневной практикой, не вызвало, однако, ни у шумеров, ни у вавилонян потребности  искать новые ответы на вопросы о  возникновении космоса, о сущности природных явлений и о месте  человека в мире. Космогонические  воззрения, содержащиеся в старейших  месопотамских мифах, прошли определенное развитие, в них отразился новый  социальный и политический опыт: эти  изменения можно найти и в  представлениях о месте человека, и в этических нормах, но миф  всегда оставался формой объяснения этих мировоззренческих представлений.

Миф в древней Месопотамии  служил универсальным объяснением  достигнутого уровня познания. Однако наряду с религиозными представлениями  он содержал и предпосылки развития науки и философии. В этом смысле он интегрировал в себе элементы, между  которыми постоянно имелось противоречие. С одной стороны, для человека- Месопотамии существовал ряд  вещей познанных и освоенных, с другой — неизвестный и враждебный мир природы. Справиться с непонятными  явлениями действительности можно  было в эту эпоху лишь «созданием»  устойчивого космического порядка, на который проецировались существующие общественные отношения. Поэтому космогонические  мифы содержат символическую борьбу принципов порядка и хаоса: хаос всегда враждебен богам и людям.

В самой распространенной космогонии месопотам-ского мира «Энума элиш» («Когда наверху...»), которая имеет аналоги и в соседних регионах и во многом напоминает греческую мифологию, порядок представляет верховный вавилонский бог Мардук. Этот бог помогает другим божествам в борьбе с Тиамат — соленым праокеаном, из которого путем смешения с пресной водой (Апсу) родились все остальные боги. Структура и иерархия этого божественного общества были явно выведены из отношений, которые складывались между членами древнейших общин в процессе формирования первых классовых образований и централизации власти. Так как мифы становились прннадлежностью религиозного культа, в них сохранялись определенные представления наиболее архаичных слоев общественного сознания. Мардук, например, стал правителем богов на основе их выбора именно в то время, когда им угрожало нападение Тиамат, что, несомненно, отражало древнюю социальную практику. В то же время в мифах содержалось и сознательное стремление восславить проводимое упорядочение общества, а существующую власть подкрепить божественным авторитетом.

Этот идеологический момент, отражающий общественный интерес, наглядно подтверждает изменение функций  и места отдельных божественных патронов определенных племен, областей и городов. Авторитет и значение богов возвышались и приходили  в упадок, набирали силу и влияние  и теряли их. В качестве примера  вновь можно сослаться на первоначально  местного и малозначащего бога Вавилона Мардука, который вместе с ростом мощи своего города становится главным  богом во всем государстве. В литературной форме этот процесс представлен  в мифе «Энума элиш». Подобный процесс, мотивированный стремлением правящих кругов укрепить и идеологически поддержать социальные и политические изменения и закрепить их в общественной надстройке, происходит и в Ассирии. В ассирийском варианте этого мифа (примерно IX в. до н. э.) на месте Мардука стоит главный бог города Ассирии — Ашшура.

Прослеживать момент социального  интереса в мифологических представлениях весьма сложно, но, так как он пронизывает  все представления, показать изменения  в общественном сознании весьма необходимо. В первых проявлениях философского мышления, встречающихся в древнейших мифах, идеологический аспект крайне важен. Он выступает на первый план там, где  речь идет о проблематике, касающейся места человека в обществе. К идеологической функции мифа можно отнести, например, подчеркивание божественного происхождения  королевской власти, значения сословия священнослужителей, а также обоснование  перемещения политической власти и  т. д.

Наряду с вопросами  о возникновении космоса, мирового порядка и божественных законов, правящих миром, в месопотамском  мышлении, как, впрочем, позднее и  в греческой философии, возникают  вопросы, касающиеся познания смысла человеческой жизни, а также этических норм. Важным источником для изучения этой проблематики являются так называемые свары — сборники пословиц, афоризмов, поучительных историй и другие литературные памятники, включая эпосы, в которых  рассматривались жизненные ситуации и человеческие проблемы, а иногда давались и советы, как их решать. Зга литературная традиция является более широкой, чем собственно мифологическое предание, хотя они часто взаимопроникают и дополняют друг друга.

Примером может служить  «Эпос о Гильгамеше». Рассказ  о судьбе и деятельности урукского царя, правдоподобной исторической фигуры первой половины 3-го тысячелетия до н. э., который ищет бессмертия и задается вопросом о смысле человеческой жизни, представляет собой общее завещание шумеров, вавилонян и ассирийцев мировой культуре. В связи с поисками более широких предпосылок философского мышления можно привести хотя бы философские положения, содержащиеся в этом эпосе. На вопрос Гильгамеша о смысле жизни, которая оканчивается смертью, отвечает Утнапишти — единственный бессмертный из людей:  
    Жестокой смерти не избегнешь!  
     Разве навеки мы строим лом?  
     Разве навеки ставим печать?  
     Разве навеки братья разделяют наследство?  
     Разве навеки утвердился на земле гнев?  
     Разве навеки вздымается река и несет наводнение?  
     Куколку свою оставляет бабочка.  
     Тот облик, которым она могла быть обращена постоянно к солнцу, не может существовать всегда!  
     Спящий и мертвый — как они подобны — разве оба они не создают образ смерти?

В этой мысли, которая часто  встречается в эпосе и образует смысл всех человеческих деяний, усматривается  выражение традиционно пассивного подхода человека Месопотамии к  жизни и собственной судьбе. Такой  подход, однако, не характерен для всего  содержания эпоса. Доминирует мысль  о том, что ограниченность жизни  во времени вынуждает человека сосредоточиться  на его земной стезе и в этом мире реализовать все цели и стремления, что человек сам, собственными усилиями может достичь бессмертия. К этому  стремится Гильгамеш, когда он вместе со своим товарищем Энкиду идет на борьбу с чудовищем Хумбабой. Он выражает это такими словами:

 
     На бой пусть решится сердце  твое, забудь о смерти, отбрось  страх!  
     Муж смелый, ловкий и осторожный, который идет впереди, защитит себя и в здравии друга сохранит! Если же оба, однако, падут, защитят свое имя!

В эпосе содержится еще  целый ряд мыслей, которые восславляют  человеческое деяние, отвагу обоих  героев, сражающихся против чудовищ  и богов, их дружбу и т. д.

Вопрос «как жить?» в  месопотамской литературной традиции встречается сравнительно часто. На него дается ответ в многочисленных пословицах, поучениях и советах, которые во многом напоминают изречения греческих «семи мудрецов». В некоторых сохранившихся памятниках их создатели с сомнением подходят к вопросу относительно смысла религиозного культа. Примером могут служить литературные сочинения «Иова» и «Диалог господина с рабом», в которых заметен отход автора от существовавших религиозных и социальных установок.

Раб, предстань! — Я здесь, господин мой!

— Поспеши и принеси  мне воду, хочу умыть руки, хочу своему богу принести жертву. — Принес, господин мой, принес!

Человек, приносящий своему богу жертву, спокоен в своем сердце и дает ссуду под проценты.

— Никогда, раб, я своему богу жертву не принесу.

— Не приноси, господин мой, не приноси!

Привыкнет бог ходить за тобою, как пес, и повторять: «Исповедуй мой культ!», "Не посоветуешься  ли со своим богом?" и постоянно  чего-то хотеть (от тебя).

Скептицизм человека Месопотамии, касающийся возможностей его познания, в условиях древнего Ближнего Востока  не был чем-то исключительным. Для  сравнения можно привести египетские литературные сочинения Среднего царства  «Разговор человека с его душой» и «Песня арфиста». Здесь также  проявляются сомнения относительно религиозного культа и загробной  жизни.

Несмотря на эти моменты, которые можно обнаружить в ближневосточной  литературной традиции, традиционная мифология оставалась главным источником, откуда месопотамцы черпали сведения о своем месте в мире. В Месопотамии, так же как и в других областях древнего Ближнего Востока, не произошло отделения науки и философии от универсального мифологического понимания мира. Случилось это не потому, что здесь отсутствовали предпосылки подобного отделения, но потому, что уровень накопленных знаний и социально-экономические условия этого не требовали. Выше мы обратили внимание на сходные черты и часто даже на прямое влияние месопотамских представлений на возникновение древнейших античных философских систем, что, безусловно, ни в коей степени не умаляет вклада греческих мыслителей. Знакомство с древними восточными цивилизациями дает возможность более глубоко понять предпосылки их идей, которые не исчерпываются лишь спецификой условий жизни граждан греческих полисов в Малой Азии. Предшествующая традиция здесь определяла не только содержание, но и форму досократовской философии. Если, например, Фалес видел праматерию в воде, а всю природу принимал как «живую», то можно обнаружить связь между этим его утверждением и отношением к воде как к началу, характерному для древних народов Месопотамии и Египта. Фалес, Пифагор и другие греческие философы, кроме того, посещали страны Ближнего Востока и знакомились с духовным наследием этих древнейших цивилизаций непосредственно.

Влияние месопотамских представлений  о мире заметно также в учении так называемых орфиков. Древнейшая греческая философия не ограничилась, однако, этими влияниями. Греки в своих рассуждениях о сути бытия и его проявлениях очень быстро оставили старые мифические представления. Миф в их изложении лишь одна из возможностей объяснения и передачи своих наблюдений и знаний о мире. Сумма накоплен ного опыта, которую они расширили и упорядочили, позволила им в новых общественных условиях, опираясь на рациональное понимание реальности, давать ответы на вопросы, касающиеся существования мира и человека.

Начала философского мышления

Если мы абстрагируемся от наидревнейших письменных памятников, обнаруженных на территории Древней  Индии, то тексты индусской (хараппской) культуры (ок. 2500—1700 лет до н. э.), которые до сих пор еще полностью не расшифрованы, являются первым источником информации о жизни (совместно с археологическими находками) древнеиндийского общества — так называемая ведическая литература. Речь идет об обширном наборе текстов, которые составлялись в течение приблизительно девяти столетий (1500—600 лет до н. э.). Однако и в более поздний период создаются произведения, которые по своему содержанию относятся к этой литературе. Ведические тексты — это литература преимущественно религиозного содержания, хотя ведические памятники не только являются ценным источником информации о духовной жизни своего времени, но и содержат много сведений об экономическом развитии, классовой и социальной структурах общества, о степени познания окружающего мира и о многом другом. Ведическая литература формировалась в течение длительного и сложного исторического периода, который начинается с приходом индоевропейских ариев в Индию, их постепенным заселением страны (сначала северных и средних областей) и завершается возникновением первых государственных образований, объединяющих обширные территории. В этот период в обществе происходят важные изменения, и первоначально кочевые и пастушеские племенные общества ариев превращаются в классово дифференцированное общество с развитым земледелием, ремеслами и торговлей, социальной структурой и иерархизацией, содержащей четыре главные варны (сословия). Помимо брахманов (священнослужителей и монахов) здесь были кшатрии - (воины и представители прежней племенной власти), вайшьи (земледельцы, ремесленники и торговцы и шудры (масса непосредственных производителей и преимущественно зависимого населения).

При этом данная социальная структура начинает развиваться  и образует основу позднейшей чрезвычайно  сложной системы каст. В процессе генезиса древнеиндийской культуры ведического периода участвуют  различные этнические группы жителей  тогдашней Индии. Кроме индоевропейских  аряев это, в частности, дравиды и мунды.

Традиционно ведическая литература разделяется на несколько групп  текстов. Прежде всего это четыре Веды (буквально: ведение — отсюда в название всего периода и  его письменных памятников); старейшая  и важнейшая из них — Ригведа (знание гимнов) — сборник гимнов, который формировался относительно длительное время и окончательно сложился к XII в. до и. э. Несколько более поздними являются брахманы (возникающие примерно с X в. до и. э.) — руководства ведического ритуала, из которых важнейшее - Шатапатхабрахмана (брахмана ста путей). Конец ведического периода представлен очень важными для познания древнеиндийского религиозно-философского мышления упанишадами. Ведическая литература, к которой принадлежат и другие группы текстов, необычайно обширна, ведь только Ригведа содержит более 10 тыс. стихов, уложенных в 1028 гимнах.

Ведические тексты, возникающие  на фоне пестрого и длительного исторического  процесса, не являются монолитной системой взглядов и идей, но представляют различные  течения мысли и взгляды от архаических мифологических образов, литургического обращения к богам, различных религиозных (частично и  мистических) спекуляций до первых попыток  формировать философские взгляды  на мир и место человека в нем.

Ведическая религия —  это сложный, постепенно развивающийся  комплекс религиозных и мифологических представлений и соответствующих  им ритуалов и культовых обрядов. В нем проскальзывают частично архаические  индоевропейские представления (восходящие к тем временам, когда арии задолго  до прихода в Индию жили вместе с другими индоевропейскими племенами  на общей территории) индоиранского  культурного слоя (общего индийским  и иранским ариям). Завершается формирование этого комплекса на фоне мифологии  и культов туземных (не индоевропейских) обитателей Индии. Ведическая религия  является политеистической, для нее  характерен антропоморфизм, причем иерархия богов не является закрытой, одни и  те же свойства и атрибуты попеременно  приписываются различным богам. В Ригведе важную роль играет Индра — бог грозы и воитель, который уничтожает врагов ариев. Значительное место занимает Агни — бог огня, посредством которого исповедующий Веды индус приносит жертвы и таким образом обращается к остальным богам. Продолжают список божеств риг-ведского пантеона Сурья (бог солнца), Сола (бог одноименного опьяняющего напитка, используемого лри ритуалах), Ушас (богиня утренней зари), Дьяус (бог небес), Вою (бог ветров) и многие другие. Некоторые божества, как, например, Вишну, Шива или Брахма, пробиваются в первые ряды божеств только в более поздних ведических текстах. Мир сверхъестественных существ дополняют различные духи — враги богов и людей (ракшасы и асуры).