Стилистика английского

Этот список можно было бы продолжить, но ограничимся только напоминанием о том, что сонет не только обязательно содержит 14 строк, но и число стоп и слогов в нем тоже регла­ментировано, так как, как правило, сонеты пишутся ямбиче­ским пентаметром.

Итак, длина является существенным параметром для типо­логии внутри художественных текстов, но отделить текст от не­текста не позволяет.

Важно обратить внимание и на отношение лингвистики тек­ста к подразделению науки о языке на семантику, синтактику и прагматику. Напомним, что в терминах семиотики язык рассматривается в этих трех измерениях, причем семантика за­нимается отношением знаков к обозначаемому, синтактика — отношением знаков друг к другу, прагматика — их отношени­ем к пользующимся знаками людям. В работах по теории текста Э.С. Азнауровой и З.Я. Тураевой подчеркивается, что в теории текста переплетаются все эти три аспекта. Семантика учитыва­ется в исследованиях текста, поскольку текст является языко­вой реализацией некоторой реальной или вымышленной ситу­ации во внешнем мире и соотносится с окружающей действи-

тельностью, воплощая процесс ее познания. Этот аспект неот­делим от синтактики, поскольку текст есть интеграция фоне­тических, морфологических и лексических знаковых компонен­тов, и единицы его могут быть интерпретированы не сами по себе, а во взаимодействии с другими единицами — в контек­сте. Прагматический аспект входит в теорию текста органичес­ки, поскольку текст есть основная единица коммуникации и на­ряду с функцией передачи предметно-логической информации обладает функцией передачи оценочной и другой прагматичес­кой информации, а следовательно, имеет и функцию воздей­ствия. Наконец, прагматическое измерение определяется тем, что текст строится по коммуникативному плану отправителя, реализуя стратегию коммуникации между ним и читателем, получателем информации1.

Также с позиций семиотики, но в еще более широком толковании рассматривает текст Ю.М. Лотман2. Он понимает ис­кусство как особым образом организованный язык, а язык оп­ределяет как любую упорядоченную систему, служащую сред­ством коммуникации и пользующуюся знаками. Произведения искусства рассматриваются как сообщения на этом языке и на­зываются текстами.

Текстами для Ю.М. Лотмана и его школы являются любые произведения искусства: поэмы, картины, симфонии, архитек­турные ансамбли.

Заслуживает внимания то обстоятельство, что один и тот же термин используется в разных отраслях науки с похожим, но не тождественным значением, детерминируемым задачами той науки, в которой он применяется. В условиях современной ин­теграции наук упорядочение терминологии имеет большое зна­чение. Очень важно наличие определений к таким межотрасле­вым терминам. При использовании в разных науках сходные понятия получают особенности в соответствии со спецификой этих наук и их задач, но они не должны противоречить своим определениям в других науках, а лишь уточнять их. В отноше­нии термина «текст» это представляется возможным. Действи­тельно, представители семиотики, так же как и представители стилистики декодирования, рассматривают текст как сообще­ние, передающее художественную информацию.

Обратимся к теории информации. Там под сообщением пони­мается информация о свойствах и состоянии одной системы, намеренно передаваемая другой системе. Целостное и связное сообщение, специальным образом организованное для переда­чи и хранения информации, называется текстом. Следователь­но, текст, закодированный кодом языка, т.е. вербальный, и отвечающий свойствам канала, именуемого литературой, есть литературно-художественный текст, а текст, соответствующий свойствам канала симфонической музыки, есть симфонический текст.

Поскольку не все вербальные сообщения являются художест­венными и не все художественные вербальными, нужно подчер­кнуть, что множество литературно-художественных текстов составляет пересечение множества вербальных текстов с мно­жеством художественных. Следовательно, элементы интересую­щего нас множества (объекты толкования на старшем курсе) обладают свойствами сообщения (теория информации) текстов вообще (семиотика), текстов художественных (эстетика), тек­стов вербальных (лингвистика) и текстов литературно-художе­ственных (поэтика).

Будучи предназначенным не только для передачи, но и для хранения информации, литературно-художественный текст представляет собой внутренне связанное, законченное целое, обладающее идейно-художественным единством.

Подобно тому как слово выделяется в речи специфической для него отдельностью, законченностью и оформленностью, так и текст выделяется во всем множестве (или корпусе) высказы­ваний цельностью своего строения, своей, употребляя выраже­ние А.И. Смирницкого, цельнооформленностью. Подобно.тому как определение целостности, а следовательно, и отдельности, т.е. границ слова, осуществляется применительно к тому окру­жению, в котором оно функционирует, так и литературный текст выделяется в своем окружении своей отдельностью и це­лостностью1.

Внешне целостность литературного текста сигнализируется для читателя различными закрепленными в истории культуры

средствами: публикация отдельной книгой или на отдельном листе, наличие отдельного названия, заголовка, указание имени автора и других выходных данных, титульный лист, оглавление и т.п. — все это внешние, конституирующие текст факторы.

Решение о законченности текста принимается его автором. Публикуя тот или иной роман, повесть, поэму и т.д., автор обязательно информирует читателя о том, считает ли он сооб­щение законченным или предполагает его продолжить, для чего существует и определенная формула: «продолжение следует». Соответствующее решение по договоренности с автором при необходимости такого сегментирования при публикации может принимать и редактор или издатель. Можно даже утверждать, что из всех выражений замысла автора именно это решение о на­чале и конце, т.е. целостности текста, является наиболее обя­зательным для читателя. Выше уже говорилось о том, что, в от­личие от некоторых других направлений, стилистика декодиро­вания обращает внимание прежде всего на то, что в тексте дей­ствительно сказано, а не на то, что, возможно, хотел сказать автор, поскольку автору далеко не всегда удается реализовать свой замысел. Но в вопросе цельности текста и его отдельности все зависит от автора.

Главным конституирующим фактором текста является его коммуникативное назначение, т.е. его прагматическая сущность, поскольку текст предназначен для эмоционально-волевого и эстетического воздействия на тех, кому адресован, а прагмати­ческим в лингвистике называется функционирование языковых единиц в их отношении к участникам акта общения.

Внутренняя смысловая цельность текста и его цельноофор-мленность, обеспечивающие выполнение текстом его основного назначения передачи и хранения информации, создается его связностью логической, тематической, структурной и опять-таки прагматической. Как и на всех других уровнях языка, смысл целого не является простой суммой смыслов компонентов; толь­ко в тексте эта идиоматичность, естественно, сложнее, чем у единиц других уровней.

Внутренняя целостность текста воспринимается читателем из самого текста, она обеспечивается тремя типами отношений между его единицами, а именно: отношениями парадигматиче­скими, синтагматическими и интегративными. Парадигматиче­ские отношения — это нелинейные отношения, связывающие единицы одного уровня и имеющие ассоциативный характер.

Синтагматические отношения тоже связывают единицы одного уровня, но они основаны на линейном характере текста, на последовательности единиц. Интегративные отношения склады­ваются между единицами разных уровней. «Единица признает­ся различительной для данного уровня, если она может быть идентифицирована как «составная часть» единицы высшего уровня, «интегрантом» которого она становится»1.

Главную опору при обнаружении внутренней связности тек­ста читатель получает от повторяющихся в тексте значений, составляющих его тематическую сетку. Теория тематической сет­ки подробнее будет рассмотрена в главе о лексической стилис­тике (с. 180-190).

Здесь достаточно упомянуть о том, что повторение значений выражается в повторе сем, слов или в тематическом повторе. Связи лексического характера могут быть синонимическими, гипонимическими, антонимическими, создаваться общностью эмоциональных, оценочных или функционально-стилистичес­ких коннотаций, или, наконец, общностью референтной отне­сенности. В последнем случае большую роль играют местоимен­ные связи. Повторяться могут образы, символы, темы, отдель­ные сцены и т.д. Связность, обеспечиваемая лексическими сред­ствами, организуется при помощи синтаксических средств.

Подведем итоги параграфа. Литературно-художественный текст, а стилистика декодирования занимается именно художе­ственным текстом, есть вербальное сообщение, передающее по каналу литературы или фольклора предметно-логическую, эс­тетическую, образную, эмоциональную и оценочную информа­цию, объединенную в идейно-художественном содержании тек­ста в единое сложное целое. Основная характеристика текста — коммуникативно-функциональная: текст служит для передачи и хранения информации и воздействия на личность получателя информации. Важнейшими свойствами всякого текста (не только художественного) являются его информативность, целостность и связность. Текст может быть письменным и устным (фольк­лор). Величина текста может быть очень различной и зависит от автора, жанра и других факторов. В пределах художественной литературы величина текста и его сегментация могут быть рег­ламентированы применительно к литературному жанру. В обес­печении связности текста и его запоминаемости большую роль

играют разные типы выдвижения1, способствующие экспрессив­ности, эмоциональности и эстетическому эффекту. Конституи­рующим фактором является коммуникативное задание, т.е. ре­шение отправителя сообщения или, другими словами, прагмати­ческий аспект.

§ 7. Способы анализа художественного текста. Контекст

Следует различать два основных направления, или типа, ана­лиза художественной речи, в пределах которых возможны еще многие дальнейшие варианты.

В первом сначала гипотетически выделяется основная идея или тема целого (устанавливаться она может по-разному), за­тем выделяются лексические, синтаксические, морфологичес­кие и фонетические части текста, которые позволяют подтвер­дить, уточнить, видоизменить или даже опровергнуть исходную гипотезу, в последнем случае гипотезу заменяют новой и по­вторяют процедуру сначала.

Второй метод основан на движении в противоположном направлении: внимание сосредоточено на какой-нибудь броса­ющейся в глаза формальной особенности или детали текста, например на неоднократном повторении какого-нибудь слова или группы слов, развернутой метафоре, неожиданном поряд­ке слов, группе однотипных, например восклицательных, пред­ложений, изменении метрики стиха или ритма повествования и т.д. Обнаружив такую особенность, исследователь ищет ей объяснение, сопоставляя с другими особенностями и контек­стом, проверяет, не поддержано ли такое выдвижение други­ми способами, и в конце концов формулирует основную идею и тему. Затем эта первая бросившаяся в глаза деталь и другие осо­бенности, найденные позднее, рассматриваются с точки зрения их места в художественном целом.

Оба типа анализа должны раскрыть единство содержания и формы, целого и частей, но в первом типе отправной точкой филологического круга является общее содержание, а во вто­ром —- детали и форма. Если в первом типе анализа мы ограни­чимся социальным, моральным, политическим или философ­ским содержанием текста, анализ может рассматриваться как

литературная критика, но он не будет стилистическим. С дру­гой стороны, один лингвистический анализ не будет ни лите­ратурным, ни стилистическим. Для того чтобы полнее раскрыть сущность обоих типов, обратимся к примеру.

При толковании знаменитого LXVI сонета Шекспира мы можем глубже проникнуть в выраженные в сонете мысли и чув­ства, проследив, как разрабатывается основная тема, т.е. тема несправедливости, в системе конкретных образов, реализуясь различными языковыми средствами. Вот этот сонет:

Tired with all these, for restful death I cry,

As to behold desert a beggar born,

And needy nothing trimmed in jollity,

And purest faith unhappily forsworn,

And guilded honour shamefully misplaced,

And maiden virtue rudely strumpeted,

And right perfection wrongfully disgraced,

And strength by limping sway disabled,

And art made tongue-tied by authority,

And folly doctor-like controlling skill,

And simple truth miscall'd simplicity,

And captive good attending captain ill:

Tired with all these, from these would I be gone,

Save that, to die, I leave my love alone.

Сущность несправедливости в том, что все хорошее и благородное растаптывается, а все ничтожное процветает и вла­ствует. Подтвердить правильность нашего понимания можно всмотревшись в язык сонета. В лексике сонета можно заметить большую группу существительных, обозначающих благородные человеческие качества: desert, faith, virtue, perfection, strength, truth, good.

Этим словам противопоставлена почти антонимичная им группа, означающая не столько зло или злых людей, сколько ничтожества: needy nothing, limping sway, folly.

За этими и другими существительными следуют весьма экспрессивные и эмоциональные глаголы; при этом с теми существительными, которые обозначают нечто хорошее, связа­ны причастия глаголов с резко отрицательной оценкой, озна­чающие причиненное зло: forsworn, disgraced, miscalled, а с теми, которые синонимичны ничтожеству, — глаголы благопо­лучия и благоденствия: trimmed in jollity, controlling.

Каждое из перечисленных существительных реализовано одновременно в двух возможных для него вариантах, называя добродетель или порок и человека, которому они присущи. Эту одновременную реализацию абстрактного значения и значения лица раскрывают первые же слова этой группы: desert a beggar born. Действительно, a beggar born предполагает референтную связь с существительным — названием лица. Серия метонимий усиливает трагическое звучание сонета: перед глазами читате­ля — не философская абстракция, а люди.

Прямым выражением возмущения измученного несправедли­востью человека служат слова первой строки Tired with all these, for restful death I cry и наречия unhappily, shamefully, rudely, wrongfully, в которых содержится оценка происходящего.

Отчаяние и настойчивая мысль о смерти подчеркнуты коль­цевым повтором. Смерть желанна потому, что только она одна может избавить от зрелища мерзостей жизни. Эти слова делают сонет не только философским, но и лирическим выражением личной трагедии поэта.

Всеобщность и единство всех бедствий отражены в необыч­ном синтаксическом построении сонета: в нем только два пред­ложения, разделенных двоеточием. Горькое перечисление обид, которые терпят хорошие люди от царящих в мире ничтожеств, дано в виде ряда из 11 сложных дополнений к глаголу to behold, каждое из которых занимает одну строку и начинается с союза and. Многосоюзие подчеркивает логическое членение единой картины и одновременно создает впечатление нагнетания все новых разоблачений зла.

Нищенское существование достойных людей, процветание ничтожеств, предательство по отношению к самым верным, поругание невинности, незаслуженный приговор самым чест­ным, власть в руках глупцов — все это лишь разные стороны одного и того же зла — несправедливости. Это особенно ясно благодаря строгой одинаковости параллельных конструкций, обрамленных кольцевым повтором.