Иди и смотри

— Ну, это старый спор маори с миссионерами... —  пояснил Дейвид. — Он уже легендой стал.  

— Да? А я не знала.  

— Старый спор, — повторил Дейвид. — Не спор даже, а такая... Не знаю. Обличающая история. Или нет, не обличающая? Не знаю, как сказать. В общем, когда миссионеры рассказывали маори об Аде, те слушали спокойно. Но когда миссионеры стали рассказывать о том, что такое Рай, маори почему-то запротестовали. Миссионеры были очень удивлены и продолжали настаивать на существовании Рая. А маори — ни в какую... Ад, может быть, и есть, а Рая нет, и все туг.  

— А почему маори  говорили им, что Рая нет?  

— Индейцы живут  в неизменном мире. В их мире все  постоянное, вечное, ничто принципиально  никогда не меняется. И поэтому, если ты живешь хорошо, красиво, полнокровно, счастливо — это значит, что, и когда твой дух покинет тело, он будет чувствовать себя так же. Для них Рай — вот он...

 Ведь убеждают  не слова, а поступки. Человек  может говорить умные вещи, но  его никто не услышит. Доводы  не убеждают, доказательства не убеждают. Поступки убеждают. Только они. И если человек так действует, что это восхищает люден, то скажи он им, что «Ада нет», и они ему поверят. А скажи он — «Ад есть», и ему тоже поверят. Все думают, что дело в религии, а это не так. Дело в людях...  
 

И Дейвид показал  вокруг — на небо, на бескрайние, зеленые, удивительно красивые земли, на океан, виднеющийся вдалеке.  Ведь убеждают не слова, а поступки. Человек может  говорить умные вещи, но его никто  не услышит. Доводы не убеждают, доказательства не убеждают. Поступки убеждают. Только они. И если человек так действует, что это восхищает люден, то скажи он им, что «Ада нет», и они ему поверят. А скажи он — «Ад есть», и ему тоже поверят. Все думают, что дело в религии, а это не так. Дело в людях...  
 
 

— Не понимаю, —  Лора задумалась. — А почему тогда  они согласились с тем, что  Ад есть?  

— Дейвид снова  рассмеялся — тихо, еле слышно:  

— Ну, Лора, они  смотрели на миссионеров и думали — если этим людям нужен Рай, значит, они живут в Аду, а если они живут в Аду, то, видимо. Ад есть. Вот такое рассуждение, или примерно такое.  

— А Рая-то тогда  почему нет? — Лора растерянно развела  руками.  

— А Рай —  вот он! — Дейвид улыбнулся и  снова обвел глазами окружающий мир. — Но это не Рай, конечно. Это жизнь. В общем, если жизнь — Рай, то и не надо тебе никакого Рая. Иди и смотри...  

— Иди и смотри, — повторила Лора, вспомнив слова  старого маори. — Иди и смотри.  

— Да, — подтвердил Дейвид, не вполне понимая, с чем  именно он соглашается. — Это твоя жизнь — иди и смотри.  
 
 

Лора и Дейвид выбились из сил.

У Лоры ныли колени

и раскалывалась  голова.

С каждой минутой  Дейвиду 

становилось вес  тяжелее дышать.

Он выглядел не просто болезненно,

он был ни жив, ни мертв.

Они шли, поддерживая  друг друга.

Молча. И уже, кажется, ни о чем не думали.

Только бы дойти. Только бы выдержать.

А вокруг пели птицы, благоухали цветы,

зеленела крона  вековых деревьев,

солнце наполняло  мир светом.

Рай. 
 
 

Атуа-Тангиханга уже был хорошо виден — темный, высокий лес, совсем не похожий на другие в этой части острова. На Южном острове встречаются подобные леса, но здесь, на теплом — Северном, нет. Даже не лес, а словно какая-то крепость — неприступная, с глухими стенами, пугающая одним своим видом.  

— Боишься? — тихо спросила Лора.  

— Боюсь. Не по себе, — признался Дейвид. — Понимаешь, это как бы дом духов. Я не очень  верю в мистику, но это научно зафиксированный  факт — если маори нарушает табу, он умирает. А если маори заболеет, то шаман племени вылечит его  быстрее любого нашего врача. Часто медики даже отказываются лечить маори, потому что понимают — если кто и может спасти больного, то только шаман.  

— Да, я слышала, — тихо отозвалась Лора.  

— А в Атуа-Тангиханга живут духи умерших, — продолжил  Дейвид. — Это место — табу. Его могут посещать только шаманы маори. И только в определенные дни. Зачем мы идем сюда, Лора?  

— Я не знаю... Но...  

— Что — но?  

— Вот там, за лесом дорога, которая ведет к  Потуа. Мы ведь объехали по берегу кругом. И на той дороге сейчас Анитаху. И Долли, я думаю, привезут туда же. Мы можем обойти Атуа-Тангиханга и сразу добраться до места. Но случайно ли путь к тем, кого мы любим, лежит через Атуа-Тангиханга?  

— Ну, я бы, наверное, сказал, что случайно, — Дейвид пожал  плечами, но было видно, что он не спорит, он просто говорит, как бы он думал.  

— А мне кажется, что это не случайно, — задумчиво  сказала Лора. — Чем важнее цель, тем тяжелее путь. Вот ты сказал про восхищение, и я подумала...  

— Что, Лора?  

— Я подумала, что завистнику всегда кажется, что человеку, которому он завидует, все далось легко. Просто повезло. Я так тоже раньше думала. Я вот думала, например, что Долли легко далась ее свобода. Что она от рождения своенравная — вот и живет, как хочет. А сегодня говорила с ней по телефону и поняла, что она свою свободу выстрадала. Мне больно, конечно, что она сделала... Из-за Брэда. Но еще я поняла, вдруг, что я ею восхищаюсь. Тяжело ей было, очень. А я не понимала. Никогда. Думала — само собой.  

Лора замолчала. Она говорила сбивчиво, но вдумчиво с чувством.  

— И?.. — протянул Дейвид.  

— И вот я  думаю, что есть восхищение, а есть зависть. И ведь одно и то же у  одних вызовет зависть, а у  других — восхищение. И я думаю, что зависть — она от глупости, от узости ума, от бедноты души. Она говорит о человеке, показывает его подлинное лицо. А восхищение — оно наоборот, оно от сердца, от глубины, оно — настоящее. Если человек умеет восхищаться и признается в этом — он красивый человек. Это же понятно, Дейвид.  

— И?.. — снова  сказал он.  

— И я думаю, что мы должны совершить сейчас невозможное. Долли знает больше нашего, и вот  она говорит — «не рассчитывайте, вы ничего не сможете сделать, это  война».  Есть восхищение, а есть зависть. И ведь одна и то же у  одних вызовет зависть, а у  других — восхищение. И я думаю, что зависть — она от глупости, от узости ума, от бедноты души. Она говорит о человеке, показывает его подлинное лицо. А восхищение — оно наоборот, оно от сердца, от глубины, оно — настоящее. Если человек умеет восхищаться и признается в этом — он красивый человек. Это же понятно.  
 

Как остановить войну? Как убрать этот принцип, о  котором она говорила? Невозможная  задача, непосильная.  Есть восхищение, а есть зависть. И ведь одна и то же у одних вызовет зависть, а  у других — восхищение. И я думаю, что зависть — она от глупости, от узости ума, от бедноты души. Она говорит о человеке, показывает его подлинное лицо. А восхищение — оно наоборот, оно от сердца, от глубины, оно — настоящее. Если человек умеет восхищаться и признается в этом — он красивый человек. Это же понятно.  
 
 

— И? — в третий раз спросил Дейвид.  

— И вот я  думаю, что если пойдем простым путем, у нас ничего не получится. А если преодолеем самое большое препятствие, то невозможное станет возможным. А  какое у нас самое большое препятствие? Вот этот лес. И он стоит прямо у нас на дороге. Он наш дух испытывает, Дейвид. Потому что если мы струсим, а я ведь тоже боюсь, то кто мы? И чего стоим? Мы никто и ничто. Потому что — или страх, или человек. Я так понимаю. Середины нет. Что ты улыбаешься?..  

— Улыбаюсь? —  переспросил Дейвид, но тут же согласился: — Да, улыбаюсь. Просто логика...  

— Что — логика?  

— Женская логика, — смущенно пожал плечами Дейвид. — Вот мужчина никогда бы не стал так думать. Просто не смог бы. И если бы решил оспаривать эти выводы, то обязательно бы оспорил. А я восхищаюсь. Потому что и я тоже чувствую, что надо через этот проклятый лес идти. Только где-то в глубине души чувствую, очень глубоко. И я не знаю — зачем? У меня нет разумных доводов. И сам бы я не пошел. Ни за что. Но, ведь, я искал доводы, как не пойти, почему не верить тому, что у меня на сердце. А ты почувствовала и искала доводы, почему надо идти. Искала и нашла, и объяснила. Хотя странно, конечно. По-женски...  

Лора посмотрела на Дейвида, остановилась и обняла его. Он ответил ей тем же.  

— А что, если мы умрем? — шепнула ему на ухо  Лора.  

— Но ведь Ада  же нет... — тихо улыбнулся Дейвид.  

— Но и Рая  нет...  

— А если Рая  нет, тогда все, что ты говоришь, правда. И мы не умрем, — Дейвид погладил Лору по голове.  

— И тогда  будем жить!  

— Да, Лора, мы будем  жить! По-настоящему.  

Лора слегка отстранилась от Дейвида и посмотрела ему в глаза с искренней  благодарностью.  

— Я тобой  тоже восхищаюсь, Дейвид...  

— Мной? — удивился он.  

—Да.  

— Ну а мной-то почему?  

— Не знаю, —  ответила Лора и улыбнулась. — Не знаю. Просто. За все.  

— Хорошо, —  Дейвид слегка отвернулся, чтобы Лора не заметила, что у него на глазах появились слезы. — Мы пришли.  

Лора и Дейвид стояли перед Атуа-Тангиханга. От него веяло холодом. Сверхъестественные силы смерти...  
 

Когда Лора и  Дейвид вошли в лес Атуа-Тангиханга, на секунду им показалось, что наступила  ночь, что произошло солнечное  затмение и земля погрузилась  во мрак.  

— Лора, куда нам  идти? — шепотом спросил Дейвид.  

— Мы пойдем прямо, Дейвид. Только прямо, — ответила Лора.  

Они держались  за руки, ступая по черной земле. Коряги и опавшие листья создавали под  ногами преющее месиво. Казалось, вокруг нет ничего живого. Редкая трава, выросшая без света, походила на белесых, бесцветных червяков. Голые стволы частоколом стоящих деревьев создавали ощущение бесконечного лабиринта.  

Через какое-то время смрадный запах гниения  внезапно ударил путникам в нос. Лора даже закашлялась. Они с Дейвидом закрыли руками и рот, и нос. Запах был настолько едким, что он жег глаза. Путники осмотрелись по сторонам. И сначала ничего особенного не заметили. Только вот почему-то опавших древесных ветвей стало больше...  

— Черепа, Лора! — шепотом воскликнул Дейвид. —  Это кости! Человеческие кости!  

От ужаса Лора чуть не потеряла сознание.  

— Нет, не может  быть... Не может быть... — повторяла  она, бессильно пятясь назад и  машинально хватаясь за сухие ветви  деревьев. — Что же это?.. Как же?..  

Но Дейвид стоял  на месте. Стоял не шевелясь, словно окоченел.  

— Легко рассуждать о смерти, — тихо сказал он. —  Рассуждать мы умеем. А вот сейчас смотрим ей в лицо — внезапно, открыто. И ужас в душе, да?  

— Да, — прошептала Лора.  

— И Долли  еще сегодня утром ничего не подозревала. И Анитаху — тогда, два дня назад, танцуя возле костра — тоже не знал. А теперь они смотрят. Смотрят ей в глаза, своей смерти. Смерть приходит внезапно, без предупреждения. Она приходит, чтобы заглянуть тебе в душу. И что делать с тобой, она узнает, увидев ответ в твоем сердце. Маори, нарушивший табу, умирает. Но не потому, что так действует на него злое проклятье, а потому, что он не может выдержать этого взгляда — взгляда своей смерти, глаза в глаза. И если он верит, что умрет, хоть чуть-чуть, самую малость, — то обязательно умирает. А если не верит в смерть, то не умрет никогда. И вот я всегда думал — как это будет? Выдержу ли я, если так случится — повидаться с ней, с моей смертью...  

— И что?.. —  еле слышно спросила Лора.