Иди и смотри

— А как бы жила та Лора? — спросил первый голос.  

— Та Лора?.. —  Лора задохнулась новым приступом  рыданий. — Она не хочет быть хорошей. Она хочет быть счастливой...  

— Лора, ты видишь теперь, что та Лора — это ты настоящая? — второй голос дрогнул от переполнявших  его чувств.  

— В тебе столько  нерастраченной любви! — подхватил  его слова другой голос. — От кого же ты прячешь эту любовь?  

— Мне стыдно... — прошептала Лора. — Мне стыдно быть открытой, открыть любовь, душу... Кому она нужна? Куда мне с ней?  

— Ты стыдишься  прекрасного... — нежно улыбнулся обладатель первого голоса. — Но разве можно стыдиться красоты?.. А пока ты не откроешь свою душу, не выпустишь свою любовь из заточения, ты не узнаешь ответа на свой вопрос. Но только приоткрой, и ты увидишь...  

— Увижу... —  повторила Лора, чувствуя, как вдруг внутри нее шелохнулось крохотное, слабое, но такое великое счастье. И с каждой секундой, с каждым мигом оно становилось все больше, все сильнее. Настоящее.  

— И что же ты теперь будешь делать, Лора? — снова  спросил один из голосов.  

— Лора, что ты будешь делать теперь? — повторил за ним другой.  

— Я... Я... Я больше не буду ждать. Я больше не буду терпеть. Пусть я не буду хорошей. Пусть  меня ругают, пусть злословят, пусть  осуждают. Я хочу быть счастливой! Я  хочу жить...  

— Лора, ты будешь счастлива, — прошептал первый голос. — Подумай о тех, кому завидуют. Завидуют сильным, завидуют свободным, завидуют счастливым. Никто не будет  завидовать слабым, забитым и несчастным. А сильный, свободный и счастливый человек не знает зависти. У него есть главное — у него есть он сам, настоящий.  

— Лора, ты будешь счастлива, — прошептал второй голос. — Только не бойся осуждений, не бойся косых взглядов, не бойся  пересудов. Не бойся своих желаний, ведь ты не  Подумай о тех, кому завидуют. Завидуют сильным, завидуют свободным, завидуют счастливым. Никто не будет завидовать слабым, забитая и несчастным. А сильный, свободный и счастливый человек не знает зависти. У него есть главное — у него есть он сам, настоящий.  
 

хочешь ничего плохого — ты не хочешь зла, не хочешь насилия, несправедливости, боли. Хорошему человеку нет нужды пытаться быть «хорошим», он — хороший.  Подумай о тех, кому завидуют. Завидуют сильным, завидуют свободным, завидуют счастливым. Никто не будет завидовать слабым, забитая и несчастным. А сильный, свободный и счастливый человек не знает зависти. У него есть главное — у него есть он сам, настоящий.  
 
 

Лора улыбалась. Распятая на своей кровати, измученная болью, измученная слезами и всей своей жизнью, Лора, наконец, улыбалась. И не так, как прежде, как всегда — искусственной, натянутой улыбкой, а всей душой, всем своим огромным, полным любви сердцем.  

Еще десять минут  назад Лоре казалось, что жизнь  ее кончилась. Она плакала и с  этими слезами уходили ее последние  силы. Она стала полным ничтожеством — ничем, пустотой. И вот, дойдя, казалось, до крайней, до последней точки, она ожила.  

— Кто вы? С  кем я разговариваю? — спросила Лора и огляделась по сторонам.

 Только не  бойся осуждении, не бойся косых  взглядов, не бойся пересудов. Не бойся своих желаний, ведь та не хочешь ничего плохого — ты не хочешь зла, не хочешь насилия, несправедливости, боли. Хорошему человеку нет нужды пытаться быть «хорошим», он — хороший.  
 

Но вокруг никого не было. Лишь очертания ее спальни  в свете брезжащего утра.  Только не бойся осуждении, не бойся косых взглядов, не бойся пересудов. Не бойся своих желаний, ведь та не хочешь ничего плохого — ты не хочешь зла, не хочешь насилия, несправедливости, боли. Хорошему человеку нет нужды пытаться быть «хорошим», он — хороший.  
 
 

— Ты нас не знаешь, Лора. А наши имена тебе ничего не скажут, — ответил первый голос, и Лора почувствовала, что он улыбается  — по-доброму, с искренней, сердечной  заботой. — Но мы думаем о тебе и  очень беспокоимся за тебя.  

— Но все же, как вас зовут? Скажите мне, пожалуйста. Я хочу знать ваши имена, — попросила Лора с чувством глубокой благодарности, объявшей ее.  

— Меня зовут  Данила, — сказал первый голос. —  А моего друга — Анхель.  

— Тебе только кажется, что ты одинока, — подтвердил второй голос. — На самом деле это не так. Мы всегда рядом. И кроме нас, еще многие люди думают о тебе и волнуются за тебя. Помни об этом...  

— Мы всегда рядом...  

— Спасибо! —  прошептала Лора.  

Но голоса растаяли в пространстве, и больше их уже  не было слышно.  
 

Лора так и  лежала на кровати, привязанная к  металлическим перекладинам. Но ее тело вдруг словно оттаяло. Еще никогда  Лора не чувствовала себя такой расслабленной, такой свободной... Всю свою жизнь, е самого детства, Лора была зажатой, скованной внутренним напряжением. А сейчас это ушло — само собой, без малейших усилий и стараний. Лора освободилась.  

И она почему-то стала вспоминать свое детство, как  была маленькой девочкой — худенькой, голубоглазой, с длинными, золотистыми  волосами. Как однажды мама задержалась и не успела вовремя забрать ее с занятий. Лора сидела на широком школьном крыльце и смотрела на людей, на собак, играющих во дворе, на высокое небо.  

Вдруг невдалеке  показался старый маори с красивым мальчиком. Мальчик был ненамного старше Лоры, но во всем его облике, поведении читалась какая-то загадочная сила — размеренность, благородство. Лора залюбовалась мальчиком маори. Старик заметил это, остановился и тоже сел на крыльцо.  

Старый маори  был совсем седым. Все его широкое  морщинистое лицо покрывала татуировка. Загадочный орнамент напоминал огромную птицу. На щеках лежали ее распахнутые крылья. Лоб украшал чудесный хвост. А голова и диковинный хохолок птицы уместились на губах и подбородке индейца. Длинные волосы старика были убраны на затылок, и из копны седых прядей выглядывали два красочных пера.  

Лоре было очень  интересно наблюдать за этой парой  — стариком и мальчиком. Но она  боялась.  

— Я напугал  тебя, девочка? — спросил старик, не глядя на Лору.  

Он достал из заплечной сумки курительную трубку, набил ее табаком и поджег. Клубы пряно-сладкого дыма поднялись в воздух.  

— Мама запрещает  мне разговаривать с маори, —  тихо ответила Лора. — Она говорит, что маори — людоеды. И если я заговорю с кем-то из них, то он меня съест.  

— Белые люди умеют говорить о том, в чем  ничего не смыслят, — ответил старый маори, не глядя на Лору, и затянулся  сладким табачным дымом.  

— Это почему же? — Лора даже оскорбилась.  

— Потому что, когда  ты вырастешь, — тут старик посмотрел  в небо и через секунду продолжил, — ты полюбишь моего сына и выйдешь за него замуж. Вы будете счастливы и проживете вместе долгие годы. У вас родятся дети, много детей. Они будут наполовину маори, а наполовину, как ты, — белые.  

Лора тогда  прыснула со смеху. На самом деле, она ужасно смутилась и не знала, как себя вести. Во-первых, как это возможно, что она влюбится в маори? А во-вторых, она никогда не видела, чтобы дети были наполовину смуглые, как индейцы, а наполовину — белые. И где будет эта граница? На животе или вдоль всего тела? Потому что если на животе — то это будет относительно легко спрятать. А если вдоль тела — тогда ведь и на лице! Как тут спрячешь?!  

Сейчас Лора смущенно улыбалась, вспоминая те свои детские рассуждения. Очень странным был этот разговор. О чем же они говорили дальше?..  

— Откуда же вы это знаете? — спросила Лора. —  Мама говорит, что пути Господни неисповедимы.  

— Белые люди умеют говорить о том, в чем  ничего не смыслят, — повторил старик. — А узнал я про твое будущее  просто — заглянул тебе в сердце, в нем все и написано.  

От страха Лора потеряла дар речи. Она закрыла  грудь своими маленькими ручками  и задрожала. Ей как-то очень живо представилось, что маори заглянул ей в сердце. А поскольку Лора была уверена, что он людоед, фантазия получилась ужасающей.  

— Всегда тебя будут  подводить твои страхи, — грустно  сказал маори. — Белый человек  всего боится. Боится жить, боится умирать, даже себя самого — и то боится. Надо бы избавиться от страха, но белый человек  и этого боится. Он выдумывает мир, в котором ему будет не так страшно. Но страх рождает чудовищ, и рано или поздно в придуманном мире белого человека все равно появляются чудовища. От чего ты бежишь, к тому и вернешься. А хочешь идти — так иди вперед, а не назад.  

Лора не поняла тогда ни единого слова, но ей стало вдруг интересно — о чем это говорит индеец? Но спросить у старика, что именно он имеет в виду, Лора не решилась. Поэтому пошла на «бесстрашную» провокацию:  

— Белый человек  не придумывает никаких ненастоящих  миров! Неправда!  

Маори за все  время разговора впервые посмотрел  на Лору. Лора замерла от ужаса. Индеец показался ей очень страшным —  таким он был грозным, важным и  внушительным. Но вместо пугающего  рыка, который она уже ожидала  услышать, из его уст раздался добродушный  смех.  

Маори улыбался:  

— Мир устроен  просто — вот небо, а вот земля, а там вдали — океан. Все  просто. И мы приходим из этого неба, из этой земли, из этого океана. Мы обретаем форму и живем. А потом настанет время, и мы вернемся в это небо, в эту землю, в этот океан. Поэтому маори всегда живут просто и весело. Разве могут похвастаться этим белые? Нет, они способны  Белый человек всего боится. Боится жить, боится умирать, даже себя самого — и то боится. Он выдумывает мир, в котором ему будет не так страшно. Но страх рождает чудовищ, и рано или поздно в придуманном мире белого человека все равно появляются чудовища. От чего ты бежишь, к тому и вернешься. А хочешь идти — так иди вперед, а не назад.  
 

только завидовать нам. Все люди, в глубине души, хотят жить просто и весело. Но белые никогда не признаются себе в своей зависти к нам. Вот видишь это?  Белый человек всего боится. Боится жить, боится умирать, даже себя самого — и то боится. Он выдумывает мир, в котором ему будет не так страшно. Но страх рождает чудовищ, и рано или поздно в придуманном мире белого человека все равно появляются чудовища. От чего ты бежишь, к тому и вернешься. А хочешь идти — так иди вперед, а не назад.  
 
 

Маори показал  Лоре рисунок на своем лице.  

— Нравится? —  спросил он.  

— Да, красиво, — кивнула Лора.  

— Это Птица-Моа, — с гордостью сказал маори. —  Она жила на этой земле многие тысячи лет. Прекрасная, сильная птица. Если бы ты с ней подружилась, то могла  бы сесть ей на спину, и она бы отнесла тебя в самые чудесные уголки мира. Она показала бы тебе, как величественна и красива земля и сколько мудрости в ее простоте.  

— А где же сейчас эта птица? — рассмеялась  Лора, которой никак не верилось, что бывают такие большие птицы. — Спряталась у вас на лице?  

Но старик даже не улыбнулся, а ответил Лоре совершенно серьезно:  

— Птица-Моа  — воплощение простоты и веселья. И когда ей стало нечего воплощать  здесь — на земле, она улетела  на небо. И теперь она живет там. Она ждет, когда люди проснутся  от своего долгого сна и вернутся к самим себе.  

Лора задумалась. Она представила себе прекрасную сильную птицу, которая улетела  от людей, потому что они... Заснули?! Ушли от самих себя?!  

— Нет, — рассмеялась  Лора. Тогда она еще умела смеяться своим веселым, заливистым детским  смехом. — Люди никуда не уходили! Они все здесь. И они не спят. Только ночью!  

— Это лишь так  кажется, — печально сказал старик, отвернулся от Лоры и стал смотреть в небо.  

Он замолчал. Просто сидел и молчал. Большие  сиреневые клубы табачного дыма то и дело вырывались у него изо рта.  

— Раньше мой  народ тоже был другим, — грустно  сказал маори, и так тихо, что Лора его едва расслышала, он словно говорил  сам с собой, а не с ней. —  Мой народ умел радоваться жизни. Потому что, если ты живешь просто, ты видишь радость во всем. Мы смотрели на этот мир и были счастливы. И ничто не могло омрачить нашего счастья, потому что мы ни от чего не зависели и ничего не боялись. Когда кто-то из наших родственников умирал, мы делали его фигурку, чтобы его дух мог входить в нее, если пожелает. А когда мы садились за стол — мы всегда накладывали три порции обеда для духов, если вдруг они захотят присоединиться к нашей трапезе. А если нам было что-то нужно, мы могли попросить это у наших духов. А если они нам отказывали, мы могли их отчитать — ив следующий раз не накладывали им еды. Простой мир, где все понятно. И веселый. Когда белые пришли к нам с войной, мы думали, что это они так играют. Нам даже нравилось играть в эту игру. Сначала. Но потом они выиграли, и все изменилось...