Автор: Пользователь скрыл имя, 15 Февраля 2013 в 07:04, реферат
На рубеже прошлого и нынешнего столетий, хотя и не буквально хронологически, накануне революции, в эпоху, потрясенную двумя мировыми войнами, в России возникла и сложилась, может быть, самая значительная во всей мировой литературе нового времени "женская" поэзия - поэзия Анны Ахматовой. Ближайшей аналогией, которая возникла уже у первых ее критиков, оказалась древнегреческая певица любви Сапфо: русской Сапфо часто называли молодую Ахматову.
К этим предложениям следует добавить третье – родившаяся за полстолетия до появления звонкого словца шоу-бизнес, Ахматова обладала воистину гениальной способностью собственноручно создать миф о самой себе.
Когда Анне Горенко было пять лет, она впервые побывала в Киеве, где проживали ее дяди и тети, кузены и кузины со стороны матери. Здесь, гуляя по Царскому саду (Мариинскому парку), пятилетняя Анечка нашла на дорожке булавку в виде лиры. И бонна сказала ей: «Ты будешь поэтом».
Сказала ли? Нашла ли?..
Повзрослевшая Анна утверждала, что
обладает исключительной памятью и
в подробностях помнит мельчайшие события
детства. С другой стороны, судьбоносная
находка в комплекте с
От отцовского рода Анна отказалась в тот миг, когда родитель попросил не позорить их фамилию ее «декадентскими стихами». «Ну и не нужна мне твоя фамилия», – фыркнула дочь. От дедушки Эразма – сгодилась лишь «тетка». «В семье никто, сколько глаз видит кругом, стихи не писал, только первая русская поэтесса Анна Бунина была теткой моего деда», – записала Ахматова, уже будучи Первой.
«Анна – признанная первой поэтессой России – произошла из рода самой первой в России поэтессы – Анны». Не правда ли, звучит красиво?
Хотя на самом деле никакой теткой А. Бунина ей не была (никто даже толком не помнил, точно ли она состоит с ней в родстве). Но миф важнее реальности. А вера в свое избранничество и подавно всегда была превыше всего – и в этом Анна не лгала никогда. Избранницей она ощущала себя с тех пор, как начала себя ощущать. У нее были на это причины…
Из всех детей Горенко она осталась одна. Ее осознание себя совпало с осознанием смерти четырехлетней сестры. Ее совершеннолетние ознаменовалось смертью старшей сестры Инны. В 1920 году любимый брат Андрей покончил с собой, отравившись морфином. В 1922 умерла последняя сестра Ия. Младший брат Виктор пропал без вести, и до 60 лет Ахматова считала его погибшим. Ей и самой не раз пророчили смерть от туберкулеза – неумолимого бича их семьи. И, привыкшая к предостережениям врачей, готовая умереть в любую минуту, она всю жизнь словно простояла на незримой, иллюзорной черте между тем и этим миром. Это обостренное ощущение жизни и смерти, такое близкое к вечности, и наделило ее редким чутьем мифотворца, талантом воспринимать окружавшую ее прозаическую и бытовую реальность как несущественный – рабочий материал…
Какие там отставные и служащие канцелярии – ее предком был хан Ахмат, наследник Чингисхана! Позже свою бабушку Прасковью, в девичестве Ахматову, поэтесса величала не иначе как татарской княжной. Последним штрихом стало «траурное» кольцо, покрытое черной эмалью. Ахматова носила его постоянно, уверяя, что оно обладает таинственной силой. И все, включая ее мужа – поэта Николая Гумилева и не исключая ее биографов, послушно повторяли растиражированную ее легенду: это кольцо Анна получила от той самой бабушки-татарки, от которой «были редкостью подарки». Стоит ли уточнять: ни княжной, ни татаркой, тем паче наследницей хана бабка Анны Андреевны Ахматовой не была, а была – Прасковьей Федосеевной, простой русской бабой, не умевшей ни читать, ни писать.
В любом случае, как написал в своем эссе Нобелевский лауреат Иосиф Бродский «...пять открытых «а» обладали гипнотическим эффектом и естественно поместили имени этого обладательницу в начало алфавита русской поэзии. В каком-то смысле это имя оказалось ее первой удачной строчкой».
Но и первую, и все прочие строки еще предстояло опубликовать.
ПОБЕГ ИЗ КИЕВА
Она говорила о себе: «Я – Чингизидка».
Она называла себя «истинной херсонесийкой», поскольку не раз проводила лето в Севастополе и не могла не подчеркнуть свою связь с Херсонесом. Она соглашалась, когда ее называли «Царскосельской музой», поскольку большую часть своей юности провела под Петербургом, в Царском Селе. Но когда ее подруга заметила: «Киев – вот веселый, ясный город, и старина его нестрашная», – она не согласилась. «Город вульгарных женщин. Там ведь много было богачей и сахарозаводчиков. Они тысячи бросали на последние моды, они и их жены… Нет. У меня в Киеве была очень тяжелая жизнь, и я страну ту не полюбила и язык… «Мамо», «ходимо», — она поморщилась, — не люблю».
Связь с Киевом, в котором Анна Горенко прожила не один год, в стенах которого родились ее первые взрослые строки, сделавшие ее потом знаменитой, в церкви которого она обвенчалась, Анна Ахматова не подчеркивала никогда. Она вычеркнула Киев из своей биографии. Все, что случилось с ней здесь, не сочеталось с мифом об избранной.
В Киев Анне пришлось переехать в 17 лет. Родители расстались. Отец растратил капитал жены и нашел новую «даму сердца». Мать перебралась к киевской родне. «Наследнице Чингисхана» приходилась самой мыть полы, стирать. «Истинная херсонесийка», непокорная и свободолюбивая, плавающая, как птица, вскарабкивавшаяся по ночам на крышу, чтобы побеседовать с луной, была вынуждена подстраиваться под чужой и чуждый уклад. «Живем в крайней нужде… Денег нет. Тетя пилит. Кузен Демьяновский объясняется в любви каждые пять минут», – с тоской пишет она.
Поступив в старший класс Фундуклеевской гимназии, Анна держится одиночкой – гордой, обособленной и нелюдимой. Ведет себя, как королева, не только с девочками из богатых семей, но и с преподавательницами, осмелившимися сделать ей замечание. Она чувствует себя королевой в изгнании. Немудрено, что когда полгода спустя в город приезжает ее царскосельский друг, а ныне студент Сорбонны поэт Николай Гумилев и делает ей предложение, она принимает его. Да и приезжает он сюда не случайно. Анна сама вызывает его из Парижа письмом…
Именно в киевской мышеловке она впервые осознает себя поэтом (звездой!). Чем нелицеприятнее, чем невыносимее мир, который тебя окружает, тем отчаяннее ты ищешь спасение в глубинах своего «я», в мыслях о своей исключительности, в мифическом и блистательном будущем. Но кому здесь нужны стихи гимназистки-приживалки, в чьем арсенале нет и приличной шляпы? А Гумилев уже успел издать первый поэтический сборник «Путь конквистадоров».
«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. Если не считать повести о Николае и Анне», – скажет он много лет спустя. Будущего мужа будущая Анна Ахматова встретила в возрасте Джульетты – в 14 лет. Ему было столько же, сколько Ромео. Он влюбился сразу. Гумилев, однако, был настоящим поэтом и влюблялся «сразу» почти ежедневно. И все же Анне удалось остаться единственной (несмотря на то, что его вторую жену тоже звали Анной). Первое предложение руки и сердца он сделал еще в Царском Селе. Она ответила отказом. Они поссорились. Уезжая, отказчица не сочла нужным сказать ему: «До свидания».
Но, поселившись в Киеве, она написала ему сама. Он ответил очередным предложением. По приезде сделал третье. Она прочла ему свои стихи. Он был не в восторге: «А может, ты лучше будешь танцевать? Ты гибкая». Но он влюблен и готов на все. Гумилев первым печатает ее стихотворение в своем журнале «Сириус». Увозя для публикации ее раннюю пробу пера «на руке его много блестящих колец», он уезжает из Киева ее женихом.
«Гумилев – моя судьба, и я покорно отдаюсь ей… Люблю ли его, я не знаю, но кажется мне, что люблю», – пишет она. Но рокового 13 октября 1907 года жених появляется в Киеве вновь… А ей уже так не кажется. Анна больше не нуждается в избавителе? Окончив гимназию, она по совету врачей отправляется на юг, в Севастополь (иначе – смерть!).
Или ей нравится самая печальная
повесть о «Бессердечной
Женившись и разведясь с ней, Гумилев придет к выводу: если она и любила его, то очень недолго. «Для нее наш брак был лишь этапом, эпизодом в наших отношениях, в сущности ничего не менявших в них. Ей по-прежнему хотелось вести со мной «любовную войну» по Кнуту Гамсуну – мучить и терзать меня… Для нее «игра продолжалась», азартно и рискованно».
Он тоже никогда не любил – ее. Он боготворил созданный ею и мастерски дорисованный им миф о Ней! Быть может, поэтому он любил только ее образ, сбрасывая со счетов бесчисленных любовниц, как малозначимые эпизоды. Шесть лет, прыгая из романа в роман, он продолжал страдать о безвестной девочке, запертой в провинции… Нет, о «царице», шесть лет говорившей ему роковое «не надо»!
Он и сам с детства мнил себя принцем, «колдовским ребенком, словом, останавливающим дождь». Сам всю жизнь ходил по лезвию жизни и смерти, путешествуя по диким экзотическим странам, убегая добровольцем на Первую мировую войну. И если судить художников по законам придуманного ими же мира, их отношения были идеальными.
Он едет за ней в Севастополь и получает новый отказ. Приехав в другой раз, удостаивается нежного свидания и вдруг слышит: «Я влюблена в негра из цирка, если он потребует, я все брошу и убегу с ним».
В то время в Севастополе даже не было цирка! Он знает об этом. Знает, негр выдуман ею – Прекрасная Дама просто сочла нужным ввести в их пьесу необходимый ей колоритный персонаж. Она неоднократно говорит ему «да» и еще чаще «нет». Он, в лучших театральных традициях, мчится в Нормандию топиться. Позже его находят в Булонском лесу – он пытается отравиться цианистым калием. Год спустя она объявляет: отказ окончательный. А в начале 1909 года узнает о еще одной попытке покончить с собой... Их брак, так же как и развод, был предрешен.
Они обвенчались 25 апреля 1910 года в киевской церкви Николая Марликийского.
С 1908 года семья Горенок опять живет в Киеве. Анна без особой охоты учится на высших женских курсах. Ей 21 год. Перспектив – никаких. И, сидя за столиком в Европейской гостинице (на месте которой возвышается ныне громада бывшего музея Ленина), она соглашается стать женой Гумилева.
Венчание было тайным. Анна вышла из дома в обычной одежде и по дороге переоделась в подвенечный наряд. Ни киевские дяди и тети, кузины и кузены, ни мать, ни сестра, ни брат невесты Андрей, бывший другом Гумилева, там не присутствовали. Родня была против брака с поэтом. Точнее, брака с поэзией... Или таинственная свадьба на околице города просто казалась им обоим красивой строкой?
Незадолго до венчания Анна написала «Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу». У нее не было другого шанса сбежать из Киева.
Незадолго после венчания он написал.
Из города Киева, из логова Змиева
Я взял не жену, а колдунью…
У него, таки вписавшего вымарываемый ею город четырех Лысых гор в ее биографию, были все основания считать жену – колдовской.
АННА ВСЕЯ РУСИ
Взяв в руки фотографии Анны Горенко и Анны Ахматовой, вы сразу отметите разницу.
Словно по волшебству, незапоминающееся лицо перевоплотилось в четкий, как символ, облик, запечатлевающийся в памяти, точно след от печати. Длинный нос превратился в «патрицианский профиль». Принимаемые перед фотографом напряженно застывшие позы сменились постановочными кадрами, где все: и почивающая на поручне рука, и туфелька, и взгляд сфинкса – продуманно до мелочей.
Она не была красивой. Но биографы говорят о ней как о красавице. И, вглядываясь в ее лицо, ты видишь эту красоту – красоту идеального образа. Еще при жизни Анны Ахматовой было написано больше двухсот (!) ее портретов. Ее рисовали Экстер, Модильяни, Альтман, Серебрякова, Петров-Водкин. Ее запечатлевали в статуях и даже в фарфоровых статуэтках. По свидетельствам современников, в империи было только два настоящих поэта, которые выглядели, как настоящие поэты (как Боги!) – она и Александр Блок. По воспоминаниям приближенных, появившись в кругах Петербургских олимпийцев, в качестве жены Николая Гумилева поначалу Анна напоминала «робкую пятнадцатилетнюю девочку». Но скоро начала вести себя иначе: «В ее глазах, и в осанке, и в ее обращении с людьми наметилась одна главнейшая черта ее личности: величавость… «царственная», монументально важная поступь, нерушимое чувство уважения к себе, к своей высокой писательской миссии».
Был ли это брак по расчету или брак по любви к сказочному, звездному миру столичной поэзии, частью которой был Гумилев? Но именно он, к тому времени состоявшийся поэт, за руку привел ее из киевской церкви в круг литературных избранников. Помог выпустить первую книгу, воспел вторую в хвалебной статье.
Слава обрушилась на нее молниеносно. «Муза плача» первая поняла: петь о страданиях, расставаниях, боли, разлуке, нелюбви и готовности умереть от любви – «быть нелюбимой поэтично». Тысячи женщин влюблялись до нее, мучались, плакали, мечтали наложить на себя руки. Тысячи глаз ловили взгляды и ждали слов. Но лишь прочитав:
Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся;
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся –
И загадочных, древних ликов
На меня поглядели очи…
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его – напрасно.
Отошел ты. И стало снова
На душе и пусто и ясно
– поняли, что можно писать «о своем, о женском», вечном, невысказанном и затаенном – так прекрасно и просто.