Шпаргалка по "Журналистике"

Первый период работы Писарева в «Русском слове» оказался недолгим: в середине 1862 г. журнал этот, как  и «Современник», за «вредное направление» был приостановлен на восемь месяцев, а Писарев попал в Петропавловскую  крепость. И все же за весьма короткий срок – менее полутора лет –  публицисту удалось сделать в  журнале многое. В 1861 и 1862 гг. статьи Писарева печатались в каждом номере, и читателя поражают разнообразие их тематики, глубина постановки важнейших  проблем философии, истории, социологии, литературы.

Одним из первых сочинений  Писарева, опубликованных в «Русском слове», была статья «Идеализм Платона» (1861, №4), в которой он показал оторванность идеалистической философии от действительности и горячо защищал материализм. Писарев  выступает защитником освобождения человеческой личности от всех пут, сковывавших  ее в условиях феодально-крепостнического строя. Так в статье философского характера отчетливо проявилось политическое зерно.

Свои взгляды Писарев  наиболее четко выразил в большой  статье «Схоластика XIX века» (1861, №5 и 9), звучащей страстно и полемически  остро. Писарев солидарен с Чернышевским, обороняет «Современник» от злобной  клеветы либерально-монархической  прессы. Ни одна философия не привьется  в России так прочно и легко, как  современный материализм, утверждает он; но для него нужно расчистить дорогу: «что можно разбить, то и  нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо  и налево, от этого вреда не будет  и не может быть» [68]. Если отвлечься  от излишней запальчивости, вообще свойственной Писареву, то останется признать, что  уже в это время он разделяет  передовые идеи общества не только в философской, но и в политической области.

Однако, выдвигая в статье «Схоластика XIX века» тезис о необходимости  журналистике всерьез заняться проблемами личности и личной свободы, Писарев  обнаружил несколько суженное понимание  задач революционной борьбы, кстати сказать, характерное и для других авторов «Русского слова». Преувеличенный интерес к человеческой личности стал источником индивидуалистических тенденций. В воспитании личности Писарев  и его соратники видели порой  единственный путь прогресса человечества. Но и на этом этапе главным критерием  решения социальных проблем для  Писарева были интересы народа, людей  угнетенных и эксплуатируемых, что  явствует из статей «Меттерних», «Бедная  русская мысль» и др.

Статья «Бедная русская  мысль» (1862, №4, 5) целиком посвящена  раскрытию исторического значения народа. Автор призывал народ к  борьбе против политического произвола. «Разве один человек может мучить десятки миллионов людей, если эти  десятки миллионов не хотят, чтобы  их мучили? – с гневом спрашивал  Писарев. – А если десятки миллионов  соглашаются быть пассивным орудием  в руках полоумного Калигулы, то Калигула-то, собственно говоря, ни в  чем не виноват: не он, так другой, не другой, так третий; зло заключается  не в том человеке, который его  делает, а в том настроении умов, которое его допускает и терпит».

Революционный дух статьи «Бедная русская мысль» стал сразу  ясен правительству. Издатель Ф.Ф. Павленков  был предан суду только за то, что  включил ее в собрание сочинений  Писарева, которое выпустил в 1868 г.

Уже в ранней публицистике Писарева появляется мысль о «неразумности» общественного строя, основанного  на неравенстве людей, на эксплуатации меньшинством большинства. Такова тема памфлета «Пчелы». Написанный в 1862 г., он не был опубликован тогда в  журнале. Писарев рассказывает о  трех пчелиных «сословиях» – матках, трутнях и рабочих пчелах. Матка  – царица, она управляет; трутни – ничего не делают, но много едят; рабочие пчелы – это пролетарии, «задавленные существующим порядком вещей, закабаленные в безвыходное рабство, кружащиеся в колесе и потерявшие всякое сознание лучшего положения». Под видом государства пчел памфлет  обличал русское самодержавие и  крепостнические порядки. Автор  доказывал, что общественный строй, при котором попираются интересы трудящихся масс, недолговечен и будет  уничтожен революционным взрывом.

К 1862 г. относится статья-прокламация  Писарева против Шедо-Ферроти (псевдоним  барона Ф.И. Фиркса), выступившего с  клеветой на Герцена. В этом произведении, написанном без оглядки на цензуру, критику удалось не только обнажить доносительский характер заявлений  барона Фиркса, но и высказать свои политические взгляды. Перекликаясь с  Герценом, Писарев отмечал, что либеральные  жесты Александра II лицемерны, его  политика – цепь преступлений, звенья которой – кровавый разгром польского  восстания, убийство крестьян в Бездне, аресты Михайлова, Обручева, гонения  на литературу. Он писал: «Низвержение благополучно царствующей династии Романовых и изменение политического  и общественного строя составляет единственную цель и надежду всех честных граждан. Чтобы при теперешнем положении дел не желать революции, надо быть или совершенно ограниченным, или совершенно подкупленным в пользу царствующего зла... На стороне правительства  только негодяи, подкупленные теми деньгами, которые обманом и насилием выжимаются из бедного народа. На стороне народа стоит все, что молодо и свежо, все, что способно мыслить и действовать. Династия Романовых и петербургская  бюрократия должны погибнуть... То, что  мертво и гнило, должно само собой  свалиться в могилу; нам останется  только дать им последний толчок и  забросать грязью их смердящие трупы» [69].

Писарев открыто выступил против самодержавия, против эксплуатации и угнетения, против религии, за революцию. Это и было политической программой революционных демократов 60-х годов.

Статья-прокламация против Шедо-Ферроти повлекла за собой заключение автора в Петропавловскую крепость, где он провел более четырех лет, ничуть не смирившись духом.

Летом 1863 г. Писареву, по многочисленным ходатайствам родных и друзей, было разрешено публиковать статьи в  «Русском слове». Начинается новый  период деятельности критика и вместе с тем важнейший этап в истории  журнала. Статьи его появляются в  каждом номере, их общий объем составил 140 авторских листов. Находясь в каземате Петропавловской крепости, Писарев  сумел стать идейным вождем «Русского  слова», одним из наиболее видных представителей демократической печати. Весь журнал в целом, творчество публицистов  Благосветлова, Зайцева, Шелгунова  развивались под непосредственным его влиянием.

Первой работой Писарева, напечатанной в «Русском слове» после  длительного перерыва, была его большая  статья «Наша университетская наука» (1863, №7 и 8), интересная тем, что в  ней поставлены многие современные  проблемы. Вспоминая о годах, проведенных  в университете, Писарев рассказывает, почему он расстался с мечтой об академической деятельности и стал журналистом. В условиях спада революционного движения и натиска реакции такая  исповедь публициста, дошедшая из стен политической тюрьмы, звала молодежь к общественной деятельности.

Другая важная тема статьи «Наша университетская наука» –  роль естественных наук в системе  общего образования. Писарев видит  в них не только средство, помогающее человеку овладеть природой, но и нечто  большее. Он придает естествознанию методологический смысл и отводит  ему весьма видное место в развитии общества. Писарев полагает, будто  распространение естественнонаучных знаний быстро приведет к гибели «рутины  и предрассудков», которые «держатся  теперь только благодаря тому обстоятельству, что самые простые законы природы  неизвестны даже образованному обществу». Черты отвлеченного просветительства, своеобразного «культурничества»  были свойственны мировоззрению  Писарева.

Преувеличение роли естественных наук в общественной жизни является одним из главных тезисов в  «теории реализма» Писарева, подробно изложенной в статьях: «Цветы невинного  юмора» (1864, №2), «Мотивы русской драмы» (1864, №3), «Реалисты» (1864, №9, 10, 11), «Посмотрим!» (1865, №9) и др.

Писарев, Благосветлов, Шелгунов, Зайцев и другие публицисты «Русского  слова» движущей силой истории считали  «знание», «умственный прогресс». Отсюда, собственно, и вытекает теория реализма. «Сущность нашего направления, –  отмечал Писарев в статье «Посмотрим!», – заключает в себе две главные  стороны, которые тесно связаны  между собой, но которые, однако, могут  быть рассматриваемы отдельно и обозначаемы  различными терминами. Первая сторона  состоит из наших взглядов на природу: тут мы принимаем в соображение  только действительно существующие, реальные, видимые и осязаемые  явления или свойства предметов. Вторая сторона состоит из наших  взглядов на общественную жизнь: тут  мы принимаем в соображение только действительно существующие, реальные, видимые и осязаемые потребности  человеческого организма» [70].

«Теория реализма», разработанная  Писаревым и во многих своих частях развитая другими публицистами «Русского  слова», содержала в себе немало истинно революционного, была сильным  политическим оружием в борьбе за переустройство жизни. Само требование создать общество на разумных началах, последовательное стремление к пользе для людей труда, попытка найти  средства, чтобы «разрешить навсегда неизбежный вопрос о голодных и раздетых людях», обоснование не только «химического», но и «механического» пути общественного  развития, т.е. решительной ломки  старых форм жизни при активном участии  народных масс, – все это отвечало программе революционных демократов 60-х годов.

Вместе с тем «теории  реализма» были присущи и противоречия. Делая упор на «мыслящий пролетариат», т.е. на передовую интеллигенцию, создатели  и пропагандисты этой теории порой  недооценивали роль народных масс в  общественной борьбе. Выдвигая тезис  о том, что необходимым условием революции должно быть достижение определенного  культурного минимума, деятели «Русского  слова» нередко выступали сторонниками всемерного усовершенствования производственных процессов вне связи с общественными  условиями. При этом они не учитывали, что успехи естествознания и промышленный прогресс при капитализме идут на пользу не пролетариату, а буржуазии; вера в силу знания у Писарева и  его друзей была так велика, что  нередко приводила их к признанию  общечеловеческой солидарности. Таким  образом, они допускали известный  отход от принципов Чернышевского  и Добролюбова.

Однако при всех противоречиях  главным в «теории реализма»  было революционное, демократическое, материалистическое начало. «Народное  чувство», «народный энтузиазм» –  так называли публицисты «Русского  слова» революцию – всегда остаются, как говорил в «Цветах невинного  юмора» Писарев, «при всех своих правах». Необходимо заметить, что если в  статьях «Русского слова» 1864 г. наука  и революция нередко выступают  еще на равных основаниях, то в 1865 и 1866 гг. значение революции подчеркивается все четче и определеннее. В  статье «Исторические идеи Огюста Конта» Писарев возвысился до революционного призыва. Он требует «положить конец  овечьей безответственности большинства  и организовать достаточную силу отпора во всех тех местах, где такая  сила требуется условиями общественного  механизма» [71].

«Теория реализма» принесла огромную пользу пропаганде естествознания в России. 60-е годы XIX в. характерны бурным развитием точных наук. В  это время развертывалась деятельность таких видных ученых, как А.М. Бутлеров, Д.И. Менделеев, И.М. Сеченов. «...Во всей истории естествознания, – писал  К.А. Тимирязев, – не найдется других 10–15 лет, в пределах которых изучение природы сделало бы такие дружные, одновременные и колоссальные шаги» [72].

Писарев, освещая на страницах  «Русского слова» вопросы естествознания, способствовал дальнейшим успехам  этой науки, укреплению связи ее с  материализмом. Статья «Прогресс в  мире животных и растений», в которой  Писарев изложил эволюционное учение Дарвина, очень помогла распространению  дарвинизма в России.

Боевым по духу был в  «Русском слове» 1863–1866 гг. отдел критики  и библиографии. Писарев, Зайцев, Благосветлов ратовали за реалистическое, передовое  искусство, пронизанное идеями освободительного движения. В критическом отделе ставились  важнейшие литературно-эстетические проблемы эпохи. Журнал ведет борьбу с «чистой поэзией», антинигилистической  литературой, идеалистической эстетикой, защищает демократическую литературу, ее идейно-эстетические позиции, утверждает принципы критического реализма.

Критика «Русского слова» уделяла большое внимание роману «Что делать?» Чернышевского и  в течение двух лет писала об этой книге. Писарев, Зайцев, Благосветлов, Шелгунов подчеркивали огромную популярность романа, его новаторский характер, отмечали, что это произведение стало  знаменем молодежи, указало ближайшие  цели демократического движения. Когда  же вся буржуазно-либеральная журналистика ополчилась на роман и вышла серия  «антинигилистических» сочинений, направленных против Чернышевского, «Русское слово» выступает с грозной отповедью  его хулителям.

«Антинигилистические» романы получили в «Русском слове» резко  отрицательную оценку. Касаясь романа Писемского «Взбаламученное море», Зайцев, Писарев, Благосветлов, Минаев отмечали в нем клевету на молодое  поколение революционеров, в романе Клюшникова «Марево» – реакционность  и антихудожественность. Писарев  в статье «Сердитое бессилие» (1865, №2) воспользовался анализом этого  произведения для того, чтобы подвергнуть  разгрому политические взгляды автора-монархиста. Разбирая роман Лескова «Некуда», содержавший карикатурное изображение  революционных деятелей 60-х годов, Писарев назвал его «злобным пасквилем», а Зайцев – «чудищем, которое уж совершенно со всякого толку сбивает». По мнению Писарева, «в сущности, это просто плохо подслушанные сплетни, перенесенные в литературу» [73].

Подчеркивая необходимость  для литературы ставить актуальные проблемы современности, социальной жизни, журнал направляет свои удары по критике, обосновывающей теорию «искусство для  искусства», и по писателям, которые  следовали за нею. В своих требованиях  «Русское слово», несомненно, опиралось  на эстетические традиции Белинского, Добролюбова, Чернышевского. «Для художника, для ученого, для публициста, для  фельетониста, для кого угодно, –  говорил Писарев, – для всех существует одно великое и общее правило: идея прежде всего! Кто забывает это  правило, тот немедленно теряет способность  приносить людям пользу и превращается в презренного паразита» [74].