Шпаргалка по "Журналистике"

Выступив против самодержавия и крепостного права, Герцен, Огарев и их вольная печать подняли и  развили традиции первого поколения  русского освободительного движения –  декабристов. Постоянно указывали  они и на связь своей деятельности с идеями и заветами Белинского, которого Герцен называл «самой революционной  натурой николаевского времени».

Будучи органами революционной  крестьянской демократии, «Полярная  звезда» и «Колокол» отразили в то же время либеральные тенденции  своих руководителей, их отступления  от демократизма к либерализму. Герцен и Огарев были менее последовательными  революционерами, чем Чернышевский и Добролюбов. Не понимая классовой  природы русского самодержавия, они  наивно мечтали о «революции сверху». Этим и можно объяснить появление  в «Полярной звезде» и «Колоколе» писем Герцена к Александру П. в которых он уговаривает царя освободить крестьян с землей. В.И. Ленин  сказал об этих письмах, что их «нельзя  теперь читать без отвращения» [13].

Раскрывая причины идейных  колебаний Герцена в дореформенные  годы, В.И. Ленин указывает на принадлежность его к помещичьей барской среде, на то, что он до 1860-х годов «не  видел революционного народа и не мог верить в него» [14].

С другой стороны, ошибки Герцена, несомненно, связаны и с той  духовной драмой, которую переживал  он после 1848 г. и которая, по мнению В.И. Ленина, «была порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда  революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность  социалистического пролетариата еще  не созрела» [15].

Герцен правильно понял  ограниченность буржуазных революций, при которых народные массы остаются по-прежнему обездоленными, но при этом впал в крайность и стал вообще недоверчиво относиться к насильственным методам преобразования действительности.

Программа «Колокола» неизбежно  приобрела некоторые черты умеренности. Так, настаивая на освобождении крестьян с землей, находящейся в их пользовании, Герцен и Огарев не требовали ликвидации помещичьего землевладения и  считали возможным установить за переданную крестьянам землю небольшой  выкуп из средств государства. Огарев писал, что выкуп обойдется крестьянам дешевле, чем восстание, а для  помещиков передача земли крестьянам выгоднее, чем новая пугачевщина.

Непоследовательность руководителей  «Колокола» сказалась и на их отношениях с либералами и революционными демократами.

Либералы, как известно, «в штыки» встретили основание Герценом Вольной типографии и выход «Полярной  звезды» и «Колокола». Однако либеральные  иллюзии руководителей «Колокола» вызвали у западников и славянофилов надежды на коренное изменение вольной  печати. Учитывая огромное влияние  «лондонских изданий» на русское  общество, они захотели использовать их в своих интересах. Анненков, Кавелин, Тургенев, И. Аксаков и другие охотно снабжали Герцена различными корреспонденциями, настойчиво советуя при этом не увлекаться «крайностями» и «обратиться  на путь истины». К сожалению, в предреформенные  годы Герцен и Огарев не были достаточно последовательны и решительны в  своем отношении к либералам, иногда прислушивались к их советам, предоставляли страницы своих изданий  для их статей. Здесь сказывалась  вера Герцена в прогрессивность  русской дворянской интеллигенции, желание в союзе с ней бороться против крепостничества.

Но при всех своих ошибках  вольная печать Герцена всегда оставалась защитницей народных интересов, а «Колокол»  – органом революционной демократии. Герцен и Огарев никогда не были либералами, а только допускали отступления  от демократизма к либерализму. Подтверждением коренного, принципиального различия между направлением «Колокола» и  либерализмом может служить вся  история отношений Герцена с  русскими либералами. Так, в 1856 г. Кавелин  и Чичерин прислали Герцену несколько  статей, снабдив их сердитым «Письмом к издателю», в котором резко  выступали против революционных  идей Герцена. «Только через правительство  у нас можно действовать и  достинуть каких-либо результатов, – писали они. – ...Ваши революционные  теории никогда не найдут у нас  отзыва, и ваше кровавое знамя, развевающееся  над ораторской трибуною, возбуждает в нас лишь негодование и отвращение». Герцен опубликовал все присланное в первой книжке «Голосов из России», указав в предисловии, что не согласен с письмом и не отвечает за мнения, изложенные в статьях. В письмах  же к Рейхель и Тургеневу он заявлял, что «во всем расходится»  с Кавелиным и Чичериным, что  «воззрение осиплых Голосов» – глупое и подлое. Позднее, в 1858 г., Чичерин, побывав  в Лондоне и убедившись, что  «исправить» Герцена невозможно, написал Герцену письмо, где снова  упрекал «Колокол» в «легкомыслии», «запальчивости» и «шаткости». Возражая Чичерину в статье «Нас упрекают» («Колокол», 1858, №27), Герцен защищал любые средства освобождения крестьян от крепостной зависимости, вплоть до «топора», прибавляя, что «поэтическим капризам истории» мешать «неучтиво». Эта статья, а  также несколько других революционных  статей и писем, присланных из России и помещенных в «Колоколе», вызвали  бешеные нападки Чичерина. «Вы  открываете страницы своего журнала  безумным воззванием к дикой силе», – писал он Герцену в пространном  ответе («Колокол», 1858, №29), высказывая сожаление, что царская цензура  бессильна над вольной печатью. «Нам нужно независимое общественное мнение, – утверждал Чичерин, –  но общественное мнение умеренное, стойкое..., которое могло бы служить правительству  и опорою в благих начинаниях и  благоразумною задержкой при  ложном направлении». Пропаганду же «Колокола», «раздувающую пламя», «взывающую к  топору», Чичерин объявил вредной  для России.

Выступление Чичерина, которое  Герцен назвал «обвинительным актом», вполне раскрыло истинные отношения  между руководителями вольной печати и либералами. Герцен, отметив, что  письмо Чичерина «писано с совершенно противной точки зрения», порвал с его автором и группой  либералов, поддержавших «обвинительный акт», – Кетчером, Коршем, Милютиным. Следует сказать, что не все либералы выступили на стороне Чичерина. Тургенев, Анненков, Кавелин и некоторые  другие обратились к Чичерину с протестом, они считали, что Герцен еще «исправится». Поэтому Герцен сохранил тогда отношения  с некоторыми либералами.

Особенно близок Герцену  в предреформенное время был  Тургенев, которого Герцен ценил за огромный художественный талант, ум и  широту взглядов. Но и между ними были существенные различия. Герцен и  Тургенев расходились в оценке «русского  социализма», западноевропейской государственности  и культуры. Позднее Тургенев вполне искренно писал в своих показаниях правительству, что он «никогда не разделял его [Герцена. – Ред.] образа мыслей». Герцен тогда же подтвердил это в  своем письме к Тургеневу от 10 марта 1864 г.: «В самом деле, особенной  близости между нами никогда не было».

Отношение Герцена и Огарева  к славянофилам – этому правому  крылу русского либерализма 1840–1850-х  гг. – ничем существенным не отличалось от их отношения к либерализму  в целом. Несомненно, что руководители «Колокола» и здесь не проявили должной  последовательности. Они ошибочно видели в славянофильском учении о самобытности России и общине близкие им взгляды  и цели, однако славянофильское преклонение  перед общиной было далеко от «русского  социализма». Герцен видел в общине начало будущей социалистической организации  и выступал, несмотря на утопический  характер своих воззрений, как революционный  демократ, а славянофилы пытались сделать из русской общины оплот  против революции и социализма. Герцену  и Огареву были чужды религиозность  славянофилов, их монархические и  патриархально-феодальные увлечения. В статье «Еще вариации на старую тему»  Герцен, отвечая на упреки Тургенева  и других, писал: «Я с ужасом и  отвращением читал некоторые  статьи славянских обозрений: от них  веет застенком, рваными ноздрями, епитимьей, покаяньем, Соловецким монастырем... Они [славянофилы. – Ред.] не знают настоящей  России..., они свихнули свое понимание  лицемерным православием и поддельной народностью». Еще более сурово Герцен и Огарев осуждали защиту царизма  на страницах славянофильского органа – журнала «Русская беседа» –  и известное выступление Черкасского, который предлагал после освобождения крестьян сохранить, по словам Герцена, «помещичий полицейский надзор и  даже помещичью розгу».

Таким образом, Герцен и Огарев никогда не стояли в одном лагере с либералами. Руководителям вольной  печати было ясно, что «нынешние  государственные формы России никуда не годятся», что «жалкой системой мелких частных улучшений» их не исправишь  и необходима коренная ломка общественно-политического  строя. Если мирное преобразование страны окажется невозможным, Герцен и Огарев, при всем своем «отвращении к  крови», были готовы поддержать крестьянскую революцию. В этом их основное отличие  от либералов, для которых революция  при любых условиях была неприемлема.

Герцен и Огарев разоблачали  либералов и вели с ними борьбу. По словам В.И. Ленина, «Колокол» выдвинул важнейший вопрос «о различии интересов  либеральной буржуазии и революционного крестьянства в русской буржуазной революции; иначе говоря, о либеральной  и демократической, о «соглашательской» (монархической) и республиканской  тенденции в этой революции. Именно этот вопрос поставлен «Колоколом»  Герцена, если смотреть на суть дела, а  не на фразы, – если исследовать  классовую борьбу, как основу «теорий» и учений, а не наоборот» [16]. И  далее: «справедливость требует  сказать, что, при всех колебаниях Герцена  между демократизмом и либерализмом, демократ все же брал в нем верх» [17].

Буржуазные историки литературы Котляревский, Корнилов, Ашевский и  другие, «тщательно скрывая, чем отличался  революционер Герцен от либерала» [18], изображали руководителей «Колокола» и «Современника» как представителей различных классов и политических направлений, боровшихся между собою, охотно писали о разногласиях между  Герценом и Чернышевским. Однако совершенно очевидно, что Герцен и Огарев, хотя и допускали отступления от демократизма, все же находились в одном лагере с революционной демократией, а  не с либералами.

Чернышевский и Добролюбов видели в руководителях «Колокола» своих ближайших предшественников и учителей, но это не мешало им вскрывать  уступки Герцена либерализму  и сурово критиковать его за это.

Одним из наиболее явных  отступлений Герцена от демократизма к либерализму явилась статья «Very dangerous!!!» («Очень опасно!!!»), опубликованная в №44 «Колокола» 1 июня 1859 г. В ней  он резко напал на руководителей  «Современника» и «Свистка» за их насмешки над либерально-обличительной  литературой и отрицательное  отношение к «лишним людям». Герцен обвинял «Современник» и «Свисток»  в «пустом балагурстве» и заявил, что, «истощая свой смех на обличительную  литературу, милые паяцы наши забывают, что на этой скользкой дороге можно  досвистаться не только до Булгарина  и Греча, но (чего, боже, сохрани!) и  до Станислава на шею». Выступление  Герцена не было случайным. Оторванный от России, он не понимал еще ни убеждений  разночинцев, ни их силы и продолжал  переоценивать роль дворянской интеллигенции  в революционном движении.

Руководители «Современника», Чернышевский, Добролюбов, Некрасов, были возмущены этой статьей. Чернышевский поехал в Лондон, чтобы объясниться  и договориться с Герценом. В двадцатых  числах июля 1859 г. он встретился с Герценом. Они не понравились друг другу. «Кавелин в квадрате – вот и все», –  писал Чернышевский о Герцене  Добролюбову. Отзыв этот является результатом  обострившихся отношений и, конечно, очень несправедлив. Позднее Чернышевский назвал выступление Герцена со статьей  «Very dangerous!!!» «удивительным недоразумением», в которое впал «один из знаменитейших  к действительно лучших деятелей русской литературы».

Поездка Чернышевского в  Лондон не была бесполезной и безрезультатной. В №49 «Колокола» появилось разъяснение, в котором Герцен признавал ошибочными свои выпады против руководителей «Современника» – «русских собратьев».

Через год Герцен еще раз  вернулся к разногласиям с «Современником»  в статье «Лишние люди и желчевики» («Колокол», № 83). Называя «Современник»  «одним из лучших русских обозрений», Герцен признавал правильным отношение  журнала к либеральному обличительству. Защищая «лишних людей», Герцен в  то же время писал, что они «были  столько же необходимы» в 1830 и 1840-е  годы, «как необходимо теперь, чтобы  их не было». Однако характеристика «желчевиков», т.е. разночинной демократии, дана Герценом без сочувствия. В них он видел  «людей озлобленных и больных  душой», его пугала их нетерпимость, «злая радость отрицания». Вместе с тем Герцен признавал, что «желчевики»  представляют «явный шаг вперед». Но и «лишних людей» и «желчевиков», по мнению Герцена, должны сменить новые  люди.

Как ни выигрывала эта статья по сравнению с «Very dangerous!!!», все  же и в ней сказались плохое знание Герценом русской революционной  демократии, его либеральные тенденции.

Разногласия между руководителями «Колокола» и разночинной демократией  были глубоко вскрыты в «Письме  из провинции» («Колокол», №64), подписанном  «Русский человек», и в предисловии  к нему Герцена. Автор «Письма» до сих пор неизвестен, но, несомненно, он разделял взгляды Чернышевского  и Добролюбова.

«Все ждали, что вы станете  обличителем царского гнета, – писал  «Русский человек» Герцену, – что  вы раскроете перед Россией источник ее вековых бедствий – это несчастное идолопоклонство перед царским  ликом, обнаружите всю гнусность  верноподданнического раболепия. И что же? Вместо грозных обличений неправды, с берегов Темзы несутся к нам гимны Александру II. ...По всему видно, что о России настоящей вы имеете ложное понятие. Помещики-либералы, либералы-профессора, литераторы-либералы убаюкивают вас надеждами на прогрессивные стремления нашего правительства... Вы пожалеете о своем снисхождении к августейшему дому. Посмотрите – Александр II скоро покажет николаевские зубы. Не увлекайтесь толками о нашем прогрессе, мы все еще стоим на одном месте... Нет, наше положение ужасно, невыносимо, и только топор может нас избавить, и ничто, кроме топора, не поможет!.. Перемените же тон, и пусть ваш «Колокол» благовестит не к молебну, а звонит в набат! К топору зовите Русь. Прощайте и помните, что сотни лет уже губит Русь вера в добрые намерения царей. Не вам ее поддерживать».

«...Где же у нас та среда, которую надо вырубать топором? –  возражал Герцен в предисловии «От  редакции», которое было ответом  на «Письмо из провинции». – «К метлам!»  надо кричать, а не «к топорам!»... Кто  же в последнее время сделал что-нибудь путное для России, кроме государя? Отдадим же и тут кесарю кесарево».