Уральская промышленность в начале XYIII века

В 1769 - 1773 годах выплавка чугуна колебалась от 35 до 56 тысяч пудов в год.

В 1762 году. закончились льготные годы, в которые, по указу, налоги с вновь построенных предприятий не взимались (кто же им, Мосоловым, не давал сразу после оформления купчих заниматься строительством завода). И уже в 1763 году уфалейская контора получила распоряжение выплатить десятину (налог), на что ответила: «… к платежу в заводе наличных не имеется, а прошено, чтоб от самого Мосолова в Москве, куда надлежит представить, ибо он, Мосолов, находится в ведомстве Берг-коллегии в Можайском уезде при Шанских полотняной и бумажной фабриках». Но заводчика не было и там. И под стражей оказался его приказчик Фёдор Матвеев, который «из-под караула убежал и для сыску того утеклеца отправлены нарочные».

Не удалось Ивану Меньшому Мосолову «отвертеться» от налога – взыскали-таки с него ту самую «десятину»¹⁸…

Железные караваны

              В 1766 году в устье реки Уфалей, при впадении её в Уфу, было построено небольшое селение Пристань. А уж сколько «закавык» пришлось преодолеть при этом… Опять напомнили о себе  старые межевые споры между владельцами граничащих между собой заводских дач Нязепетровского, Кыштымского, Каслинского, Полевского заводов. Те обвиняли Мосолова в том, что он начал «прихватывать» леса, принадлежащие Демидовым (Каслинская, Кыштымская дачи), Я. С. Петрову (Нязепетровская - к этому времени Иван Большой Перфильевич Мосолов продал свой завод промышленнику Петрову). Купчую 1754 года «опорачивал» Петров – Иван Меньшой надумал строить Суховязский завод, а к нему нужны были рудники, из-за которых и разгорелся сыр-бор с владельцами Нязепетровского завода – на землю ниже Салган-Камня-реки, мол, купчая была писана «не в указанном месте, а в Казани и по фальшивосочинённому договору». И пристань строить тоже нельзя было по причине споров с Демидовыми. На Каркодинские и Ольховские рудники претендовал   владелец Полевского завода А. Ф. Турчанинов…

 Свара длилась не один  год. В конце концов решено  было, что «лес уфалейцам в  пятидесятивёрстном расстоянии от Полевского рубить [следует] запретить».  А вот «купчая 1754 году на земли ниже Салган-Камня-реки, опорачиваемая со стороны Нязепетровского заводу, совершена законно и в Берг-коллегии явлена, а посему пристань ныне спорная, что на берегу Уфы, на правой стороне оной, стоит точно в покупном Уфалейском месте…». Споры, ссоры, раздоры между соседями, возникшие с пограниченьем ещё при разделе имущества между братьями, шли не один год, не два, не десять. Они напоминали о себе даже в 1799 году, после приобретения уфалейских заводов М. П. Губиным¹⁹,  и в середине XIX века.

Итак, Пристань построена, и заводская  продукция (железо и припасы) доставлялась сюда, на берег Уфы, на лошадях (летом и по зимнему пути). Сюда же, на Уфалейскую пристань, привозили   железо с Каслинского, прочих близлежащих заводов (причём заводоуправление распределяло количество продукции на Уфалейскую, Уфимскую и Михайловскую пристани). Копилось оно   в магазинах (складах), на  берегу заводского пруда с лета по будущую весну, потому что хоть и многоводна была Уфа в пору железных караванов, да лишь в половодье они ей под силу были. Без пруда, великого помощника в горнозаводском деле, подпруженная сила вод которого в течение года ворочала заводские машины (те же кричные молоты) – было не обойтись и здесь²⁰.

Как скопится на берегу груз, да выстроят на заводской верфи барочные мастера  плоскодонные (без киля) барки да коломенки, загружают их железом, чтобы успеть к весеннему паводку, к «большой воде», когда растопит солнце снега в горах и сгонит их в пруд -  всё остальное время Уфа в этих местах была мелководна, и гружёные барки пройти по ней не могли.  Обычно было это в конце апреля, когда «в самой речке Уфа и в тамошнем пруду прибыль воды в сильной степени увеличивается и сверху оной затор льда… прошёл».  Строились здесь, на заводской верфи,  коломенки «с поперечными и продольными крышами, баркасы с поперечною крышею, казёнки с поперечными  и продольными крышами большие и малые… Прислужные лодки – и большие косные, и малые шитики – были «построены из соснового и елового леса, распиленного на кровельный тёс. Копани у них серовые (они же назывались тугунами). А барки построены из соснового пилового тёсу, копани у них еловые, приставки к копаням и…   под крышею – осиновые». Каждая барка «18 саженей в длину, 11 аршин в ширину и 2,5 аршина в глубину»; при полной загрузке её   осадка – полтора аршина²¹. Она имела 60 шпангоутов и поднимала груз до  6 тысяч пудов. Коломенки строились тоже плоскодонные, с отвесными бортами, тупыми носом и кормой, а потому и те, и другие были трудно управляемыми: длина коломенок была 30, ширина – 15 метров. На постройку их шло до 300 брёвен. Судно такое стоило 370 рублей ассигнациями, а в Нижнем Новгороде – 700, потому что все построенные на заводских верфях барки да коломенки при прибытии в Нижний и после разгрузки продавались на дрова²².   

Существовала целая наука о  том, как следует «укупоривать железо в пучки в зависимости от  его сортов – ручейного, брускового, прочего. Продукция – до тысячи пудов -  грузилась на баржи (коломенки, полуколоменки, дощаники) и четвероугольные барки.

 Барки, перевозящие продукцию  Уфалейских заводов, были менее грузоподъёмны, чем коломенки, из-за небольшой глубины реки. И караван плыл через Нязепетровский завод до Уфимской пристани. Здесь на каждую барку добавлялось ещё по две тысячи пудов других заводов Сергинско-Уфалейского горного округа (Нижне- и Верхне-Сергинского, Михайловского, Атигского, Козинского).  Водным путём отправлялось до 80 % годовой продукции предприятий, которая грузилась на 11-20 барок, сплавлявшихся по Уфе вместе с продукцией заводов  нашего горного округа и Нязепетровского завода, дальше – по Белой, куда вливались уральские воды с Юрюзани, Ая, Сима, несущие железо с заводов Златоустовского, Саткинского, Катав-Ивановского, Юрюзанского да Усть-Катавского. Дальше путь всех караванов был общим  - по рекам Белой, Каме, Волге железо шло на Нижегородскую ярмарку (а по «Хозяйственному описанию Пермской губернии, сочинённому в 1802-1803 годах»²³, продукция отправлялась «по водному сообщению к Санкт-Петербургскому и Таганрогскому портам»).   Так, 22 апреля 1854 года в путь отправились 11 коломенок с грузом железа 65 086 пудов 37 фунтов и чугуна 2996 пудов²⁴. 

   До конца 70-х годов  XIX века сплав барок представлял значительную опасность, так как. их управление ограничивалось употреблением потесей (что-то вроде тяжёлых вёсел). Быстро уносимые течением барки на каждом повороте или излучине реки рисковали наскочить на берег, мель и разбиться. На такой барке число судовых рабочих (включая лоцмана и водолива) достигало 45-50 человек при грузе железа в 5 тысяч пудов. С 1878 года при  сплаве барок начали употреблять лоты, сплав стал значительно безопаснее для жизни судовых  рабочих и целостности судов. «Лот,  - писал в 1890 году в «Екатеринбургской неделе» народный учитель Нижнеуфалейской школы П. А. Самойлов, - представляющий собой чугунную болванку значительного веса (40-60 пудов), опущенную с барки на дно реки на крепком канате, скользя и бороздя по дну, замедляет ход барки в тех местах, где это нужно²⁵. Лоцман или сплавщик, опуская лот на канате далеко назад от барки или подводя его ближе, или, наконец, совсем поднимая его со дна реки, управляет скоростью движения барки по своему желанию, сообразуясь с характером течения и видом берегов реки. При употреблении  же двух лотов –   с каждого борта барки – достигается возможность не только замедлять ход её, но и делать повороты. Тогда, по выражению сплавщиков, барка идёт на «вожжах».

   При употреблении лотов  постепенно, год от года, груз  барок увеличивался, а число судорабочих уменьшалось. Ныне на барку нагружается 10 или 11 тысяч пудов железа, а число команды не превышает 18 человек»²⁶.

 Отправкой железа занимались  мужики, вербованные в Вятской  губернии, которые, заключив договор с подрядчиками заводчика, приходили в Уфалей в марте, проходя в лаптях сотни километров. Они приступали к загрузке уже готовых барок, а с наступлением половодья отправлялись в путь до места назначения. В их обязанности входило управление ходом барок, снятие их с мели, перегрузка барки, заброска лота-якоря; при необходимости  они должны были  и тащить барку в качестве бурлаков, если она остановится, выполнять массу непредвиденных работ во время плавания, которое продолжалось 2-3 месяца. За плавание чего только не случалось: и в ледяной воде оказывались сплавщики, и барки разбивались об утёсы, тонули, а мужики оставались в дремучем лесу на неопределённое время. Заводовладелец платил им за сезон от 12 до 30 рублей, получая сам громадные прибыли.

Отправка барок в плавание была обычно большим праздником – в  путь отправлялись плоды тяжкого годового труда  многих  рабочих. На берегу собирались принаряженные жители Каслинского, Нижне- и Верхнеуфалейского заводов, других, чья продукция отправлялась   с Уфалейской пристани. Служили молебен, угощались пирогами, прочей немудрящей снедью, сохранившейся с осени; было большое гулянье с  песнями, плясками, зачастую и с мордобоем, без чего редко обходились большие да и малые гулянки.

И – в дорогу. Впереди железного  каравана – флагманский корабль,  лёгкая на ходу казёнка, обязательно  под российским государственным  флагом – дело-то было государственной важности. На ней – караванные лоцманы Василий да Матвей Якушевы – старшие в этом празднике: плоды годового труда, благополучия в их руках. Караванные всегда были людьми особо уважаемыми, ведь  в целости и сохранности сплавить барки с тяжёлым грузом – великое искусство даже по лоции: надо знать русло реки до последнего камушка, рассчитать ход каравана по часам, сообразуясь со сливным валом воды. И однако не  было случая, чтобы в пути не разбились 2-3 барки, не утонуло 5-8 человек.

Селение Пристань в 1774 году, при наступлении Пугачёвских войск, сгорело; после было отстроено вновь, а в 1813 году все его постоянные жители (12 домов) были переселены заводчиком Губиным во вновь выстроенный в дремучем лесу Нижнеуфалейский завод. Здесь  первоначально были возведены лишь обязательная для каждого металлургического завода плотина заводская да кричный цех для передела уфалейского чугуна в железо. А уж позднее, в 1818 году была построена домна, потом и другие цеха в новом заводе стали возводиться.

   Верфь построили там же, откуда и сплав производили.

ИЗ-ЗА ТРИДЕВЯТИ ЗЕМЕЛЬ

               Маловодными были не только реки Уфалей и Уфа при впадении в неё Уфалея, но и Уфалейский пруд, потому на заводе оставалось много чугуна, не переделанного в железо. Из-за этого в сентябре 1770 года заводчик писал:  «… довольно случаетца в летние времена от сухмённости, а по зимам от чрезвычайных по тамошнему климату морозов недостаток воды. Ко отвращению упомянутого помешательства прежде изысканы были разные способы», но эффекта не достигли. Оттого-то и решили построить в двух верстах от Уфалейского завода, на речке Суховязе, молотовый завод с двумя молотами. Разрешение на строительство вспомогательного завода было получено от Берг-коллегии сыновьями Ивана Меньшого Перфильевича Мосолова Иваном да Семёном Ивановичами в 1770 году. А построен был второй уфалейский завод – Суховязский – в 1772 году²⁷. 

  Перед Крестьянской войной 1773-1775 годов Уфалейский завод  имел одну домну на одном горне, молотовую фабрику с тремя действующими и одним запасным молотами, шестью кузнечными горнами. Мастеровых числилось 242  души «мужеска полу»²⁸. 

  Крепостных, выигранных в карты  братьями Мосоловыми, везли сюда, на Урал, строить новый завод  из Тульской, Калужской и других  смежных губерний. Ехали два месяца. Утомлённые длинными переходами, обессилевшие люди падали и умирали. Их наскоро зарывали в снег – была суровая уральская зима – и шли дальше. Из крепостной неволи люди попали в ещё большую неволю: на многие вёрсты вокруг – глушь, урман. А на дорогах, коль доведётся кому выбраться, дойти до них – царёвы приказчики, ловившие беглых и отправлявшие их обратно. И снова – непосильная работа и жестокие истязания:  чтобы неповадно было…

Большую часть работавших на заводе составляли крепостные крестьяне. Одни из них были собственностью хозяев,  давно уже ставших заводовладельцами, другие (заводские крестьяне) были куплены непосредственно к заводам. Они тоже являлись собственностью заводчика, но продавать их по закону от 18 января 1721 года (право покупки крестьян к заводам отменялось в 1762 г., но в 1798-м было возобновлено и просуществовало до 1816 года) можно было только с заводом – они навечно были «привязаны» к нему. Своего хозяйства у «людишек» не имелось, кроме огородов, за работу получали продукты питания (в основном муку), так называемую «месячину» из заводской конторы. Тем и жили, содержали семьи.

Работали они обычно непосредственно у печей, на «молотах», а так как были более квалифицированными, то их и называли мастеровыми. Эти заводские старожилы с детства стояли у печей и молотов. Лучше обеспеченные материально, более устойчивые и до некоторой степени более заинтересованные в нормальной работе предприятия, они имели льготы по рекрутским  и государственным налогам²⁹.

Ко второй группе относились работные люди  - менее квалифицированные крестьяне, которых набирали из числа приписных. Так называли государственных крестьян, которые должны были выполнять заводские работы в счёт подушной подати. Сюда же относились и  вольнонаёмные (государственные, представители нерусских национальностей, беспаспортные, беглые; помещичьи крестьяне, отпущенные на оброк). Работные люди использовались на вспомогательных работах – заготовке дров, угля, руды, их перевозке. Будучи в долговой зависимости от заводчика (получив аванс и отрабатывая его при низкой оплате), они также попадали в зависимость. Не рассчитавшись с долгами, естественно, они не могли уйти с завода.

Работные люди были столь  же необходимы, сколь и ненадёжны. Без технической квалификации и производственной перспективы они подвергались максимальной эксплуатации. Нищенский заработок, постоянная задолженность конторе, экзекуции делали их способными на «взрыв». Именно к этой категории людей были обращены некоторые пугачёвские прокламации: «Компанейщики завели множество заводов и так крестьян работой утрудили, что и в ссылках такого не бывало да и нет!»³⁰.

В манифесте «О работах, каковые крестьяне, приписанные  к казённым и частным заводам» говорилось, что в их обязанности  входило исполнение трудоёмких работ, включающих рубку леса, дров для обжига флюсов,..:

«1. Приписным из казённого  ведомства к казённым или частных  людей заводам крестьянам исправлять как и прежде, так и ныне следующие  заводские работы: