В статье вменяется
в обязанность неделыцика поимкане
только татей, но и разбойников, дела
которых рассматривались розыскным
процессом. За отпуск (в результате
получения взятки) задержанных, находящихся
под следствием, недель-щик возмещал
истцу причиненный ущерб, подвергался
торговой казни и предварительному
тюремному заключению до определения
наказания государем.
Статья 54
В ст. 54 устанавливается
повышенная санкция за незаконную выдачу
на поруки (без обращения в вышестоящую
инстанцию) или продажу татя без
боярского и дьячего ведома в
холопы. В этом случае недельщик
возмещал двойную сумму иска и
нес уголовное наказание, предусмотренное
ст. 58. Подобная мера, как предполагает
А. Г. Поляк, может быть объяснена
“лишь тем, что самовольный отпуск
преступника под поручительство
весьма часто встречался в судебной
практике и требовал особо суровой
регламентации”565.
Статья 55
В ст. 55, основанной на
ст. 10 Судебника 1497 года, подтверждается
рассмотрение дел по обвинению в
первой краже состязательным процессом.
Однако и в этом случае законодатель
вводит меры, направленные на предупреждение
новых преступлений и первоочередное
обеспечение интересов государства
перед интересами потерпевшего. Так,
наряду с торговой казнью и взысканием
истцева иска с виновного, в статье
предусматривается выдача его на
крепкую поруку, т. е. под авторитетное
поручительство. При отсутствии такового
следует тюремное заключение до тех
пор, пока не найдутся поручители. При
отсутствии у обвиняемого сгагкй
для уплаты истцева иска, законодатель,
вместо отдачи обвиняемого истцу
головою на продажю, т. е. в холопство
до уплаты или отработки нанесенных
убытков, вводит новую форму обеспечения
— выдачу головою на правеж до искупа.
Как описывает В. Н. Татищев, “обвиненных
к платежу выводили перед приказ
разутых перед тем, как судьям
надлежит в приказ приезжать, а спускали
с правежа, как судья выедет. У
каждого обвиненного стоял по
сторону пристав с прутом, и
бил вдоль по ноге так крепко,
как ему от истца, или ответчика,
за труд заплачено; следственно одни
на правеже стоя, бою не чувствовали,
другие были изувечены”566. Правеж длился
различное время в зависимости
от взыскиваемой суммы. Обычно за 100 рублей
долга ответчик подвергался правежу
в течение одного месяца. Правежу
подвергался либо сам ответчик, либо
поручитель за него. От правежа освобождались
землевладельцы-феодалы. Им предоставлялось
право послать на правеж своего человека
— крестьянина или холопа, который
и отстаивался за своего владельца.
При неисполнении судебного решения,
даже после правежа, ответчик отдавался
истцу головою... до искупа. В результате
неимущие даже при решении в их
пользу фактически лишались возможности
добиться исполнения судебного решения.
Истец обязывался по получении иска
представить виновного судьям. Без
такого обязательства виновный истцу
не выдавался и должен был ждать
удовлетворения своего иска до взятия
обвиняемого на поруки каким-нибудь
третьим лицом. После удовлетворения
материального интереса потерпевшего
вопрос об отпуске на свободу лица,
совершившего хотя бы одну кражу, решался
уже не истцом, а судом. В отличие
от Судебника 1497 года в ст. 55 формулируется
положение о необходимости поручителей
в качестве обязательного условия
для оставления такого лица на свободе.
“Подобное поручительство, по мнению
А. Г. Поляка, требовалось на случай
обнаружения неизвестных ранее
преступлений данного обвиняемого”567
и способствовало предупреждению новых
преступлений.
Статья 56
По сравнению со
ст. 11 Судебника 1497 года в ст. 56 закрепляется
новый порядок расследования
повторных краж. Обязательное применение
пытки, смертная казнь в случае собственного
признания, пожизненное заключение
об лихо ванного, который на собя не
скажет, и необходимость крепкой
поруки для признанного в обыске
добрым человеком, означали введение розыскной
формы процесса.
Статья 57
В ст. 57, аналогичной
ст. 14 Судебника 1497 года об оговоре со
стороны татя, содержится дополнение,
указывающее на необходимость производства
обыска (вместо прежнего опытати), применения
в случае облихования пытки и
получения собственного признания
как безусловного вида доказательств.
Таким образом, Судебник 1550 года уже
четко определяет, что расследование
наиболее опасных для феодальной
собственности дел идет розыскным
процессом. Устанавливая наказание
за кражи и порядок их расследования,
ст. ст. 52—57 вводят ряд дополнительных
мер, усиливающих охрану феодальной
собственности и интересов государства
в целом. К ним относятся институт
поручительства, как необходимое
условие оставления оправданного на
свободе, применение пытки и собственное
признание, тесно связанное с
развитием розыскного процесса. Обращает
на себя внимание, что эти институты
значительно Усилились. Так, Судебник
1550 года подчеркивает необходимость
не просто поруки, а крепкой поруки,
т. е. авторитетного поручительства,
какое могли дать лица, обладающие
прочным положением в обществе. Если
раньше пытка и выдача на поруки
до производства обыска применялись
лишь при оговоре человека татем
(ст. ст. 11—14 Судебника 1497 года), то по Судебнику
1550 года пытка после проведения по
данному делу повального обыска применялась,
по мнению А. Г. Поляка, по всем татебным
делам568. Пожалуй, правильнее будет
сказать, что пытка была обязательна
при обвинении в квалифицированной
краже. В этом случае она являлась
одним из основных способов выяснения
обстоятельств дела.
Статья 58
В ст. 58 повторяется
ст. 12 Судебника 1497 года об оговоре в
воровстве со стороны добрых людей,
являвшемся абсолютным доказательством
для взимания с оговоренного исцовой
гибели без суда, уточняется состав
добрых людей и усиливается ответственность
оговоренного. Прежде всего увеличивалось
количество добрых людей, привлекаемых
к облихованию. Вместо 5—6 требовалось
уже от 10 до 20 человек. Кроме того, проводилась
резкая дифференциация между показаниями
детей боярских и черных людей. В полном
соответствии с феодальным правом-привилегией
показания 10—15 детей боярских приравнивались
к показаниям 15—20 добрых крестьян. Это
фактически сосредоточивало решение вопроса
об обвинении подозреваемого в руках дворянства.
В этой же статье впервые
появляется термин мошенничество, который
И. Я. Фойницкий трактует как карманную
кражу (от слова мошна — кошелек)569.
Однако большинство исследователей,
основываясь на толковании М. Ф. Владимирского-Буда-нова,
признает, что именно ст. 58 Судебника
1550 года впервые проводит различие
между воровством и мошенничеством.
Действительно в этой же статье наряду
с мошенником упоминается оманшик
— обманщик, который при доказательстве
его вины подлежит торговой казни.
Статьи 59—61
Имея в основе
ст. ст. 8, 9, 39 Судебника 1497 года, комментируемые
статьи уточняют и дополняют существовавшие
нормы.
В ст. 59 выделяется новый
вид должностного преступления —
подписка. Так, в 1547 году разбиралась
тяжба Шереметьева с князьями
Токмаковым и Ноздреватым о подделке
документов на половину села Гравороново.
Бывший в комнате Ноздреватого Власко
сказался человеком убогим, который
своего двора не имеет, а кормится
пером. Он был пытан и показал,
что уже обвинялся в подписке570.
Кроме того, статья, предусматривавшая
возмещение прогонов, т. е. приказных
убытков и расходов лишь при наличии
истцова статка, и предписывавшая
не имати ничего из имущества казненного
в пользу боярина, дьяка и недельщика,
свидетельствует, по мнению М. Ф. Владимирского-Буданова,
о том, “что центральные суды гораздо
ранее, чем провинциальные, потеряли
все свойства кормлении”571.
В ст. 60, сохраняющей
в соответствии со ст. 39 Судебника 1497
года смертную казнь ведомому лихому
человеку, вводится новый, возникший
уже после Судебника 1497 года, порядок
рассмотрения этих дел. Из компетенции
наместников в соответствии с
Белозерской губной грамотой 1539 года
изымаются и передаются в ведение
губных старост дела о разбое572, а
в соответствии с губным наказом
селам Кирилло-Белозерского монастыря
от 27 сентября 1549 г., и татебные дела
рассматриваются уже не судом
наместников, а по царевым великого
князя губным грамотам, как в них
написано. Участие наместников в
суде над татями ограничивается лишь
получением с татей продажи, прибытка.
Мера же наказания определяется губными
старостами. В отличие от Судебника
1497 года меры наказания татей конкретизируются
и усиливаются. Если за первую кражу,
не подтвержденную доводом, облихованный
тать, согласно статье 12 Судебника 1497 года,
уплачивал истцу гибель без суда,
то губной наказ предусматривает
для него битье кнутом и изгнание
из земли вон. Вторая кража влекла,
помимо наказания кнутом и изгнания,
отсечение руки, а третья — смертную
казнь, чему предшествовало битье кнутом.
Основываясь на принципе устрашения,
чтоб на то смотря другим не повадно
было так делать, губной наказ предписывал
казненных повесити в тех местех,
где которого татя поймают с гатбою573.
Комментируя ст. 60, И. И. Смирнов отмечает,
что Судебник 1550 года идет по тому же
пути ограничения объема деятельности
органов наместничьего управления,
что и в вопросе о докладе
и боярском суде (ст. ст. 71 и 68)574. “Вместе
с тем Судебник 1550 г. столь же отчетливо
проводит линию на укрепление и развитие
новых органов в системе местного
управления Русского государства. В
этом смысле издание Судебника 1550г.
можно рассматривать как важнейший
этап в проведении губной реформы, поскольку
Судебник своей ст. 60 превращает губные
учреждения в органическую составную
часть государственного аппарата в
масштабе всего государства. Если при
этом учесть, что губные старосты в
своей деятельности находились под
контролем Разбойного приказа, то усиление
их веса в управлении за счет ограничения
наместников и волостелей означало
дальнейшее укрепление централизованного
государства, одним из органов которого
и являлись губные учреждения”575. Солидаризируясь
с этой оценкой, Б. А. Романов подчеркивает
новшество ст. 60, состоявшее в том,
что она запрещает судьям при
отсутствии у казненного ответчика
имущества искать своих доходов
на истце576. Комментируя это положение,
В. Н. Татищев указывает, что, хотя разрешение
судьям имать себе остатки татиных
пожитков способствовало более прилежному
розыску во-ров, но на практике оно
наносит “великой вред”, потому что
“сребролюбивый судия, забыв закон
божий, для своей корысти невиннаго
осудит”577.
Статья.61
В ст. 61, перечисляющей
наиболее опасные преступления, вводится
два новых состава — сдача
города неприятелю и под-мет. Отождествление
градского здавца с зажигалником
и под-метчика с подымщиком, как
предлагает Л. В. Черепнин 578, представляется
неоправданным. Нельзя согласиться
и с А. Г. Поляком, что “само
перечисление разрядов наиболее тяжких
преступлений ничем не отличается от
подобного перечисления в прежнем
Судебнике”579.
Статьи 62—75
В статьях регламентируется
порядок наместничьего суда как
по уголовным, так и по гражданским
делам. Они, по мнению Б. А. Романова, к
которому присоединяется и Н. Е. Носов,
образуют “как бы уложение по этому
предмету, проникнутое единой тенденцией
— организовать контроль над местным
управлением в общегосударственном
масштабе”580.
В ст. 62 значительно
развивается и конкретизируется
ст. 38 Судебника 1497 года. Упоминаемые
еще в ст. 12 Судебника 1497 года целовальники
превращаются постепенно в должностных
лиц, своего рода присяжных заседателей581.
В их задачу входит контроль за соблюдением
тиунами и волостелями уставных
грамот, обычаев и т. д. Первоначально
право держать на суде целовальников
давалось в качестве привилегии, потому
что выбранные присяжные представляли
для подсудимых большие гарантии,
чем лучшие люди. Так, великий князь
Василий Иванович, желая оградить
Новгород от притеснений наместников
и тиунов, позволил в 1533 году его
жителям избрать со всех улиц 48 целовальников,
из которых каждый месяц четверо
судили с тиунами. Подобная же привилегия
была дана в 1510 году Пскову. В обязанности
целовальников входило “в суде сидети
с наместники и тиуны, правды стеречи”582.
Судебник уточняет
степень участия в процессе судных
людей и его порядок. Так, чтобы
оградить местное население от возможных
злоупотреблений со стороны наместников
и их людей, вводится обязательное протоколирование.
Протокол судебного заседания пишется
земским дьяком, удостоверяется лучшими
людьми, старостой и целовальниками
и хранится у наместника — спору
для. Копия этого протокола, переписанная
дьяком слово в слово и скрепленная
его печатью, дается лучшим людям. Судебник
особо подчеркивает необходимость
наличия копии судебного протокола
у старосты и целовальников, которые
грамоте не умеют, с тем, чтобы
они могли удостоверить при докладе
в вышестоящую инстанцию истинное
положение вещей. Это составляло
их главную обязанность. Не устанавливая
количество судных мужей, статья, однако,
определяет их категории. Это дворский,
староста и целовальники. Если в
той или иной местности дворсково
нет и преж сего не бывал, то участие
старост и целовальников обязательно.
Они должны быть в целях лучшего
обеспечения интересов тяжущихся
не только из тех же местностей, что
и тяжущиеся, но еще и от каждой
стороны. Например, при исках волостных
с городскими на суде должны быть “двое
сотских да городской человек”583.
Судные мужи обязывались осуществлять
судопроизводство в соответствии с
волей законодателя. Данная 15 августа
1555 года уставная грамота переславским
рыболовам, наряду с уголовной ответственностью
выборных старост и целовальников
за неправосудие, учиненное их хитростью
или небрежением, предусматривает
поощрение за соблюдение ими закрепленных
законодательством норм. А учнут
те выборные судьи судити и управу
меж крестьянства чинити прямо по
нашему уложенью, по Судебнику и
по уставной грамоте, безволокитно и
безпосулно... и мы с их вытей, что
за ними пашни, пошлин и податей всяких
имати не велим да сверх того пожалуем584.
Не ограничиваясь дополнением о
порядке ответственности истца
в случае поражения его на судебном
поединке, что влекло потерю иска и
выплату судебных и полевых пошлин,
статья конкретизирует их размер. По сравнению
со ст. 38 Судебника 1497 года, где размер
пошлин определялся наместничьими
грамотами и мог быть различным
применительно к разным кормлениям,
в ст. 62 вводится единый в общегосударственном
масштабе размер наместничьих судебных
пошлин585. Он определяется с рубля
и только в отношении доводчика
сохраняется взимание пошлин по уставной
грамоте в отношении доводчика.
В случае отсутствия грамоты размер
пошлины в целях ее унификации
и уменьшения составляет уже твердый
размер за хоженое, езд и правду.
Это способствовало упорядочению действий
кормленщиков, ограничивало их произвол,
содействовало единству судопроизводства.
Ст. 63 изменяет ст. ст.
18, 20, 40—42 Судебника 1497 года в сторону
уменьшения количества дел, подсудных
боярскому суду. За наместниками с
боярским судом сохраняется лишь
право выдачи полных и докладных
грамот, т. е. грамот, которыми лицо по собственной
воле отдает себя в вечное холопство.
Но, пишет М. Ф. Владимирский-Буданов,
где человек “обращается в
рабство по требованию закона, там
требуется крайняя осмотрительность”586.
Поэтому-то выдача правых и беглых грамот
может производиться только с
докладом боярам в Москве, т. е. через
вышестоящую инстанцию (см. комментарий
к ст. 77). Как справедливо считают
И. И. Смирнов, Ь. А. Романов и А. Г.
Поляк, ст. 63 отражает свойственную середине
XVI в. тенденцию к уменьшению власти
наместников за счет передачи наиболее
важных дел в ведение центрального
управления587.
Статья 64 — одна из
центральных по своему значению, ибо
в ней “выражена политическая
линия Судебника 1550 г. в отношении
дворянства, помещиков”588. Основой
статьи было постановление, выработанное
на совещании Ивана IV с боярами
и освященное собором в феврале
1549 года. Оно заключалось в том,
чтобы во всех городах Московские
земли наместником детей боярских
не судити ни в чем опричь душегубства
и татьбы и разбоя с поличным589.
Во всех других случаях дети боярские
получали право непосредственного
царского суда, т. е. приравнивались к
боярству. Таким образом, наместники
лишались судебных прав в отношении
детей боярских и должны были судить
их по нынешним царевым государевым
жаловалным вопчим грамотам. Эта последняя
фраза, особенно волчке грамоты, стала
предметом длительной дискуссии. Так,
М. Ф. Влади-мирский-Буданов, трактуя
термин вопчие как сместные, приходит
к выводу о расширении наместничьего
суда над детьми боярскими, что не
согласуется с другими статьями
Судебника590. С. Б. Веселовский относил
к вопчим делам лишь те, которые
дети боярские не могли решить полюбовно.
Такие дела, по его мнению, становились
обязательно подсудными наместникам,
а дети боярские лишались права переносить
их на суд царя и бояр в Москву591.
Возражая С. Б. Веселовскому и М. Ф. Владимирскому-Буданову,
А. Е. Пресняков предложил толкование
вопчих грамот как общих для служилых
землевладельцев592. Основываясь на
этом толковании и подкрепляя его
содержанием ст. 100, предоставлявшей
право непосредственного царского
суда в делах между детьми боярскими
московскими и удельными, И. И. Смирнов
приходит к выводу, что ст. 64 зафиксировала
и законодательно закрепила итоги
борьбы служилых людей против наместников
и за расширение своих привилегии593.
Этот процесс завершился ликвидацией
в 1555—1556гг. наместничьего управления,
когда дела дворян по наиболее опасным
преступлениям передавались на суд
царя и бояр в Москву594.