Советская интеллигенция в условиях тоталитарного режима

     В 1982 г. вышла книга одного из основных теоретиков "социальной однородности", представлявшая собой к тому времени наиболее авторитетный (автор был директором Института социологических исследований) свод воззрений по этому поводу. Как уже говорилось выше, к этому времени реальность общественного развития СССР не оправдала ожиданий, и приходилось как-то выкручиваться, чтобы оправдать неполное соответствие ее идеологическим постулатам. Поэтому по ряду вопросов был проявлен максимум возможного для советской социологии "инакомыслия"⁷⁹. Пришлось также признать, что в ближайшие 15-20 лет сохранятся специалисты, профессиональные ученые, актеры, художники, писатели и т.д.⁸⁰. Как ни смехотворно звучат сегодня эти "откровения", следует помнить, что для советской социологии они вовсе не были очевидными, и их требовалось доказывать. Некоторый оттенок "вольнодумства" носили и некоторые другие замечания, но большинство проблем трактовалось вполне традиционно.

     Однако  к 80-м годам некоторые постулаты  все-таки пришлось корректировать. В  обобщающем труде советских философов, вышедшем в 1983 г., констатировалось: "Не подтвердились на практике и не получили признания в теории предположения о растворении интеллигенции в рабочем классе и о превращении рабочего класса в интеллигенцию". Даже наиболее ортодоксальные из них вынуждены были признать, что рост удельного веса специалистов и служащих в народном хозяйстве не беспределен. Иногда прямо говорилось, что "в СССР имеет место перепроизводство инженеров " (в США при большем на 25% объеме производства инженеров в 3-4 раза меньше). Отмечалось, что в некоторых республиках (Грузия, Эстония) специалисту стало трудно устроиться по специальности, что "снижение темпов роста рабочего класса и "перелив" растущей части трудоспособного населения в категорию интеллигенции - показывает, с одной стороны, некоторую интенсификацию производства, но с другой - нарушение необходимых пропорций распределения занятого населения по общественным группам в соответствии с потребностями народного хозяйства". Встречались выступления в пользу очищения интеллектуального слоя от неспособных элементов, а в середине 80-х годов можно было встретить даже такие необычные (оправдываемые борьбой за качество) для советской печати предложения, как сокращение числа студентов.

     Старый  интеллектуальный слой не представлял  собой одного сословия, однако термин "образованное сословие" применительно  к нему все же в определенной мере отражает реальность, поскольку образованные люди обладали некоторыми юридическими привилегиями и правами, отличавшими их от остального населения. Этому слою были присущи хотя бы относительное внутреннее единство, наследование социального статуса (хотя он широко пополнялся из низших слоев, дети из его собственной среды за редчайшими исключениями оставались в его составе) и заметная культурная обособленность от других слоев общества. Это внутреннее единство, которое сейчас, после того, как культурная традиция прервалась (большинству советских людей 70-80-х годов никогда не приходилось общаться даже с отдельными представителями дореволюционного образованного слоя), воспринимается с трудом, поскольку затушевывается почерпнутым из литературы представлением о имущественных различиях между его членами. Но для современников оно было совершенно очевидным, поскольку все эти люди вместе взятые (а это лишь 2-3% населения) принципиально отличались от остальной массы, объективно составляя некоторую общность, представитель которой ассоциировался с понятием "барин". Характерно, что после революции большевики, оправдывая репрессии в отношении всего культурного слоя, на возражение, что его нельзя отождествлять с "буржуазией", отвечали, что против них боролась как раз вся масса "небогатых прапорщиков" и указывали в качестве аргумента именно на внутреннее единство слоя, внутри которого безродный прапорщик вполне мог стать генералом, дочь бедного учителя или низшего чиновника - губернаторшей, но этой возможности были лишены представители "пролетариата".

     Понятно, что уже просто в силу гипертрофированного роста образованного слоя в советский период, когда его удельный вес в населении увеличился на порядок, о таком внутреннем единстве не могло быть и речи. Однако сами функции интеллектуального слоя, тесно связанные с образом жизни, не могли не влиять на формирование у его членов хотя бы подобия культурной близости. Тем более, что официальная идеология, несмотря на наличный социальный состав образованного слоя, постоянно отделяла "прослойку" интеллигенции от "рабочего класса и колхозного крестьянства", стремясь по возможности социально ущемить ее. Поэтому вопрос, насколько действительно советская интеллигенция представляла собой общность, отличную от "основных классов социалистического общества", представляет определенный интерес.

     Поскольку смысл социальной политики коммунистической партии и советского государства заключался как раз в возможно более полной ликвидации различий между различными социальными группами, то проблемы бытия интеллигенции рассматривались именно под этим углом зрения. Взгляды авторов посвященных проблемам интеллигенции книг и статей, во множестве появившихся в 1970-80-х годах, сводились к нескольким основным положениям: 1) интеллигенция все больше сближается с рабочих классом, так что дело идет уже об их слиянии, 2) едва ли не большинство советских семей смешаны в социальном отношении, 3) интеллигенция не воспроизводит себя, а пополняется в каждом новом поколении в основном за счет рабочих и крестьян, 4) характер выполняемой интеллигенцией и рабочими работы свидетельствует о стирании различий между физическим и умственным трудом. Из этих положений следовал общий вывод о ближайшей полной победе советского общества в деле формирования его социальной однородности.

     Не  вдаваясь в разбор многочисленных натяжек и подтасовок, характерных для этих публикаций, приходится, тем не менее, признать, что в определенной мере победные реляции советских социологов отражали реальность. Советскому режиму за десятилетия целенаправленных усилий действительно почти удалось упразднить интеллектуальный слой как социальный феномен, уничтожить его как более или менее цельный организм со своим специфическим самосознанием, полностью ликвидировать его элитарный характер и даже устранить существенное различие между ним и всей массой населения по уровню информированности и общей культуры. Понятие об интеллектуальном слое как совокупности лиц определенных профессий умственного труда оказалось лишено в советской действительности адекватного содержания и потеряло смысл, заставляя пользоваться при рассмотрении перспектив такого слоя в стране иными критериями. Лучше всего, впрочем, об этом сказано в самой советской печати уже "перестроечной" поры: "Мы не зовем к "добрым старым временам" и еще менее склонны идеализировать историческое прошлое нашей интеллигенции, в облике которой высокая интеллигентность уживалась с тем, что передовые рабочие, большевики называли "интеллигенщиной". "Старая интеллигентность" умерла не просто, так сказать, в физическом смысле, она изжила себя и как культурная норма, покоившаяся на иллюзиях, представлениях об исключительности интеллигенции, о науке и образовании как "башне из слоновой кости", об избранности умственного труда"⁸¹.

     Проблема  единства всякого социального слоя проявляется по меньшей мере в  трех аспектах: характер разницы между высшими и низшими его стратами, наличие различий между традициями его культурно-исторических групп и брачная практика его членов. В социо-психологическом и культурно-историческом плане в составе образованного слоя советского периода различались три группы: 1) остатки дореволюционного культурно-интеллектуального слоя и их потомки, сохранившие соответствующее самосознание, 2) советская потомственная интеллигенции (дети и внуки лиц, вошедших в состав интеллектуального слоя после революции), 3) советская интеллигенция первого поколения. Соотношением между ними во многом определялся общий облик интеллектуального слоя на разных этапах истории советского общества.

     Потери, понесенные старым культурным слоем  страны в результате репрессий и  эмиграции, так и не смогли быть восполнены за годы советской власти из той же среды даже по абсолютной численности (предположительно, это возможно не ранее середины будущего столетия). Доля этой группы неуклонно снижалась, и после войны не превышала 10% всего образованного слоя. Вторая группа возникла в конце 30-х годов, но была еще крайне немногочисленной, лишь в послевоенное время произошел ее существенный рост (когда к профессиональной деятельности приступило полностью все поколение родившихся в 20-30-х годах). К 60-м годам она составила 20-25% всей интеллигенции. И не случайно именно на это время, когда возраста поступления в ВУЗ стало достигать поколение ее детей, и коммунистический режим столкнулся с крайне неприятной для себя перспективой получить вскоре уже массовый слой интеллигентов в третьем поколении (что противоречило всем его социологическим и идеологическим установкам), приходится новая антиинтеллигентская кампания, новый всплеск "классового подхода", повторяющий 20-30-е годы.

     В результате принятых мер рост удельного веса потомственных интеллектуалов (хотя бы и советской формации) в массе интеллигенции удалось существенно затормозить, и доля их к 80-м годам не превысила 35-40%. Такое соотношение поддерживалось форсированным целенаправленным ростом численности интеллигентов первого поколения. Наивысшего удельного веса эта третья группа интеллигенции достигла в конце 30-х- начале 40-х годов (до 80-90%), но затем, с ростом второй группы, стала медленно снижаться. Однако, благодаря контролю за социальным составом студентов, режиму удавалось сохранять ее абсолютное преобладание в составе образованного слоя до самого конца, сохраняя общий облик советской интеллигенции как "интеллигенции первого поколения".

     Что касается квалификационной стратификации, то наиболее адекватное деление, принятое в советской социологии, исходило из наличия пяти слоев лиц умственного труда: 1) малоквалифицированного умственного труда, не требующего высшего и среднего специального образования ("служащие-неспециалисты"), 2) квалифицированного умственного труда, требующего среднего специального образования, 3) квалифицированного умственного труда, требующего высшего образования, 4) высококвалифицированного умственного труда, требующего высшего образования и дополнительной подготовки (научные работники с ученой степенью, художественная интеллигенции высшей категории и т.д.), 5) высококвалифицированного управленческого труда. Удельный вес этих слоев по переписям исчисляется следующим образом (% в общей численности городского населения):

     Встречалось также деление интеллигенции (специалистов) на 3 слоя: со средним специальным, с высшим образованием и "наиболее опытных и творчески активных", которые составляли соответственно 58,6, 35,2 и 6,2% интеллигенции, а служащих - на 3 группы. Различие между стратами образованного слоя было настолько очевидно, что высказывалось мнение, что пополнение интеллигенции из рабочих и крестьян увеличится только тогда, когда увеличится доля низших квалификационных слоев интеллигенции и уменьшится доля высших, т.е. при условии понижения общего квалификационного уровня интеллигенции. Любопытно, что говоря о стирании граней между интеллигенцией и рабочим классом, некоторые философы замечали, что "вместе с тем можно ожидать и некоторого усиления дифференциации внутри самой интеллигенции (степень дифференциации ее отрядов уже и сегодня достаточно велика)"⁸². Тем более очевидны различия между интеллигенцией в смысле "специалистами" и "служащими".

     Чрезвычайно популярной в советской литературе была мысль  о растворении интеллигенции и смешении социальных групп путем смешанных браков. По переписи 1970 г. смешанных семей (по всей категории "служащих") насчитывалось 29,6% или 17,4 млн. семей из 58,7. Данные некоторых частных исследований о составе и доле смешанных семей в Саратове, Таллине и Элисте показывают, что доля смешанных браков, возрастая, не превысила к концу 70-х годов 40%. Однако при ближайшем рассмотрении нетрудно обнаружить, что количество действительно "гетерогенных" семей на самом деле не так велико. Дело в том, что в категорию "служащих" в анкетном смысле входят как выпускники техникумов, так и "практики" и МОП, которые и вступали обычно в "смешанные" браки с рабочими и колхозниками, тогда как лица с высшим образованием делали это намного реже. Причем в последнем случае речь идет в основном о лицах, которые сами вышли из рабоче-крестьянской среды, культурно-психологически по-прежнему к ней принадлежали и получили образование достаточно случайно. При этом наиболее склонны к гетерогенным бракам были женщины-"служащие" - естественное следствие положения, при котором женщины составляли 60% специалистов и еще больший процент служащих (интересно, что в гетерогенных семьях только 5,3% назвали мотивом брака общность духовных интересов). Такие семьи чаще и распадались⁸³.

     Несмотря  на желание показать успехи в продвижении к "социальной однородности", приходилось констатировать, что 75% семей рабочих низкой квалификации и 63% семей специалистов с высшим образованием однородны по составу (причем среди последних остальные 37% приходятся в основном на служащих другим категорий, а не на рабочих и колхозников), а смешаны именно семьи ИТР со средним специальным образованием, служащих без специального образования (МОП) и рабочих высокой квалификации, причем по их же признанию между рабочими высокой и низкой квалификации гораздо больше разницы, чем между первыми и низшими служащими, а между этими служащими и интеллигенцией с высшим образованием такая же разница, как между рабочими низкой и высокой квалификации. Если учесть еще, что специалисты со средним специальным образованием и низшие служащие - на 80% выходцы из рабочих или собственной среды, общность происхождения супругов в таких "смешанных семьях" окажется вполне закономерной.

     Любопытно, что, приводя данные о росте гетерогенных семей - с разным социальным положением супругов, советские социологи никогда не интересовались их социальным происхождением. При исследовании же происхождения супругов в "смешанных" семьях легко выяснилось бы, что на выбор супруга решающее влияние оказывает не столько социальное положение, сколько происхождение, которое у супругов в таких семьях почти всегда более или менее одинаково. Окончить ВУЗ или техникум в советских условиях нетрудно было кому угодно (выходцам из низших слоев даже легче), но полученное советское образование само по себе не способно изменить внутреннюю социально-культурную сущность человека, тогда как семья и традиции воспитания играют тут решающую роль, и человек в культурно-психологическом отношении остается представителем своей среды, даже если он по каким-то причинам не смог получить формально соответствующего ей образования (как не смогли его получить в 20-30-х годах некоторые лица особенно "нежелательного" происхождения, например, дети дворян и духовенства). Точно так же и получившие образование выходцы из рабоче-крестьянской среды в советское время, за редкими исключениями, не порывали с ней (как это практически всегда было до революции), а оставались ее представителями, сохраняя прежний круг общения, привычки и понятия. Разумеется, гетерогенные в этом смысле браки (между лицами разного происхождения, но одного образовательного уровня) заключались, тем более, что советский образ жизни максимально нивелировал культурные различия, а весьма значительная часть браков заключалась еще в студенческую пору, но такие браки как раз не становились предметом исследования, да и было их относительно немного. Так что, несмотря на сравнительно небольшую разницу в культурном уровне между образованным слоем и всей массой населения, в отношении брачной практики этот слой оставался относительно обособленным от последней, особенно высшие его слои, и в общегосударственном масштабе реального смешения основных социальных слоев не происходило. По своему образованию и происхождению участники "смешанных" семей представляли собой, вместе взятые, скорее, как бы промежуточный слой между рабочими и интеллигенцией, причем интеллигенция была связана в брачном отношении с высшими группами этого слоя, а рабочие - с низшими. Практически совершенно обособленными в брачном отношении были элитные группы образованного слоя.