Искусность
руки, познавшей уже великую школу
труда, и меткость глаза дали
возможность создавать великолепные,
мастерские изображения. Но сказать,
что они были мастерскими во
всём, невозможно. Примитивность сказывается,
например, в отсутствии чувства общей
композиции, согласованности. На потолке
Альтамирской пещеры нарисовано около
двух десятков бизонов, лошадей и кабанов.
Каждое изображение в отдельности – превосходно,
но как они расположены?! В их соотношении
между собой царит беспорядок и хаос: некоторые
нарисованы вверх ногами, многие изображения
накладываются одно на другое… и никакого
намёка на среду, обстановку… видимо,
само мышление первобытного человека,
очень натренированное в одном отношении,
беспомощно и примитивно в другом – в
осознании связей. Поэтому композиционный
дар первобытного художника находился
в зачатке. В основном он изображает только
животных, причём только тех, на которых
охотились его соплеменники.
Появление
керамики в неолите имело большое
значение в развитии у человека того
неосознанного чувства, которое, выделившись
из других, стало впоследствии называться
эстетическим. Украшая прихотливым узором
изготовленные им сосуды, человек совершенствовал
искусство орнамента, отмеченное всё большей
геометрической стройностью, ритмом красок
и линий.
Изобразительное
искусство неолита также очень
отличается от палеолитического.
Реалистический пафос, точно фиксирующий
образ зверя, как мишень, как
заветную цель, сменяется стремлением
к новому гармоническому общению,
стилизации и, главное, к передаче движения,
к динамизму. И действительно, некоторые
сцены загонных охот с лучниками в росписях
Восточной Испании и Северной Африки как
бы воплощение самого движения, доведённого
буквально до предела и сконцентрированного
в бурном своём вихре, подобно энергии,
готовой вырваться.
На
самом закате родового строя
искусству первобытного общества
суждено было явить миру новое
свидетельство своей великой
творческой силы. Искусство бронзового
века, отмеченное высокими достижениями
у разных народов земли, необычайно
ярко проявилось в Скифии. Расцвет скифского
искусства относится к 7-6 вв. до н.э. типичные
памятники скифской культуры – могильные
курганы вождей. В длинных кафтанах, в
мягких кожаных сапогах и войлочных шапках.
Культура скифов – это культура огромного
мира преимущественно кочевых и полукочевых
племён, живших в 1 тысячелетии до н.э. в
Северном Причерноморье, на Кубани, Алтае
и в Южной Сибири, то есть на территории,
простиравшейся от Дуная до Великой Китайской
стены. Культура, на юге и юго-западе соприкасавшаяся
с эллинской и с культурой Передней Азии,
на западе с культурой Средней Азии Китая.
Люди этой культуры жили напряжённой жизнью,
где беспощадные враждебные силы вторгались
в человеческую судьбу и где человек должен
был постоянно нападать и побеждать, чтобы
самому не быть побеждённым.
Основной
стиль скифского искусства –
так называемый «звериный стиль».
Корни его уходят как в творчество
неведомых древних племён, обитавших
в этих местах в предыдущую
эпоху, так и в искусство
Передней Азии, особенно Ирана.
МУЗЫКА
Посторонних
свидетелей поражает странное
противоречие музыкального творчества
«отсталых» народов. С одной
стороны, кажется, очевидной примитивность
их танцев и инструментов, и
особенно их песен. С другой
стороны, не менее очевидна та истовая
серьёзность, строгость и торжественность,
с которой они занимаются своей музыкой.
Объяснением этого противоречия может
быть лишь то обстоятельство, что музыка
была неотъемлемой и крайне важной частью
всех видов деятельности первобытного
человека.
Охота,
несомненно, тоже влияла на возникновение
музыки – в основном опытом
изучения животных, их движений
и привычек. Воспроизводя в танце
характер и облик животного,
первобытный человек передавал
не только ритмы его поведения.
Не менее важной была с самого начала
задача вокального подражания звукам,
издаваемым животными. Вместе с тембровыми
красками воспроизводились интервалы
и интонации, присущие их голосам. Но и
другие силы природы были живыми для первобытного
человека: вода и земля, ветер и огонь,
гроза и зной, цветы и деревья, горы, небо,
солнце. Они должны быть укрощены и умилостивлены.
Разве ветер не разговаривает с человеком
на языке флейты? А барабан – на языке
грома и грозы? Может быть, для укрощения
ветра надо поиграть на флейте, а чтобы
вызвать дождь – ударить во все барабаны?
И
вот с первобытных времён до
современных крестных ходов люди
обращались к вещам, надеясь,
договорится с богами. Флейта
и барабан – это предметы, полные
музыки. Но и своя музыка есть
и у других предметов: у спущенного
лука, стучащего топора, бренчащего ожерелья
и падающего камня, льющейся воды и ласкающего
света. Своя музыка у каждого времени дня,
каждого состояния природы и человека.
Кто хочет понять вещи, растения, животных,
силы и времена природы, тот должен понять
их голоса, услышать и разгадать их таинственные
имена. Здесь корни первобытной магии
имени и слова.
В
этом пространстве – от элементарного
подражания голосам природы до
отражения их в названии и
имени – происходит медленное
восхождение от смутной эмоции до
прочного её закрепления в человеческом
голосе и слове. Музыка с самого начала
и до сих пор соединяет оба этих полюса,
в одних случаях расплываясь в эмоциональной
неопределённости, в других – вступая
в неразрывный союз с ясным и конкретным
словом. Таким образом, как и все другие
искусства, музыка изначально вплетена
и в отражение мира человеком и в человеческую
психику, формируемую всей совокупностью
отношений человека к миру.
Важнейшей
особенностью первобытной музыки
стала её повседневность. Но это
не бессистемная мешанина непрерывного
звучания. Повседневность первобытной
музыки имеет чётко организованный и приуроченный
характер. Существовала музыка, сопровождающая
праздники и собрания, обряды, состязания
и детские игры, ухаживание и убаюкивание
детей. Вся музыка привязывалась к определённым
делам и действиям, носила прикладной
характер, не теряя при этом своей главной
задачи – формирование единого мироотношения.
Формирование
единого мироотношения – функция
мировоззренческая или воспитательная
– была сердцевиной, ядром всех других
функций музыки. При этом музыка способствовала
тому, чтобы мировоззрение усваивалось,
не как совокупность понятий и слов, а
как совокупность реальных переживаний,
неизгладимых из памяти эмоций, как мощный
заряд волевой энергии. Волевой элемент
стал определяющим и организующим воспитательное
воздействие музыки на первобытного человека.
С этим и связывалось господство ритма,
направленность эмоционального возбуждения,
элемент внушения и даже гипноза, отмечаемый
в первобытной музыке. Вовлекая всех в
единое музыкальное действие, музыка устанавливала
между людьми устойчивую связь.
Это
связь, строго организованная
в пространстве и во времени.
В
пространстве – так как речь
шла не о совместном прослушивании
или параллельном движении в танце
под одну и ту же музыку, а о совместном
музицировании, подлинном сотворчестве,
не знающем пассивных наблюдателей и изолированных
мелких групп.
Во
времени – ибо это сложившиеся
в совместном музицировании единство
людей не распалось, а развивалось.
В
первобытном хоре за художественно-творческим
единством ощущалось и мировоззренческое,
и трудовое, и племенное, родовое
единство. Поэтому пение в таком
хоре было всеобщей школой
нравственности. Духовно объединяя,
совместное творчество в то
же время дисциплинировало, внутренняя
потребность совпадала с долгом, индивидуальное
– с родовым. Не игнорируя индивидуальности,
первобытное искусство ставило ей жёсткие
рамки, определяемые интересами общности.
В своей повседневной жизни человек зависел
не только от многочисленных природных
стихий, но и от установленных обычаев,
которые нужно было соблюдать, как бы они
ни расходовались с вновь приобретаемыми
привычками и опытом. Песня, танец, игра
на музыкальных инструментах позволяли
слабому компенсировать свои физические
недостатки, неудачнику – вернуть интерес
женской половины племени, восстановить
свой родовой авторитет. Компенсацией
за слабость перед природными силами становилась
магия звуков или телодвижений. Огромную
роль играла сама возможность «выпеть»
горе и неудачи, «выплясать» накопившееся
раздражение, расслабиться и душевно освободится.
При
взгляде со стороны может показаться,
что первобытный человек наслаждался
каким-то диким шумом, который
рано называть музыкой. При
взгляде изнутри картина совершенно
иная. Этот человек наслаждался в совместном
музыкальном действии переживанием общности
своего мироотношения коллективного,
племенного, духовным единением, высвобождением
и разрядкой психологического напряжения.
В
музыкально-танцевальном «представлении»,
приуроченном к главным праздникам племени,
как бы проигрывался заново весь жизненный
процесс от прошлого до будущего и от труда
до интимных отношений.
Знакомясь
с ранними ступенями музыкальной
жизни, наивно было бы отнестись
к ним свысока. За видимой простотой
форм этой музыки скрывалось столь сложное
мировоззренческое ядро, такой комплекс
реализуемых жизненных функций, которому
стоит позавидовать.
Чуткое
внимание к ближайшей звуковой
среде соединялось в этой музыке
с космическим порядком природных
явлений. И совершалось это соединение
в каждой песне и в каждом танце.
Колыбельные
у таких народов – детская
энциклопедия окружающей жизни,
матери пели в них и о
заботах племени, и о трудностях
собственной жизни, о прошлом
и будущем, о растениях и
животных, о самом простом и таинственно-непостижимом.
По
звуку голоса взрослого и крику
ребёнка, по тембру и ритму
речи эти люди были способны
поставить диагноз и назначить
лечение музыкой.
Для
мифологического сознания расстройства
тела и души порождаются расхождением
ритмов отдельной жизни с ритмами Вселенной.
Поэтому «правильная» музыка всегда способна
устранить разлад между человеком и природой.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Культура
складывалась постепенно, вместе
с формированием самого
человека и
человеческого общества. На
протяжении сотен тысяч лет
мозг
нашего предка
постепенно превращался в человеческий,
т.е. стали различаться
функции правого
и левого полушарий. Их обособленная
работа долгое время
была невозможна,
следовательно, и невозможно
и абстрактное, логическое
мышление. Длительное
время, как и у ребенка, у
первобытного человека два
полушария действовали
нераздельно. На основе именно такого
типа мозговой
работы и формировалось
так называемое мифологическое
сознание. В таком
сознании творения
фантазии, творческий вымысел
не отделяются от мира
реального. Такую
культуру, которая основана на мифологическом
сознании, мы
называем синкретической.
В
родоплеменном коллективе все
существует в неразрывном
единстве – у
всех одно имя,
одна раскраска тела, одни украшения,
одна прическа; пляски,
мифы, обряды
– одинаковые, короче, “я”
растворено в “мы”. В
такой
культурной
ситуации всегда преобладает
мир фантазии, воображения
над
осмыслением, анализом
и как более яркий, и как более целостный
в отличие от
раздробленного,
непостижимого в своих закономерностях
и данного только в
противоречивых
ощущениях внешнего мира, к тому
же просто пугающего своей
откровенной
враждебностью человеку, и, наконец,
просто как наиболее
доступный невысокому
уровню тогдашнего человеческого мозга
в целом.
Второй
основополагающий принцип
первобытной культуры
– ее
традиционность.
Все особенности структуры бытия
и повседневного быта каждой
родоплеменной
общности, мифы, обряды, нормы, вкус и
способы художественной
деятельности
оказывались стабильными, жесткими,
нерушимыми и неизменяемыми.
Они передавались
из поколения в поколение как
неписаный закон, освященный
мифологическими
представлениями.
Миф
– особый способ объяснения
мира, в котором человек,
общество и
природа существуют
нераздельно, понимаются как некое
синкретическое целое.
Миф наделяет
единичные события символическим
значением и всеобщим
характером.
Основная задача мифа – упорядочение
человеческой жизни –
робкого ростка
перед лицом могущественной,
загадочной, властной стихией