Крепостные театры России

          Но все эти приключения не  шли ни в какое сравнение с театром. Театр в Париже был совсем иным, нежели тот, который Николаю доводилось видеть прежде. Встреча с парижским театром стала поворотным пунктом в его судьбе и пробудила в нем главную страсть всей его жизни. Эта метаморфоза отразилась в письме Александра Куракина к великому князю Павлу: “Nous allâmes voir le grand Opera. Le tumulte de mes sens, occasionné par la beauté du spectacle, me dit assez combien j’auvais en tort de permettre aux premières apparences de faire quelque impression sur mon âme. Le goût des décorations, la promptitudes des machines, la délicatesse des dances, la décence et le bon ordre qu’observaient les spectatuers, tout m’enchanta”[19,с.338.], [“Мы ходили в Гранд-Опера. Волнение моих чувств, вызванное красотой зрелища, достаточно уверило меня в том, как сильно я ошибался, позволив первым впечатлениям оказать воздействие на мою душу. Вкус, с которым сделаны декорации, проворность машин, изящество танцев, благопристойность и хорошие манеры, которые могли наблюдать зрители, — все это меня очаровало”].

          В Париже Шереметев и Куракин  чаще всего посещали три главных  театра — “Гранд-Опера”, “Комеди  Франсез” и “Комеди Итальен”. Последний славился комическими  операми, каждый вечер в нем  были аншлаги, и публика аплодировала сочинениям блестящих мастеров этого жанра — Андре Эрнеста Модеста Гретри, Пьера Александра Монсиньи, Эджидио Дуни, Франсуа Андре Филидора. Шереметев слушал “Люсиль” Гретри, не выходившую из моды на протяжении целого десятилетия, и безумно популярного “Дезертира” Монсиньи. Позже он поставил обе эти оперы на собственной сцене. А в “Комеди Франсез” они с Куракиным посмотрели новейшую трагедию Леблана де Гийе “Друиды”. [19,с.339-375;  23, с.140-141.]

          Для обоих молодых людей театр  был не просто развлечением, но чем то гораздо большим. Как и многие их современники, они объясняли такое воздействие могучей преображающей силой театра.

          Николай Шереметев подружился  с молодым виолончелистом из  оркестра “Гранд-Опера” и брал  у него уроки. Этому виолончелисту, Ивару, позже предстояло сыграть важную роль в истории театра Шереметева и стать его главным агентом в Париже. На протяжении десятилетий Ивар извещал Шереметева о новостях парижского театрального мира, ящиками слал ему либретто, партитуры, чертежи декораций и костюмов, реквизит, грим, бутафорские драгоценности для труппы, помогал советами и полезными сведениями в постановке опер и балетов. [5,с.391-478.]

          В июне 1773 года после трех лет,  проведенных за границей, Николай  Шереметев вернулся в Санкт-Петербург ко двору великого князя Павла. Однако сердце его оставалось равнодушно к придворной службе. Проведя при дворе четыре пустых и скучных года, Николай вышел в отставку и перебрался к отцу, в подмосковную семейную усадьбу Кусково.

                       3.2. Граф Н. Шереметев в усадьбе Кусково

     3.2.1. Создание профессионального театра в усадьбе Кусково

          Петр Борисович, отец Николая Петровича, поселился в Кусково еще в 1769 году и полностью посвятил себя тихим радостям сельской жизни. (Приложение 6) Именно при старшем графе Шереметеве Кусково с его великолепным парком, прудами, гротами, павильонами и зверинцем приобрело славу одной из красивейших русских усадеб. (Приложение 7,8,9,10.) Петр Борисович был счастлив, что единственный сын решил жить с ним, но при этом озаботился мыслью о том, чем бы его занять. Решение пришло быстро: поручить молодому Шереметеву нарождающийся семейный театр.

          Капелла и оркестр у графа Петра Шереметева были еще с середины века, но, по всей видимости, лишь после появления в Кусково молодого графа были предприняты серьезные усилия по созданию театра в полном смысле слова. Скорее всего, свою роль тут сыграли визиты, которые Екатерина II нанесла в 1775 году в Кусково и другие дома Шереметевых, где старший граф устраивал для нее театральные представления, хотя и не со своей труппой. [9,с.17-18.]

          Николай ощутил в себе призвание  импресарио семейного театра  и с пылом взялся за дело. Он организовал небольшую дирекцию и начал закладывать основы труппы — отбирать мальчиков и девочек из крепостных. Учредил школу для обучения их пению и актерской игре. Начал строительство театрального здания на территории усадьбы (театр под открытым небом существовал с 1760-х годов). К московскому дворцу Шереметевых на Никольской было пристроено специально предназначенное для театральных постановок крыло. Василию Вороблевскому, крепостному секретарю графа Петра Шереметева, было поручено переводить французские комедии на русский. [9,с.16-18.]

          В конце декабря 1778 года, после  полутора лет напряженной работы, в московском дворце Шереметевых  состоялась премьера нового театра  — постановка оперы и комедии,  названий которых история не  сохранила. 11 января 1779 года труппа  представила комическую оперу Алессандро Фридзери “Башмаки Мордоре, или Немецкая башмачница” в русском переводе Вороблевского. Спустя еще три недели была показана опера Эджидио Дуни “Живописец, влюбленный в свою модель”. [9,с.19-21.]

         В период между 1777 и 1797 годами Шереметев организовал девяносто две постановки. Представления давали один-два раза в неделю; преимущественно это были французские, итальянские и русские оперы. [9,с.129-137.] В 1792 году, в период расцвета театра, его коллектив состоял из почти 200 мужчин и женщин: капелла из тридцати четырех человек, оркестр из полусотни музыкантов, десятки актеров и актрис, балет и кордебалет, костюмеры, швеи, парикмахеры, гримеры, плотники, рабочие по металлу, художники, декораторы, рабочие сцены, билетеры. [5,с.270-292.] Придворный театр Екатерины в первые годы ее царствования был заметно меньше. [12] Николай не жалел денег на декорации и костюмы, жалованье актерам и актрисам; нанимал лучших преподавателей музыки и сценического искусства. Его труппа выступала в шелках, атласе и парче из Парижа, гирляндах и венках из Камбре, благоухала духами из Прованса.

          Нет никаких сомнений, что для Николая Шереметева театр был не просто хобби. Он жил своим театром и до мелочей вникал во все театральные дела. Он был директором, импресарио, художественным руководителем и режиссером-постановщиком, наставником и патроном. Из его переписки с Иваром вырисовывается образ человека, одержимого страстью держать под контролем все, что касалось его театра, — от новейших достижений в области сценических эффектов до оттенка платья примадонны. Агенты Шереметева прочесывали его обширные владения в поисках лучших певцов и танцоров среди десятков тысяч крепостных. Одного из помощников он отрядил в Борисовку (в Курской губернии) и Алексеевку (в Воронежской), поручив ему отыскать там талантливых детей и привезти их в Москву. Эти южные имения графа Шереметева впоследствии прославятся как благодатная почва для воспитания звезд его театра. [9,с.47.]

          Для обучения своей труппы музыке, танцам, актерскому мастерству, вокалу, иностранным языкам Шереметев нанимал лучших педагогов. Итальянский композитор Джузеппе Сарти (в России он получил известность как придворный композитор Екатерины II, служивший затем у князя Потемкина) в середине 1780-х работал с

Шереметьевской капеллой, а крепостного Степана Дегтярева — впоследствии композитора, дирижера и руководителя капеллы — увез учиться в Италию. [ 9,с.48-49.] Еще один итальянец, танцовщик Франческо Морелли, с 1779 года обучал крепостных хореографии — как и его жена, балерина Анджелика Казелли, ранее танцевавшая в России при дворе. Когда Морелли уехал в Москву, где стал балетмейстером Петровского театра, Шереметев пригласил в педагоги для солисток своего балета Шарля ле Пика — недавно прибывшего в Россию ученика великого Новерра. Николай всегда следил за передовыми стилями и методами и потому с удовольствием заменил старомодную хореографию Морелли на остросовременный танец Новерра. Позже он нанял еще двух приверженцев стиля Новерра — бывших придворных танцовщиков синьоров Соломони и Чианфанелли. Эти двое, а также супруга последнего Катарина Коппини превратили шереметевских артистов в лучшую балетную труппу в России — после придворной.[ 9,с.48-49,54-55; 25,с.206-209.]

          Николай арендовал ложу в Петровском театре и отправлял туда своих актеров и актрис смотреть спектакли — это было неотъемлемой частью их театрального образования. Нескольких актеров он послал в Санкт-Петербург, учиться у Силы Сандунова и Ивана Дмитриевского. Для работы с женской частью труппы он пригласил звезду русской сцены Марию Синявскую. Для работы с оркестром предпочитал немцев и даже нанял в качестве преподавателей двух музыкантов из Вены. Репетиции шли шесть дней в неделю, с девяти утра до восьми вечера с трехчасовым перерывом в середине дня. [5] В итоге к середине 1790-х годов Николаю Шереметеву удалось создать высокопрофессиональную труппу, с которой не мог сравниться никакой другой крепостной театр. Эта труппа стала источником сплетен и зависти, а Майкл Меддокс, руководитель главного театра Москвы, даже жаловался местным властям, что успех

Шереметьевского театра грозит ему, Меддоксу, разорением. [9,с.55-56;  26,с.298;  27,с.336.]      

                        3.2.2. Все театры графа Н. Шереметева

          Шереметев не ограничился кусковскими театрами. В Кускове было три сцены. Один театр был воздушный,  под открытым небом, с декорациями из кустарников и деревьев. Два других были выстроены в специальных деревянных зданиях. Один назывался Старый или Закрытый театр, другой Новый театр. Также он устроил театры в двух своих московских домах — на Никольской и на Воздвиженке, в санкт-петербургском дворце — Фонтанном доме, в усадьбах Марково и Шампетр. [5,с.25-40.] Однако все они были недостаточно впечатляющими, и в середине 1790-х годов Николай выстроил в Останкино великолепный дворец, главной достопримечательностью которого стал один из самых больших в Европе театров с самыми современными техническими приспособлениям.

         Воздушный театр назывался так потому, что находился в парке, на открытой природной площадке. Чтобы попасть в него, нужно было идти по аллее, в глубь сада. Аллея была изумительна — с двух сторон росли вековые деревья, кустарники пострижены в боскеты и образовывали длинный коридор. Если идти все время прямо, то кажется, что аллея никогда не кончится. Все ведет и ведет в даль. Но путь неожиданно прерывается. Зеленые насаждения преграждают дорогу, образуют пространство театра. Этот живописный задник на холсте был так искусно расписан, что создавал обманную перспективу — иллюзию продолжения аллеи. Живые деревья аллеи, переходили в написанные на холсте — декорацию. По обе стороны входа в Воздушный театр поднимались две насыпи. На них располагались

места для зрителей в виде ступенек лавок из дерна. Зеленая полукруглая сцена густо обсажена деревьями. Деревья и кустарники как бы образовывали кулисы. Между ними размещали подставные живописные декорации, сотворенные руками человека. Спектакль представлялся вечером, когда деревья и травы дышали ароматами, а тени от деревьев падали на декорации. Сцена иллюминировалась, горели яркие огни, красиво и таинственно. Идет опера, специально написанная для кусковской сцены, под названием «Тщетная ревность, или «Перевозчик Кусковский». Год — 1781-й. В опере два действия, и происходят они в Кусково. Действующие лица — две пастушки, Анюта и Лиза, их возлюбленные, Любим и Ликандр. Типичная комическая опера звучала как хвалебный гимн хозяину, создавшему удивительное творение — сад и парк. Опера была гимном, похвальным словом самому саду. Величальная песня хора, стрельба из пушек производили феерическое впечатление на публику. Природа, возделанная человеком, покорная его искусству, прославлялась в опере и вызывала умиление публики.

          Закрытый и новый театры строились в Кусково с 1768 года. Сведения о театре этого периода скудны. Возможно, что шли на его сцене небольшие русские комедии Сумарокова и некоторые иностранные пьесы. Построив роскошный дворец, Петр Борисович Шереметев, тем не менее, жил в глубине сада в небольшом домике. Там все было устроено не по моде, а на старый лад. Можно было пользоваться горячими лежанками и наслаждаться обедами из старых дедовских блюд. И только в дни приемов поселялся он во дворце, устраивая празднество на широкую ногу. С особенной пышностью устраивались приемы для императрицы Екатерины II. Очевидец рассказывал: «Большой сад весь блестел огнями; перед большим домом на главном пруду разнообразно иллюминированы суда, катались посетители и песельники с песнями. Два обелиска и колонны на противоположном берегу были обращены в маяки. Между ними с вензелем государыни был щит; вдали каскады воды... Подобно древней Ольге, Екатерина пустила из рук голубя с огнем: загорелся щит, начался громадный и дорогой фейерверк». Для минутного удовольствия хозяин затрачивал несколько тысяч пудов пороха. Но праздник заканчивался, гости разъезжались, жизнь входила в свои привычные рамки. Шереметев возвращался в свой дом «Уединение» окружал себя огромным штатом слуг, среди которых были камердинеры, лакеи, швейцары, скороходы, метрдотели, повара, квасники, садовники, зверинщики, лесники и псари, соколенники и живописцы, архитекторы, мраморщики, лепщики, резчики, полотеры, оконщики, столяры, кузнецы и многие другие.

         Новый театр был построен в Кусково в 1787 году. Висячие балконы в два яруса, овальной формы зрительный зал был удобен и для зрения, и для слуха. Вмещал театр 150 человек. Между сценой и зрительным залом располагался оркестр, сопровождавший всякий спектакль. Он отделялся от зрительного зала балюстрадой. Театр был нарядным: стены окрашены в нежно-голубой цвет. Боковые ложи, авансцена оформлены колоннами. Потолок отделялся от стен богато оформленным антаблементом и падугой. Преобладал орнамент волны, аканта и гирлянд. Особенно торжественно была оформлена графская ложа, находившаяся напротив сцены. Вся она устлана алым сукном. В ней стояло девять стульев. И один из них, предназначенный для царской фамилии, был самым изящным, резным, золоченым, обит голубым бархатом и обложен в два ряда позументом. По бокам дверей, ведущих в ложу, стояли прекрасной работы статуи. Белый, голубой, красный, золотой — эти цвета принадлежали театру. Голубые и белые тона театрального помещения соответствовали стилю классицизма. Освещался зрительный зал канделябрами. Их вносили слуги, одетые в голубые ливреи. С потолка, с центра плафона, опускалась нарядная, в хрустальном уборе люстра с шестью фонарями. В каждом из фонарей горело по четыре свечи.