Уголовно-правовые и криминологические аспекты взяточничества как коррупционного преступления

    В социально-политическом понимании  коррупция достаточно давно воспринимается в качестве объективного показателя степени активности или пассивности, сознательности или иррациональности гражданского общества, поскольку действие «железного закона олигархии», напрямую влияющего на нравственное разложение управленческого аппарата, нейтрализуется только эффективным противодействием со стороны гражданских институтов. Если же мздоимство, «административный восторг» (как это метко обозначил                      Ф. Достоевский), семейственность становятся социальной нормой, находя свое выражение во всем, даже в фольклоре («не подмажешь - не поедешь», «закон, что дышло, как подвернул, так и вышло»), то подобного рода отношения не могут не затронуть и более высокие этажи общественной иерархии, включая государственную власть.

    Коррупция, как социальное явление, представляет собой сложное, многомерное явление, которое охватывает все сферы социальных взаимоотношений между гражданским обществом и государством и посягает на многие охраняемые законом блага различными способами. Помимо правовых, она затрагивает целый ряд других проблем: психологических, культурных, межличностных, что, естественно вызывает трудности в выработке ее общего понятия и отличительных признаков, разработке каких-либо конкретных мер борьбы с нею.

С точки зрения социологов различаются следующие модели коррупции:

1. как типа индивидуального поведения должностных лиц;
2. как совокупности социальных практик, складывающихся в определенном общественном сегменте, опирающихся на определенный набор социальных представлений, ценностных ориентаций и формирующих коррупцию как нормативную модель поведения;
3. как свойства социальной системы управления;
4. как особого типа социальной системы, существующий параллельно системе легального государственного управления [76, с. 53].

    Как системное социальное явление коррупция есть производное деятельности особого социального субъекта — бюрократии. Бюрократическое отношение, порождаемое принципом разделения на управляющих и управляемых, и основанное на отчуждении личных целей управляющих от целей социальной системы и подмене всеобщих интересов частными интересами управляющих, по своей природе содержит возможность коррупционирования.

    Но  для того, чтобы возможность превратилась в действительность необходимо:

1. воздействие определенных социальных факторов, таких как криминализация общества, экономизация и маркетизация общественных отношений и общественного сознания, нестабильность политического устройства, отсутствие эффективных механизмов политического и социального контроля;
2. формирование соответствующей психологической структуры — системы диспозиций, выражающих индивидуальную готовность бюрократа к коррупционному поведению.

      Социальные характеристики и  типология бюрократии коррелируют  с выделением западного и восточного типов коррупции. Для рациональной западной бюрократии коррупция выступает рациональной формой решения экономических проблем, для иррациональной восточной - стилем жизни и традиционной формой делового взаимодействия.

      Для западной бюрократии наиболее  распространенными инструментальными  формами коррупционного взаимодействия выступает взятка и коммерческий подкуп. Коррупционный стиль иррациональной бюрократии порождает многообразие форм коррупционных преступлений и приспосабливает демократические практики к реализации частных интересов [75, с. 22].

    Таким образом, коррумпированность бюрократии не следует оценивать только в категориях дисфункции и деформации. За стилем коррупционной деятельности и поведения, за спецификой коррупционных социальных связей необходимо видеть состояние ценностно-нормативной и институциональной подсистем общества.

    Системность коррупции определяется, прежде всего, ее структурой и характером социальных связей. Коррупционные связи в коррумпированных системах далеко не произвольны, они привязываются к тем местам социального пространства, где происходит локализация финансовых ресурсов и образуются пучки распорядительных функций. Таким образом, важнейшей задачей становится реконструкция распорядительно-функционального контура власти и пространства циркуляции основных социально-экономических ресурсов.

      Внутренняя устойчивость коррупционной системы подкрепляется за счет довольно жестких внутренних связей ее элементов, создания тесных отношений личной взаимосвязи и круговой поруки чиновников, продающих собственные административные возможности.

    Участники коррупционного взаимодействия объединены:

• во-первых, экономической зависимостью, корыстными интересами;
• во-вторых, политической зависимостью, общими интересами в обладании ресурсами реальной власти;
• в-третьих, криминальной зависимостью, поскольку взяточничество и подкуп квалифицируются как криминальные деяния для всех субъектов коррупционного взаимодействия;
• в-четвертых, особыми ценностями, взглядами на власть, на принадлежность государственных ресурсов, на социальный успех и т.д.

    Коррупционной системе присуща внутренняя устойчивость, в первую очередь за счет иерархизации, выделения уровней коррупционных связей. Горизонтальные связи аппарата госуправления, бизнеса, криминалитета реализуются на каждом уровне иерархии как формы неустойчивого партнерского взаимодействия, переходящего по возможности к «стратегиям захвата».

    Кроме стратегий «захвата государства» и «захвата бизнеса», реализуемых чиновниками и предпринимателями, следует выделить стратегии захватов, реализуемых криминалитетом [77, с. 87].

    Таким образом, происходит трансформация системы горизонтальных «партнерских связей» в вертикальные системы доминирования и коррупционного контроля.

      В системе вертикальных коррупционных  связей присутствуют две цепочки  - перераспределительная и покровительства, причем патронирование коррупционных практик довольно распространенное явление и условие существования коррупции как системного явления.

    Системность коррупции определяется не только тесными  отношениями личной взаимосвязи  и круговой поруки чиновников, продающих  собственные административные возможности, но и особенностями управленческой системы, предоставляющей чиновникам и гражданам возможность вовлечения в коррупционные системы, и создающей способы и механизмы инкорпорирования в эти системы. Способы инкорпорирования различаются в зависимости от типа коррумпированного субъекта, выделяемого по отношению к структурному ядру коррупции - формальным структурам государственного управления [77, с. 88].

    Процесс инкорпорирования в  коррупционные системы  включает, по меньшей  мере, два этапа:

1. занятие функционально-ролевой позиции в коррупционной системе.
2. инкорпорация посредством конституирования социальных связей (коррупционных «связок») и культурно-стилевая инкорпорация.

    Одним из универсальных свойств социальных систем выступает постоянное воспроизводство базовых элементов структуры. Каждый элемент (субъект) в структуре коррупционных связей, теряя партнера в результате успешной антикриминальной деятельности правоохранительных органов, не просто воспроизводит прежнюю схему коррупционных отношений с новым партнером, но и привлекает все большее их количество, мультиплицируя эту девиантную социальную практику, переводя в схему коррупционной игры как можно большее число своих партнеров.

    Основу  механизма коррупционной ротации  составляют: объективный процесс функционирования социальной системы, производящей социальные позиции коррупционеров, формирование механизмов персонификации, замещения данных позиций, трансформация социально-политической элиты, поставляющей кадры для замещения «вакантных» социальных позиций в коррумпированной системе [78, с. 28].

   Рассмотрим  социологическую  трактовку коррупции. Еще каких-то 10-15 лет назад, отмечают западные обозреватели, исследование коррупции во всем мире представляло собой небольшой по научным меркам пяточек, на котором все специалисты были наперечет. С тех пор каждый месяц эмпирические данные постоянно увеличивались, количество исследований возрастало, так что сегодня охватить единым взглядом все многообразие тем, аспектов и вопросов, связанных с коррупцией, просто невозможно [79]. Ею занимаются социологи, правоведы, экономисты, антропологи, психологи, представители других наук. К настоящему времени по теории коррупции написаны сотни книг и тысячи статей.

   Сегодня признанно, что коррупция - многоаспектный феномен, в котором представитель любой науки найдет свой угол зрения. Она имеет многочисленные формы и разновидности, проявляя себя во всех или большинстве сфер жизнедеятельности современного общества. У коррупции множество причин и еще больше последствий как для общества в целом, так и для отдельного индивида. Она варьируется от примитивной взятки, вручаемой должностному лицу за выполнение возложенных на него функций до социальной патологии, поражающей весь общественный организм. Точно так же различаются и научные исследования - от эмпирического описания отдельных скандалов до социетальных моделей глобального уровня [79].

   В России и за рубежом активно формируется  новая отрасль знания - социология коррупции (sociology of corruption). Первые работы появились еще в 1960-е годы [80, с. 98].

   Несмотря  на название, социологического подхода  в том виде, как это понимается сегодня, у профессора С. Алатаса не было [79]. Она была посвящена полемике о позитивном и негативном влиянии коррупции на общество, которая проводилась в прессе. Автор указал не только на закрытый характер этого феномена, но и на ограниченные возможности использования традиционных методов социологии при изучении коррупции. Действительно, спросить взяточников прямо невозможно, так как даже в анонимной анкете никто из них правды не скажет. Проводить наблюдение тоже практически нельзя, если только скрытой камерой, но это уже не социология, а следствие. Контент-анализ дает срез отраженного сознания, т.е. публикаций журналистов, которые что-то слышали, что-то видели и даже что-то знают, но никакой объективной статистики быть не может. Остается интервью с экспертами, которые говорят не о себе как участниках социального действия, но дают приблизительную оценку масштабов явления либо раскрывают механизмы, поскольку сталкивались с ними, но никогда - самих участников. Раскрывая социальную сторону коррупции, подавляющая часть исследователей отмечают, как и у взяточничества, ее латентную природу.

   Так, Г. Мюрдаль и С. Роуз-Аккерман указывают  в качестве важного признака коррупции скрытый, тайный характер действия. По их мнению, то, что не скрывается от глаз общественности и является допустимым с точки зрения общества, не имеет ничего общего с коррупцией [79].

   По  мнению В.Л.Римского, информацию о коррупции в России «можно получить от специалистов правоохранительных и других органов власти и управления, профессионально занимающихся противодействием коррупции, от жертв коррупции и тех, кто так или иначе, оказался вовлечен в коррупционные действия, а также от организаторов и активных участников коррупционных действий []. Легче всего получить информацию о коррупции от лиц, в нее не вовлеченных, но их знания нередко бывают поверхностными, умозрительными, основанными на нормативных суждениях, а не на реальном опыте. Наиболее полной информацией о коррупции обладают, безусловно, организаторы и участники коррупционных действий, но от них получить информацию труднее всего, а иногда - просто невозможно. В результате изучение коррупции затруднено и тем, что в современных российских условиях невозможно найти экспертов по коррупции, владеющих объективной информацией о ней и способных концептуально ее осмысливать» [79].

   Об  ограниченности методических функций  и предметной сферы социологии коррупции  верно высказался Г.А.Сатаров, досконально изучивший вопрос и организовавший глубоко эшелонированное научное исследование: «Мой поиск в солидной базе данных одного из американских университетов по ключевому слову «коррупция» дал более 60 000 наименований. Когда к первому ключевому слову было добавлено слово «социология», осталось семь статей, из которых от силы три реально соответствовали цели поиска. Между тем нет сомнения, что коррупция - это социальное явление, и потому должно изучаться социологией. Однако последняя пока используется при исследовании коррупции только как инструмент измерения, и то, как правило, довольно примитивный. Вместе с тем, многие публикации (некоторые из них будут упоминаться позднее), не попавшие в сеть Интернет-поиска, используют при изучении коррупции социологические методы или содержат социологические идеи. Это указывает на то, что авторы этих публикаций не относят свои работы к сфере социологии коррупции. А это, в свою очередь, еще раз свидетельствует о том, что социология коррупции как научная дисциплина еще не сформировалась» [40, с. 6].

   И прежде, и в последнее время  серьезные исследования, проведенные  российскими исследователями, исчисляются  единицами. Упоминания заслуживают  диссертация И.В.Кузнецова, книга  И.М.Клямкина и Л.М.Тимофеева, публикации В.В. Радаева, А.С.Быстровой и М.В. Сильвестроса, Э.Н. Ожиганова, А.И.Кирпичникова, исследования Фонда ИНДЕМ под руководством Г.А.Сатарова. Интересные исследования появляются в смежных областях, например, посвященные блату и теневой экономике.