Судебный прецедент как источник права

Многие исследователи  обращают внимание на недопустимость использования судебной практики в качестве источника права в формальном смысле – поскольку судебная практика является результатом правоприменительной деятельности, результатом толкования правовых норм, между тем как источник права – это результат правотворчества. Так, Л.П. Ануфриева, исходя из дуализма правовой категории «источник права», указывает на то, что «адекватной формой выражения юридических норм, т.е. источником права в формальном смысле, выступает не судебная практика, а судебный прецедент», в то время как судебная практика сохраняет за собой качество быть источником права в материальном смысле¹¹⁷.

Вместе с  тем, существует  и противоположная  точка зрения по данному вопросу. Р.З. Лифшиц отмечает, что судебная практика «приспосабливает общеправовую норму к особенному и единичному – конкретным жизненным ситуациям. Признание за судебной практикой роли источника права не умаляет полномочий законодательной и исполнительной власти. Суды выполняют только им присущие полномочия, которые не могут быть выполнены другими органами. Возрастание роли суда в жизни общества с необходимостью приводит к выполнению судебной практикой нормотворческой функции. Это и происходит в российской действительности»¹¹⁸.

Отход от нормативистских  взглядов, провозгласивших волю законодателя священной и нерушимой, стимулировал появление плюрализма мнений по различным правовым вопросам, в том числе и по вопросу признания судебной практики в качестве источника права (в формальном смысле). В советский период в отечественной правовой науке господствовала точка зрения, которую можно проиллюстрировать высказыванием Р. Давида и К. Жоффре-Спинози: «Если спросить советского юриста, какова роль судебной практики в Советском Союзе, он убежденно ответит, что эта роль значительна. Если же спросить его, является ли судебная практика источником права, то последует незамедлительный и четкий отрицательный ответ»¹¹⁹. На современном этапе данный вопрос разрешается уже не так однозначно и является дискуссионным в отечественной правовой доктрине, он имеет как сторонников, так и противников. Однозначно можно утверждать, что судебный прецедент и судебная практика «как явления и отражающие их понятия не являются идентичными»¹²⁰.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Виды  судебных прецедентов

В юридической литературе можно встретить различные классификации судебных прецедентов. Как отмечает А.В. Цихоцкий, «в настоящее время существует обширная классификация судебных прецедентов по самым различным критериям, что облегчает их применение в судебной практике»¹²¹. Однако, основными критериями классификации судебных прецедентов являются их юридическая сила и содержание, поскольку они получили отражение в самой доктрине судебного прецедента.

По юридической силе судебные прецеденты принято делить на обязательные (связывающие) и убеждающие. Обязательным прецедентом (binding precedent) является юридически обязательное решение высшего судебного органа, которому надлежит следовать при разрешении аналогичных дел. В Англии такими высшими судами являются Палата Лордов, Высокий Суд, Суд Короны. Убедительный прецедент (persuasive precedent) – это решение суда, которому, строго говоря, судьи следовать не обязаны, но должны учитывать при разрешении схожих дел, и не могут просто проигнорировать его. В качестве убедительных прецедентов выступают, например, obiter dictum решений суда Палаты Лордов; решения нижестоящих судов по отношению к вышестоящим; все решения судов одного уровня; решения судов других государств стран общего права и др¹²².

Вместе с тем, с точки  зрения доктрины прецедента, не все, что изложено в судебном решении по конкретному делу является обязательным и становится основой для разрешения аналогичных дел в будущем. В этой связи английский профессор Р. Кросс замечает, что «не все, что утверждает судья в ходе обсуждения своего решения, будет прецедентом»¹²³. Любое решение английского суда принято делить по юридической силе на две части – ratio decidendi (обязательная часть решения) и obiter dictum (рекомендательная часть). Однако такое разделение судебного решения во многом виртуально, поскольку ни один судья в своем решении не указывает, что в нем является ratio decidendi, а что obiter dictum.

К настоящему времени сложились  два основных подхода в понимании  того, что есть ratio decidendi судебного решения: традиционный (классический) и современный. Сторонники классического подхода (Р. Кросс, Р. Уолкер, Кэмпбелл) говорят о ratio decidendi  как о правовой норме, заложенной в прецедентном решении, на основе которой суд разрешает конкретное дело¹²⁴. Так, по мнению Р. Уолкера, «ratio decidendi может быть определено как применимое к правовым вопросам, возникающим в связи с установленными судом фактами, правоположение, на котором основано решение»¹²⁵. Следование классическому подходу представляется наиболее справедливым в тех случаях, когда ratio decidendi первоначального прецедента не претерпело существенных изменений вследствие его толкования при разрешении более поздних аналогичных дел, ввиду чего отсутствуют существенные различия между описательным и императивным значением ratio decidendi. Однако отсутствие единых и четких правил интерпретации прецедентов, а также различие между фактическими обстоятельствами последующих дел приводят к существенной модификации содержания ratio decidendi первоначального дела по отношению к его описательному значению, заложенному судьей при его создании. В этих условиях возрастает роль «современного» подхода к определению ratio decidendi, который заключается в более абстрактном его (ratio decidendi) понимании как необходимого правового основания для разрешения конкретного дела, выявленного судом в ходе толкования (ограничительного или расширительного) первоначального и последующих решений по аналогичным делам. Тем не менее, это не означает, что традиционный подход устарел и не применяется в английской судебной практике¹²⁶.

Obiter dictum (попутно сказанное), в отличие от ratio decidendi, не обладает обязательностью применения, однако всегда учитывается судьями, но имеет силу прецедента лишь убеждающего действия и оказывает помощь судьям при рассмотрении аналогичных дел в будущем¹²⁷. 

Исследователями выделяются следующие формы obiter dictum. Во-первых, obiter dictum как попутно сказанное, может представлять собой:

1. позиции судей в отношении отсутствующих в рассматриваемом деле гипотетических фактов;
2. мнения судей относительно фактов, не имеющих отношения к рассматриваемому делу;
3. утверждения суда, основанные на фактах дела, но, по мнению суда, не имеющих существенного значения для его разрешения;
4. позиции судей, касающиеся относящихся к существу дела, но недопустимых фактов;
5. особые мнения судей (dissenting judgments).

Во-вторых, obiter dictum может выступать в качестве вывода суда по итогам обсуждения спорного пункта, который при иных обстоятельствах дела мог бы быть ratio. И, в-третьих, obiter dictum впоследствии будет оцениваться как слишком широко изложенное ratio, которое «в результате последующего толкования и применения  презумпции о неприменении широких правовых принципов стало obiter dictum»¹²⁸.

Различные obiter dictum обладают различной степенью авторитета. Как отмечает А.М. Михайлов, «на практике dicta самой большой степени убедительности неотличимы от ratio decidendi»¹²⁹. Так, в качестве примера можно привести дело Donoghue (1932), в ходе рассмотрения которого был сформулирован «принцип заботы о ближнем», представлявший собой по сути obiter dictum, поскольку его содержание было гораздо шире, чем требовалось по делу, но, несмотря на это, указанный принцип лег в основу ответственности за небрежность и неоднократно применялся судами на практике¹³⁰. Кроме того, степень убедительности obiter dictum зависит от места суда в судебной системе, от престижа самого судьи, точности проведенного им анализа, а также иных обстоятельств.

Как отмечалось выше, судебная практика не выработала единого метода выделения в судебном решении ratio decidendi и obiter dictum, в этих условиях на помощь пришла английская правовая доктрина, предложившая несколько способов, среди которых выделяют метод профессора Уэмбо (конец XIX в.) и метод доктора Гудхарда (начало XX в.).

Метод Уэмбо, получивший название метода инверсии, основывается на понимании ratio decidendi как общего правила, без которого любое дело было бы разрешено иначе. Профессор Уэмбо предлагал сформулировать предполагаемое правоположение и заменить его обратным по смыслу. После чего следует ответить на вопрос: мог бы суд в данном случае вынести прежнее решение? Если ответ будет отрицательным – то данное правоположение являться ratio, если утвердительным – то это obiter dictum. По мнению Р. Кросса, этот метод дает надежный способ понять, какое положение не является ratio, но мало помогает определению действительного правоположения, которое суд считал необходимым для своего решения¹³¹.

В судебной практике используется также метод доктора Гудхарда, предусматривающий два этапа поиска ratio в судебном решении. На первом этапе необходимо установить, какие факты дела, судья его рассматривавший, считал существенными. Факты относительно лица, места, времени, рода, суммы не считаются существенныеми, если иное не будет прямо указано судьей при рассмотрении дела. Второй этап заключается в выведении правового принципа (ratio) на основе выделенных материальных фактов¹³². По мнению Р. Кросса, данный метод имеет большую ценность, нежели метод Уэмбо, поскольку он менее узок и, следовательно, наиболее подходит для выработки правоположения, которое судья считает необходимым основанием своего решения¹³³.

Кроме разделения прецедентов по юридической силе их также принято разделять по содержанию на: креативные прецеденты (original precedent) и прецеденты толкования (declaratory precedent). Креативные прецеденты создают новую правовую норму, а прецеденты толкования интерпретируют уже существующую статутную или прецедентную норму. В настоящее время ввиду усиления роли статута в английской правовой системе подавляющее число прецедентных судебных решений являются именно прецедентами толкования¹³⁴. В правовой литературе стран англо-американской правовой семьи нет единого мнения о том, к какому праву следует относить прецеденты толкования – к прецедентному или статутному праву. Некоторые авторы полагают, что прецеденты толкования не являются прецедентами в «чистом виде» и их следует относить к статутному праву, другие же стоят на противоположной позиции и относят их к прецедентам¹³⁵.

Подобное разделение судебных прецедентов по содержанию можно встретить и в отечественной правовой доктрине. Признавая судебный прецедент и судебную практику в качестве источника российского права К.В. Ображиев, применительно к уголовному праву, выделяет нормативный и толкующий судебные прецеденты. Нормативный судебный прецедент создает, изменяет или отменяет уголовно-правовую норму, а толкующий – содержит обязательное для применения толкование уголовно-правовой нормы. В свою очередь, толкующий прецедент условно делится на собственно толковательный судебный прецедент – решение суда, в котором формулируется определенное понимание формального (постоянного, описательного) уголовно-правового признака и содержательный судебный прецедент – решение суда, в котором раскрывается содержание оценочного уголовно-правового понятия¹³⁶.

Р. Кросс выделяет также «связывающий» (binding) и «применимый» (applied) прецеденты. В том случае, если отсутствуют существенные различия между рассматриваемым делом и прецедентом, то применяется «связывающий» прецедент. Если же будут установлены существенные различия между рассматриваемым делом и прецедентом, но судья все же сочтет возможным применить прецедент при разрешении дела – он называется «применимым»¹³⁷.

Некоторые ученые различают «правильные» и «неправильные» прецеденты, тем самым обосновывая право судьи отступить от прецедента, если он сочтет его неправильным или несправедливым. «В первом случае, когда право декларировано более высокой судебной инстанцией и суд согласен, что декларация правильная, то прецедентное право не меняется. Во втором случае судьи не должны следовать судебному прецеденту. При этом судьи не создают новое право, они только исправляют ошибку предшествующих судов в изложении правовых норм. В таком случае предполагается, что судебное решение не было правом»¹³⁸.

Деятельность  судов также связана с определенной отраслью права, поскольку суд не только применяет норму для разрешения конкретного дела, но и создает  новую норму, толкует и разъясняет закон. В этой связи судебные прецеденты могут подразделяться на: конституционные, гражданские, административные, уголовные и т.д. Вместе с тем, данная классификация применима лишь в той правовой системе, где прецедент фактически существует, но ведущее место сохраняется за законом¹³⁹. Это обусловлено тем, что правовая система, в которой приоритетное положение занимает судебный прецедент, по объективным причинам не имеет четкого деления на отрасли права.

Кроме того, английская судебная практика знает понятие  «ведущего» прецедента (leading precedent). Ведущим признается прецедент, четко и логически стройно выражающий позицию суда относительно основания решения и конечных выводов по делу. При признании прецедента ведущим учитывается место суда в иерархии судебной системы, время вынесения решения (ведущие прецеденты, как правило, датируются концом XIX века и позднее), а также последуют ли этому решению другие английские суды или попытаются отвергнуть его¹⁴⁰.

Классификация судебных прецедентов по различным  основаниям необходима для удобства их применения, выработки единой судебной практики при рассмотрении аналогичных дел, а также правильного понимания и применения закона.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3. Судебный прецедент в Российской Федерации

3.1. Судебный  прецедент в деятельности Конституционного  Суда Российской Федерации

Отношение к  судебному прецеденту в отечественной правовой доктрине в настоящее время начинает радикально меняться в направлении признания за ним возможности выступать в качестве источника российского права. Главным образом этому способствует расширение сферы применения судебной практики в России со времени создания Конституционного Суда, а также изменение отношения к судебному прецеденту со стороны отечественных ученых-юристов и практиков, которые все больше становятся на позиции признания за судебным прецедентом возможности выступать в качестве источника права в условиях российской правовой системы¹⁴¹.