Судебный прецедент как источник права

Ввиду исключительной юрисдикции королевских  судов и публичного характера  раннего общего права, частные лица не имели права обращаться в королевские суды. Они должны были просить о предоставлении им этой привилегии со стороны королевской власти, которая делала это лишь при наличии достаточных оснований. Как правило, лицо, просившее о предоставлении такой привилегии, обращалось к высшему должностному лицу Короны – канцлеру, выдававшему, после уплаты судебного сбора, предписание (writ), в котором излагалась суть дела и отдавалось поручение судебному чиновнику вчинить иск по данному делу и заслушать его в присутствии сторон. Постепенно стали вырабатываться стандартные исковые формуляры (forms of actions), которые в дальнейшем сводились в «Реестры предписаний» (Register of writs).  Ошибка в выборе формы нужного приказа неизбежно влекла отказ в рассмотрении дела. В дальнейшем канцлеру была предоставлена возможность выдавать предписания in consimili casu¹⁵ (в случае подобия), когда фактические обстоятельства дела были схожи с обстоятельствами для выдачи writ. Единая исковая процедура обращения в королевские суды была введена лишь во второй половине XIX века, однако до сих пор нормы и категории английского права несут на себе опечаток формализма. «Мы ликвидировали формы иска, но они правят нами из своих могил»¹⁶, – говорил известный историк английского права Мэтланд.

Следует отметить, что каждой форме иска соответствовала определенная процедура, определенная последовательность совершения процессуальных действий. «Для рассмотрения одних исков требовалось жюри, для других оно было не нужно… при одних исках дело могло быть разрешено при отсутствии ответчика, а при других – нет»¹⁷. В этих условиях главенствующая роль была отведена процессу, «средства судебной защиты предшествуют праву: процедура превыше всего»¹⁸.

Кроме получения предписания (writ) существовала возможность прямого обращения в суд с жалобой. Истец в специальном документе – декларации излагал фактические обстоятельства дела и просил суд принять его к рассмотрению. В этом случае суды сами признавали свою компетенцию, а такого рода иски получили название исков super casum¹⁹.

По  мере усиления королевской власти происходит и  практически полная ликвидация местных судов (к концу XV века), рассматривавших споры частноправового характера. В этих условиях королевские суды в Англии получили самую полную компетенцию, а все тяжбы, подсудные данным судам, рассматривались в качестве споров публично-правового характера. Создаваемые прецедентной практикой королевских судов казуистичные правовые нормы не отвечали потребностям частного оборота. Кроме того, с 1342 года королевские суды практически перестали создавать новые типы исковых предписаний (writ), «что приводило к стагнации общего права, к его невозможности эффективно регулировать важнейшие общественные отношения»²⁰. Указанные недостатки общего права, а также формализм, волокита и дороговизна рассмотрения дел,  коррумпированность судебной системы вели к возникновению многих несправедливостей.

Именно  поэтому люди, которые не могли  защитить свои права в королевских  судах обращались с заявлением непосредственно к королю, который считался единственным «источником справедливости». Такое заявление проходило через Лорд-канцлера, он определял его целесообразность и передавал королю, который рассматривал его на своем Совете. Впоследствии, когда количество таких заявлений многократно возросло, король возложил обязанность по их рассмотрению на Лорд-канцлера. Первый письменный приказ от имени канцлера появился в 1474 году, тогда же создается и постоянно действующий, независимый от короля Суд Лорд-канцлера²¹. Таким образом, начинает формироваться правовая система, которая на протяжении нескольких веков будет действовать параллельно с общим правом, дополняя и корректируя его. Именно после появления права справедливости общее право перестает пониматься только как прецедентное, создаваемое королевскими судами, теперь оно начинает пополняться правовыми нормами, вырабатываемыми в ходе деятельности Суда Лорд-канцлера.

При рассмотрении дел в Суде Лорд-канцлера широко применялись принципы римского и  канонического права, которые, в  конечном счете, оказали сильное  влияние на складывающееся право  справедливости. Влияние это проявлялось в инквизиционном характере процесса, возрастающей роли письменных доказательств, морально-нравственном характере норм, повышенном внимании к материально-правовой стороне дела. Как отмечает Г. Дж. Берман, до 1530 года пост Лорд-канцлера занимали 160 представителей духовного сана и всего несколько представителей светского общества²².  Лорд-канцлер не был связан нормами светского общего права, поскольку принадлежал к сословию духовенства, и первоначально решал дела по своему усмотрению и руководствовался своими представлениями о справедливости, «право справедливости абсолютно зависело от личности того или иного Лорд-канцлера – в Англии говорили, что справедливость измеряется шириной шага Лорд-канцлера»²³. Данная ситуация начала меняться после того, как пост Лорд-канцлер стали замещать светские лица²⁴. Право справедливости стало приобретать нормативный характер, начали формулироваться морально-правовые принципы (максимы) права справедливости²⁵.

Деятельность  Суда Лорд-канцлера с его неформализованным процессом, решениями, принимаемыми «по совести и справедливости», а также гарантированностью их исполнения под угрозой сурового наказания в большей мере удовлетворяли социальным интересам общества и представлениям о справедливости. И как следствие, наиболее импонировали английскому обществу.

Вместе с тем, усилению роли Суда Лорд-канцлера способствовали и соображения политического порядка. «Используемое канцлером римское и каноническое право, не знавшее института присяжных, больше нравилось правителям, чем общее право с его публичной и гласной процедурой»²⁶.

Сложившаяся практика обращения с заявлением к королю, а позже и в Суд Лорд-канцлера, не вызывала возражений, пока носила исключительный характер. Тем более, что королевские суды сами появились именно благодаря принципу обращения к королю. Но как только данная практика стала приобретать общий характер, начал зарождаться конфликт между судами общего права и Судом Лорд-канцлера, который достиг своего пика к 1616 году. Суть этого конфликта состояла в том, что Суд Лорд-канцлера стал вторгаться в компетенцию судов общего права, а также начал фактически выступать судом второй инстанции по отношению к последним. Конфликт усугублялся и тем, что на сторону судов общего права встал английский Парламент.

Точку, а скорее многоточие, в этом конфликте поставил король Яков I, высказавшись в пользу Суда канцлера. Своим указом он постановил, что в случае противоречия между общим правом и правом справедливости приоритетом применения будет обладать общее право. Этот принцип до сих пор действует в английском праве²⁷.

Дальнейшие взаимоотношения  между судами общего права и Судом  Лорд-канцлера строились на основе своеобразного молчаливого соглашения между ними. Суть его заключалась  в следующем. Во-первых, король не должен более использовать свою власть в целях создания каких бы то ни было судебных органов, независимых от судов общего права. И, во-вторых, сохранявшаяся юрисдикция Суда Лорд-канцлера не должна расширяться за счет судов общего права, а последние, в свою очередь, будут осуществлять юрисдикцию в соответствии с прецедентами права справедливости²⁸.

С приходом на пост Лорд-канцлера светских лиц начинает меняться и природа права справедливости. Оно начинает приобретать все  больший нормативный характер и  применяется согласно процедуре, «которая своим формализмом и тщательной детализацией ничуть не уступает общему праву»²⁹. Право справедливости начинает терять присущую ему гибкость и открытость. 

В этих условиях различия между общим правом и  правом справедливости фактически стерлись. И в ходе судебной реформы 1873–1875 годов происходит «слияние» общего права и права справедливости. Суд Лорд-канцлера объединился с системой судов общего права в единый Высокий суд (High Court of Justice), который получил возможность в равной мере применять как номы общего права, так и нормы права справедливости. Однако, не смотря на это, различие между общим правом и правом справедливости сохраняется и до настоящего времени, оно продолжает оставаться важнейшим в английском праве.

После 1875 года в английском праве складывается тенденция к стремительному возрастанию роли статутного права (statute law)³⁰. «Английский парламент ежегодно принимает до 80 публичных статутов. К концу Второй мировой войны в стране действовало около 5 тысячи статутов. За последующие 35 лет было принято еще 2399 актов»³¹.

До этого времени  английскими судами была выработана доктрина, в соответствии с которой, основным назначением статута было восполнение пробелов в прецедентном праве. «Считалось, что судебные прецеденты устанавливают принципы права, статуты же только их детализируют»³². Статут не считался «нормальной формой выражения права, а являлся инородным телом в системе английского права»³³.

Сегодня статут в Англии играет не меньшую роль, чем судебный прецедент, все больше дел начинают разрешаться на основе статута, а не прецедента. Широкое использование статуты получили при регулировании новых общественных отношений, а также при реформировании отдельных отраслей английского права. Говоря о соотношении статутного и прецедентного права в Англии, П. Бромхед представлял английское право в виде стены, которая состоит из камней-прецедентов, созданных судами, а надписи, которые государство наносит на эту стену, – есть статутное право. И стена эта теперь растет в большей мере за счет статутов, чем прецедентов³⁴. Следует, однако, отметить, что английское право все же остается прецедентным (case law) и его многовековые традиции препятствуют установлению полной гегемонии статутного права над прецедентным. Как отмечает Р. Давид, «не было такой кодификации, которая заставила бы английского юриста поверить в то, что отныне основным источником английского права является закон»³⁵. В этих условиях нормы статутного права, конечно же, применяются, но полностью входят в английское право только после их неоднократного судебного толкования применительно к конкретным фактическим обстоятельствам дела.

Статутное право  получило развитие в уже сформированной правовой среде прецедентного права и прецедентной культуры. В этих условиях судьи воспринимают категории законодательства так, как они интерпретируются прецедентным правом, если самим законом не предусмотрено иное значение того или иного термина. Кроме того, отдельные статуты сами предусматривают возможность широкого судебного усмотрения при их применении. Так, например, Закон о контрактах, заключаемых на недобросовестных условиях (Unfair contract terms Act 1977 г.) предусматривает, что «оговорки об условиях освобождения от ответственности сторон контракта, чтобы иметь юридическую силу, должны быть разумны». Однако определение того, что разумно, а что нет, в каждом конкретном случае отнесено к ведению суда³⁶. 

Характеризуя  взаимодействие статутного и прецедентного права А.А. Максимов отмечает: «Прецедентное и статутное право настолько переплелись, что количественный рост законов во второй половине XX в. привел лишь к активизации прецедентного права, которое буквально поглощает законы. Судебная практика определяет их реальное действие, а по существу и содержание посредством прецедентов толкования, что позволяет вносить в право изменения, минуя широкое обсуждение, сложную законодательную процедуру»³⁷. Но данное обстоятельство отнюдь не умаляет значения статута в английском праве, существует широкий круг общественных отношений, принципиальные вопросы правового регулирования которых регламентируются именно статутными нормами³⁸.

Кроме того, к концу XX века окончательно сложилась доктрина прецедента, получившая так называемую «строгую» или «жесткую» форму, имеющую две составляющих: вертикальную и горизонтальную. Вертикальная предусматривала обязанность судей следовать решениям вышестоящих судов. А горизонтальная составляющая получила выражение в принципе, сформулированном Лордом Халсбери в решении по делу London Tramways Co v. London County Council (1898 г.): «сходные дела должны разрешаться сходным образом, так как отступление от этого правила может привести к выводу о сомнительности выносимых решений и к уничтожению апелляционной инстанции»³⁹. Таким образом, Палата Лордов установила для себя обязанность следовать собственным решениям, а отмена установленного прецедента стала исключительно компетенцией законодателя. В таком виде прецедентное право стало более постоянным и стабильным, но вместе с тем неизбежно произошло ограничение возможности судейского нормотворчества.

Строгое правило судебного  прецедента просуществовало менее  семидесяти лет. В 1966 году Лорд-канцлер выступил с заявлением, в котором указал, что Палата Лордов более не будет считать себя связанной своими предыдущими решениями, поскольку «приверженность прецеденту может повести к несправедливости в конкретном случае и к неоправданным ограничениям в развитии права»⁴⁰. Лорд-канцлер охарактеризовал предыдущие прецедентные решения как «достойные сожаления препятствия, мешающие развитию судебной практики»⁴¹. Таким образом, «жесткое» правило прецедента было заменено «гибким», которое продолжает действовать в правовой системе Англии в настоящее время и может быть выражено следующими положениями: 1) решения Палаты Лордов являются обязательными прецедентами для всех судов за исключением ее самой; 2) решения Апелляционного суда обязательны для всех нижестоящих судов и (кроме уголовного права) и для самого этого суда; 3) решения Высокого суда обязательны для нижестоящих судов и не являются обязательными для него самого, хотя имеют важное значение и зачастую используются в качестве руководства различными отделениями Высокого суда и Суда Короны⁴². Переход к «гибкой» форме принципа прецедента, – отмечает И.Ю. Богдановская, – свидетельствует о дальнейшем развитии прецедентного права в условиях укрепления положения статутов⁴³.

Со  временем общее право распространилось далеко за пределы Соединенного Королевства, главным образом, этому способствовала колониальная политика английского государства. Общее право оказало влияние на формирование правовых систем Соединенных Штатов Америки (далее – США), Канады, Австралии, Новой Зеландии др. Особо следует отметить влияние общего права на право США, которое хотя и складывалось на основе общего права, но в силу ряда объективных и субъективных обстоятельств приобрело специфический характер, отличающий его от «классического» английского общего права.