Исследования проблем происхождения государства и права

По мере развития средневекового общества развивалась и теория естественного  права. Временем расцвета естественного права и его теории в научной юридической и философской литературе считаются XVII-XVIII столетия. Теория естественного права в это время развивалась и поддерживалась многими великими мыслителями и просветителями. В Голландии - это Гуго Гроций и Спиноза. В Англии - Томас Гоббс и Джон Локк. Во Франции - Жан Жак Руссо, Поль Гольбах. В России - Александр Радищев и другие.

Благодаря их усилиям сложилась  школа естественного права, оказавшая  огромное влияние на процесс дальнейшего  развития как национального, так  и международного права. Рассматривая особенности развития школы естественного  права на данном этапе, Г.Ф. Шершеневич отмечал, что политические тенденции этой школы изменялись с течением времени. Вначале представители ее хотели дать разумные объяснения сложившемуся порядку между людьми, а "затем они стремились разрушить исторические основы и заменить их разумными".

За все время своего существования ("исключительного  господства") школа естественного  права придавала термину "естественное право" далеко не всегда одинаковый смысл. На естественное право смотрят  с методологических позиций или  пользуются как методологическим приемом: "Естественное право - это то, что  было бы, если бы не существовало государства  и установленных им законов". Иными словами, естественное право в этом случае рассматривается как некая историческая гипотеза, предположение о том, каковым должно быть право в "естественном состоянии", до возникновения государства и перехода права в "государственное состояние".

Естественное право в  этот период играет роль политического  и юридического идеала. Оно рассматривается  как некий образец, которому должно следовать и которым должно заменить существующее во всех отношениях несовершенное  право. Гуго Гроций (1583-1645) - один из основателей естественной школы права, и его последователи вообще не считались ни с окружающей их политической и юридической действительностью, "ни вообще с историей". Для них действительность имела право на существование лишь постольку, поскольку она вытекала из требования разума или, иными словами, поскольку она могла быть выведена и логически оправданна с точки зрения естественного права.

Исследователям, разделявшим идеи естественного  права в этот период, последнее  представлялось в виде целого кодекса  правил, составлявших некий политический и юридический идеал, которые  могут быть выведены a priori из требований разума. Причем заранее устанавливалось, что все то, что хотя бы в малейшей степени не согласуется с этим кодексом, должно быть, как противное разуму, соответствующим образом изменено или упразднено.

При такой постановке вопроса  само собой разумеющимся является то, что теория естественного права  должна быть не только эволюционной по своему характеру, прошедшей огромный путь своего развития, но и революционной  по своим социально-политическим и  юридическим устремлениям теорией. Именно таковой она являлась в  рассматриваемый период.

Как отмечали исследователи, учение о естественном праве послужило "оправданием и лозунгом французской  революции", восставшей против королевского строя во имя "прирожденных прав человека".

Теоретической основой  и идеологическим обоснованием революционного движения во Франции послужили некоторые  размышления Жан Жака Руссо (1712-1778). Сопоставляя провозглашаемый теорией  естественного права идеал с  окружающей его действительностью, Руссо пришел к полному осуждению последней.

По природе  своей человек рождается свободным, а между тем мы видим его  повсюду в оковах. С тех пор, рассуждал Руссо, пока люди довольствовались своими убогим хижинами, пока они были заняты лишь таким трудом, который под силу одному человеку, и только такими промыслами, которые не требовали участия многих рук, они жили свободные, здоровые, добрые и счастливые, насколько они могли быть такими по своей природе, и продолжали в отношениях между собой наслаждаться радостями общения, "не нарушавшими их независимость". Но с той минуты, как один человек стал нуждаться в ожесточенную борьбу слоев, групп, классов. Причин такого вопиющего расхождения природы человека и действительности много, но наиболее важная из них, по мнению Руссо, - ненасытное честолюбие, страсть к увеличению относительных размеров своего состояния, с одной стороны, противоположность интересов - с другой, и повсюду - "скрытое желание выгадать за счет других". Все эти бедствия - "первое действие собственности и неотделимая свита нарождающегося неравенства".

Чтобы устранить  это неравенство и привести в  полное соответствие с изначальной  природой человека окружающую действительность, необходимы революционные меры. Этот выбор следует из всего учения Руссо, на базе которого сложился лозунг французской революции "Свобода, равенство и братство" и которое еще раз подтвердило революционный характер развиваемой на этом историческом этапе теории естественного права.

Революционный характер последней  проявлялся не только в полном неприятии  окружающей юридической и социально-политической среды, но и в решительном отказе ее сторонников от ряда прежних положений о вечных естественных законах, вложенных Богом в сердца людей.

Идеи божественного происхождения  государства и права, а также  их отдельных институтов, таких, например, как власть монарха, не только не подтверждались на новом историческом этапе, но и  всячески опровергались. Вместо Божьей воли и Провидения в решении этих вопросов на первый план выступала  воля людей. Особенно это наглядно было показано П. Гольбахом (1723-1789) в его  работе "Священная зараза, или  естественная история суеверия" на примере власти монарха и связанных  с нею правовых норм и идей.

Выступая против широко распространенной в Средние века идеи божественного  происхождения власти королей, "являющихся представителями и подобием Бога на земле", Гольбах пишет, что в  практическом плане эта идея служит оправданием всемогущества, бесконтрольности властей, произвола монархов и их ближайшего окружения во всех сферах жизни общества, в том числе  в сфере правотворчества и правоприменения.

"Горсть привилегированных  людей получила в силу божественного  права власть быть несправедливыми  и повелевать другими людьми. Последние верят, что должны  отказаться в пользу своих  господ от собственного счастья,  должны работать только на  них, сражаться и погибать в  их войнах. Они верят, что должны безусловно подчиняться желаниям самых сумасбродных и вредных царей, которых небо послало им в гневе своем".

Идея божественного происхождения  права и власти монарха привела  во многих странах к тому, что "государь стал единственным источником милостей". Он "развращал общество и разделял его, чтобы властвовать". При таком  положении вещей "нация была доведена до ничтожества; собственное неразумение  сделало ее неспособной ограждать  свою безопасность, сопротивляться причиняемому ей злу и вознаграждать за оказываемые  ей услуги; сами граждане забыли ее, и  игнорировали, и не признавали. В  каждой стране одно центральное лицо зажигало все страсти, приводило их в действие для своей личной выгоды и награждало тех, кого считало наиболее полезным для своих целей".

Гольбах отмечает, что "воля монарха заняла место разума". Прихоть монарха стала законом. Милость его стала мерилом  уважения, чести, общественного почета. Воля монарха "определяла право и  преступление, справедливость и несправедливость. Воровство перестало быть преступлением, если было дозволено монархом". Угнетение  становилось законным, если совершалось  от его имени. Налоги шли только на "безумные траты монарха и на утоление аппетитов его ненасытных царедворцев".

Как же практически обстояло дело со свободой, справедливостью  и с правом в тех случаях, где  господствовала теория божественного  происхождения институтов власти и  права?

Что же касается справедливости, то ее идея "угасла во всех душах". Граждане рукоплескали "собственному унижению и разорению". Служба государю отождествлялась со служением Отчизне. Воин считал себя полезным своей стране, "держа ее под ярмом и заставляя  склонять выю по прихоти своего господина. Взяточник объявлял себя крайне необходимым  человеком". Судью, приговоры которого диктовались положением и влиянием обвиняемого, не считали обесчещенным. "Представитель нации продавал ее за деньги и торговал ею, как своей  собственностью. Министр уважался смотря по тому, какие средства найдены были им для того, чтобы увеличить власть государя и разорение государства".

Государи, "обоготворенные религией и развращенные попами", в свою очередь, развращали души своих  подданных, уничтожали существовавшие между ними отношения, "делали людей  врагами друг другу и убивали  в них нравственность".

Какую же роль при этом играло право? Было ли оно одинаково справедливым ко всем? Ответ Гольбаха однозначный: "Не было". Суровость закона существовала лишь "для жалкого народа". Ибо "вельможи, фавориты, богачи, счастливцы не подлежали его строгому суду. Все мечтали только о чине, власти, титуле, сане и должности. Все пути к этим благам считались законными и честными. Каждый стремился быть изъятым из-под гнета для того, чтобы угнетать других". Каждый желал получить возможность безнаказанно творить зло.

Таким образом, законодательство, зависящее от "порочного двора", должно было лишь связывать граждан. Законы, которые должны были обеспечивать счастье всех, "служили только для защиты богачей и вельмож  от покушений со стороны бедняков и серых людей, которых тирания  стремилась всегда держать в унижении и нищете".

Подвергая резкой критике  идеи божественного происхождения  власти и права, приводящие к губительным  социальным последствиям, Гольбах, а  вместе с ним и другие сторонники естественной теории происхождения  права апеллировали вместо божественной воли к воле народов, наций, отдельного человека.

Если бы нации, столь униженные  в своих правах и собственных  глазах, заявлял в связи с этим Гольбах, "способны были обратиться к разуму, они, конечно, увидели бы, что только их воля может предоставлять  кому-либо высшую власть". Они увидели бы, что те земные боги, перед которыми они падают ниц, в сущности, просто люди, которым они же, народы, поручили вести их счастье, причем "эти люди стали, однако, бандитами, врагами и узурпаторами, злоупотребили властью против народа, давшего им в руки эту власть".

Да и сами государи, рассуждал  далее автор, если бы они способны были "запрашивать природу и  свои истинные интересы", если бы они  очнулись от состояния опьянения, в  которое приводит их фимиам, "воскуриваемый им служителями суеверия", они бы поняли, что "власть, основанная на согласии народов, на их привязанности, на их настоящих интересах, гораздо прочнее власти, опирающейся на иллюзорные притязания". Они бы нашли, что истинная слава состоит в том, чтобы объединять их желания и интересы, истинное величие - в деятельности, таланте и добродетели.

Аналогичных взглядов на природу  власти и права в рассматриваемый  период придерживались и другие сторонники и последователи теории естественного  права.

В последующие годы и столетия подобные взгляды в основе своей  сохранились, хотя и претерпели, как  и теория естественного права, определенные изменения.

В начале XIX в. в развитии естественного права стали проявляться  кризисные явления, которые были обусловлены комплексом причин как  внутреннего порядка, "заложенных" в самой теории естественного  права, так и внешнего плана.

Характеризуя данный период в развитии естественного права, Г.Ф. Шершеневич писал, что на данном этапе оно столкнулось с новым течением мысли в лице исторической школы, о которую оно разбилось не столько вследствие сильной критики извне, сколько вследствие ослабевшей собственной внутренней силы.

Оппозицией естественному  праву в Англии стала утилитарная  школа И. Бентама, положившая в свою основу не природу человека и общества, а пользу, выгоду - как критерии нравственности и движущие силы всех поступков человека. При этом все природные и социальные явления рассматривались только с точки зрения их полезности (принцип оценки) и возможности быть использованными для достижения каких-либо целей.

В Германии школу  естественного права стала постепенно вытеснять появившаяся на свет историческая школа права. Тесная связь школы естественного права с революционными тенденциями XVIII в. вызвала неприязнь к ней и гонения со стороны самых различных реакционных сил, возникших по всей Европе в этот период с целью защиты старого, исторически отжившего строя.

Однако самый сильный  удар по идее естественного права  был нанесен "научным духом XIX века, его исторической, социальной и эволюционной точкой зрения". Все  давало основание думать, что естественное право окончательно умерло, когда "совершенно неожиданно, на исходе XIX столетия, оно  вдруг проявило все признаки жизни". Это оживление обнаружилось одновременно в разных местах Западной Европы и, с особенной яркостью, в России.