Дворцово - усадебные ансамбли как обьект историко - архитектурных экскурсионных маршрутов

 И любимую с детства  музыку Наркевич-Иодко тоже совсем не забывал. На галерее башни наднёманского дворца (той, что была высотой 27 метров) он установил интересный механизм, т.н. эолову арфу. Она представляла собой ряд труб, которые при порывах ветра издавали разные гармонические звуки. Ну и инструментальную музыку он также не забывал. Когда в Минске в 1888 году встречали брата царя Александра III великого князя Владимира, Якуб Наркевич-Иодко дирижировал оркестром при исполнении в честь приезда светлейшей особы вальса собственного сочинения. Кроме того, Наркевич-Иодко объявил, что каждый год в его имении будет проходить праздник лета – карнавал, на который приглашались все желающие – куда он приглашал тот же оркестр из Минска. Там же он исполнял и собственные произведения.

На территории усадьбы при Якубе Наркевич-Иодко был заложен новый парк (именно его остатки мы можем наблюдать сегодня) с прогулочным маршрутом вдоль поймы Нёмана.

На полях возле имения и вовсе была создана дивная вещь – опытное поле, где исследовалось  влияние электричества на рост растений. Оно представляло собою площадь, уставленную вышками градоотводов с тянущимися от них под землю проволоками. Атмосферное электричество, улавливаемое градоотводами, уходило под землю и оказывало определённое влияние на рост растений. В 1892 г. на заседании «Собрания сельских хозяев» в Санкт-Петербурге Наркевич-Иодко сообщал, что ему удалось сократить вегетативный период растений на три-четыре недели, а размер плодов при этом увеличивался в несколько раз.

Охотиться Наркевич-Иодко  не любил, да и времени у него на это не было. Поэтому у него не было потребности в масштабных конных выездах и, соответственно, в столь огромных конюшнях его имения.

Тогда он решил использовать их по-своему. Из Башкирии им был выписан  табун местной породы лошадей, да не один, а с местными конюхами. эти лошади были нужны ему для производства кумыса, который в имении стали готовить просто в промышленных масштабах. За одно лето в Наднёмане продавалось 3 тысячи бутылок кумыса, а ещё 2 тысячи по указанию Наркевича-Иодко бесплатно раздавались местным крестьянам прямо из окна въездной брамы.

На основе кумыса был  создан и другой интересный проект Якуба Наркевича-Иодко – санаторий  «Над-Нёман». Это лечебное заведение  было создано в нескольких километрах от имения в светлом сосновом бору на основе научных изысканий нашего учёного-шляхтича. О его деятельности можно получить наглядное представление из рекламного объявления того времени.    

Для лечебных целей Наркевич-Иодко  перестроил даже собственную оранжерею! Он обратил внимание, что она была построена ещё при его отце так удачно, что в неё с одной стороны почти всегда светит солнце. Тогда на этой стороне были проделаны сплошные, от пола до потолка, окна, наклонённые под углом для большего «захвата» солнечных лучей – и получилась процедурная для приёма солнечных ванн. Этот солярий был разделён на 3 части дя одновременного сеанса загара для трех потоков посетителей. Якуб Наркевич-Иодко лечил и на благотворительной основе больных из числа местных жителей. А чтобы медицинская помощь всегда была у них под рукой, он открыл в местечке Песочном аптеку. Однако нельзя сказать, что мещан хоть как-нибудь впечатляла эта его забота. Это уже потом, вкусив коммунистического «благоденствия», они стали рассказывать легенды про «благородного пана».

Из донесения Минского вице-губернатора А. Вельяминова  министру внутренних дел России от 16 октября 1903 г. «В пятницу 10 октября, в 7 час. вечера, мною была получена срочная телеграмма от с.с. Наркевича-Иодко следующего содержания: «При исполнении указа Сената господином приставом І стана Игуменского у. мещане произвели толпой около 1000 чел. разгром бывшей моей корчмы камнями, стульями, кольями, избили несколько представителей власти, урядников, станового, лишили всякой возможности предпринять какие бы то ни было меры, сейчас угрожают нашему имению. Вооружаемся, боимся за нашу жизнь, просим семьёй, как верноподданные, защиты, не зная как поступить против насилия, угроз. Просим безотлагательно для двора на наш счёт охраны, за каковой несколько подвод посылаем в Негорелое. Яков, Елена Наркевич-Иодко». Получив в то же время телеграмму от уездного исправника почти тождественного содержания и зная, что Песочанские мещане уже тридцать лет ведут спор с помещиком и крайне против него озлоблены, я с первым же отходящим поездом командировал в имение Наркевича-Иодко пристава 2-й части г.Минска с 20-ю городовыми, телеграфировав в то же время о сообщении мне всех подробностей дела…»

Никакие «праздники лета»  и бесплатная бутылка кумыса не могли  побороть у представителей добродушного белорусского народа тупую злобную зависть к пану. Причём в новых условиях после отмены крепостного права эти бунты возникали уже не из-за требования личной свободы или земли. То происшествие, о котором шла речь в приведённом донесении, например, было вызвано тем, что мещане не желали отдавать Наркевичу-Иодко деньги занятые у него на ведение собственного местечкового «бизнеса».

И не стоит думать (как  это сейчас рассказывают старожилы  в Песочном), что бунтовали только отдельные безалаберные личности. В том же донесении говорится, что «…мещанин Варфоломей Кот заявил, что деньги у него готовы и что он желал бы заплатить, но не может этого сделать, так как остальные мещане его тогда убьют».

Якубу Наркевичу-Иодко  уже недолго оставалось терпеть  такое отношение к себе.

Представители советской  власти поначалу пытались творчески  переосмыслить опыт предыдущих «тёмных  веков». Увидев, что в Наднёмане  раньше было процветающее сельское хозяйство, они организовали на его базе опытный  совхоз «Наднёман» а во дворце Наркевичей-Иодко организовали сельскохозяйственные курсы. Но с приходом к власти Сталина эти «буржуазные пережитки» оказались не нужны. У сталинского сельского хозяйства была гораздо более эффективная модель – использование рабской силы под дулом ГПУ’шного нагана. Куда там Наркевичам-Иодко с их атмосферным электричеством… Во дворце в это время размещался детский санаторий.

Это единственный источник, по которому можно судить об оригинальном интерьере дворца.

В 1904 году он отправился в Италию читать лекции по медицине. Когда пришло время возвращаться домой, он уже чувствовал себя неважно. Во время промежуточной остановки в Вене его здоровье резко ухудшилось, он уже не мог даже встать с постели. Из Наднёмана срочно приехала жена, у неё на руках Якуб Наркевич-Иодко и умер 6 февраля 1905 года. Тело его предали земле на том же наднёманском фамильном кладбище рядом с родителями и любимой сестрой Анелей…

Последним полноправным владельцем Наднёмана можно считать  сына Якуба Наркевича-Иодко Конрада. Он до конца не оставлял родное имение и уехал в Польшу, лишь когда возникла непосредственная угроза его жизни. С 1921 года он жил в Кракове.

А мещанам Песочного  так и не удалось в вихре  революционных событий толком поживиться панским добром из дворца. Большевики подошли к его разграблению методично: вокруг имения выставили охрану, а затем аккуратно вывезли куда-то научное оборудование, книги из библиотеки, личное имущество владельцев. Дальнейшая судьба всего этого туманна. Якобы оборудование и книги были переданы неким «научным учреждениям республики», а остальное было рассовано по различным новообразованным «народным» учреждениям. Немалая часть поколениями собиравшегося усадебного имущества была переправлена в Москву и оттуда ушла с молотка заграницу. А на Узденщине от всего богатства неожиданно остался… стул!

Вторую мировую войну  дворец Наркевичей-Иодко не пережил. Говорят, что местные партизаны  так боялись, что немцы разместят  в нём свой штаб, что заложили под него просто атомную дозу взрывчатки. И сегодня, глядя на несчастные руины можно проследить, где был эпицентр этого взрыва. В более целой части ещё можно заметить засыпанные подвалы. Быть может, они ещё скрывают какие-нибудь тайны опытов профессора электрографии и магнетизма… Почему же оказались не менее разрушенными строения хозяйственного двора Наркевичей-Иодко – загадка.

В 1994 году внучатый племянник  Якуба Наркевича-Иодко Кристиан Наркевич-Лейн приехал в Наднёман посмотреть на остатки родового имения. В Чикаго, где он живёт, у него есть собственный музей архитектуры и дизайна. И здесь, в Беларуси, он хотел создать музей своей фамилии, своего знаменитого предка.

А Кристиан Наркевич-Лейн справедливо рассчитывал на должное  место в восстановленном имении. В перспективе он рассчитывал  открыть во дворце научный центр  международного уровня.

В общем, привёз господин Наркевич-Лейн в Беларусь проект устава фонда имени Наркевича-Иодко, на свои деньги заказал у архитекторов проект восстановления дворца, просчитал, что возрождение усадьбы только на первом этапе создаст в узденском районе 50 рабочих мест (а в перспективе, все 300!). Белорусские чиновники покивали головами, радостно поулыбались заморскому гостю и… положили все документы в шкаф на годы. Во время приезда в Беларусь в 2002 году Наркевич-Лейн обнаружил, что воз, как говориться, и ныне там. Тогда он вместе с рядом белорусских учёных вновь вышел на высокое руководство, которое ответило ему тем же проверенным способом.

В 1995 году дворец Наркевичей-Иодко  потерял фактически свой символ –  главную башню, на которой когда-то стояла эолова арфа. На счёт её разрушения у местных жителей есть сразу несколько версий. Говорят, во-первых, что она рухнула сама, от старости. Говорят, что это проделки наших неизменно «профессиональных» реставраторов – башню тогда будто бы взяли в строительные леса, стали вести какие-то работы и вот, довели… А ещё рассказывают, что башню взорвал некий криминальный авторитет, который очень хотел получить участок в живописной нёманской пойме, а памятник архитектуры мешал ему сделать это [19].

А в начале этого года по инициативе ученых БГУ зарегистрирован Благотворительный фонд развития науки, инновационных технологий и культуры имени профессора Якова Наркевич-Иодко. «Уже намечено восстановление усадьбы в максимально приближенном к первоначальному виде, - рассказал «Комсомолке» председатель фонда Владимир Самуйлов, белорусский ученый, работающий ныне в США. - Для этого начат сбор средств в Беларуси и за рубежом. Первые взносы сделаны, мы можем приступить к составлению проекта реконструкции уже весной. Минский архитектор Сергей Багласов с удовольствием согласился сделать проект. А для того чтобы белорусы в полной мере оценили своего земляка, выпущен библиографический указатель «Яков Оттонович Наркевич-Иодко (1847 - 1905), подготовленный белорусскими исследователями» [18].

2.5 Грозовская Усадьба Мержеевских

Грозов неоправданно обделен вниманием туристов и  исследователей. А ведь здесь сохранился дом конца XVIII века.

Деревня Грозово (или  Грозов) известна с первой половины XVI века как деревня Новогрудского  повета Великого княжества Литовского [20]. Имение Грозов принадлежало Мержеевским, осевшим в Беларуси с XVII века. Согласно завещанию 1748 года, Грозовом владели Горватты. В начале XIX Грозовом владел Сорваций Станислав Антон Горватт. Затем им снова владели Мержеевские, в середине века – Северин Мержеевский, участник восстания 1863 года [2, с. 162].

Конфискованное имение Северина было куплено князем Людвигом Витгенштейном, который сдал имение в аренду зятю Северина Мержеевского – Каролю Калиновскому. Позже в  нем поселился отец Кароля.

Белорусский и польский литератор, музыкант и художник Наполеон Орда (1807 — 1883) создал графическое отображение  усадьбы в Грозово, дающее общее  представление  о внешнем виде усадьбы — на живописном пригорке возвышается двухэтажное здание белого цвета с ярко выраженными стилевыми архитектурными особенностями классицизма.

Дворец Мержеевских, предположительно, построен в начале XIX века. Однако некоторые  исследователи относят его строительство  к более раннему времени,  второй половине XVIII века. Двухэтажное, кирпичное, прямоугольное в плане здание дворца построено на больших сводчатых подвалах. Центр симметрично-осевой композиции дворца подчёркнут 4-хколонным портиком на главном фасаде, с двух сторон которого расположены монументальные вазы на высоких пьедесталах. В связи с наличием пандуса²⁰ портик вынесен вперед по отношению к фасаду, что усиливает светотень, а, следовательно, и пластические качества композиции. На портике прибиты деревянная звездочка и начало даты: "19.. г". Ясно, что эти украшения появились в советское время. А если присмотреться внимательнее, то можно заметить, что и сам портик - дело рук советских мастеров: первоначальные капители²¹ колонн разрушены, вместо них в портик упирается прослойка из красных кирпичей, значительно более новых, чем стройматериал всей усадьбы.  [21]. Со стороны парка фасад выделен ризалитом²². К западному фасаду примыкает одноэтажная служебная пристройка, служившая зимним садом и оранжереей. Лепные украшения отсутствуют, но их функцию выполняют люнеты, т. е. арочные проёмы в своде или куполе над дверью). Центральную часть здания занимает группа парадных помещений и большой вестибюль с двусторонней лестницей [2, с. 163]. Лестницы на второй этаж не сохранилось не одной, но местные ребята приладили доску, по которой желающие и забираются наверх.

Дворец окружал небольшой  пейзажный парк. В основу его композиции положен принцип дальних перспектив. Ближний план составляли пойма и  русло Усанки, а также два искусственных  водоема. Спуск к пойме по склону крутого холма был вымощен валунами и оборудован деревянными перилами. По склону росли одиночные липы, много кустов сирени и барбариса.

Подъездная аллея вела вдоль прудов, поднимаясь по сравнительно пологому склону холма к большому парадному партеру²³. От въезда сохранилась пара простых каменных пилонов высотой около 2 м. Партер занимал выровненный склон, понижавшийся в южном направлении. Его покрывал газон с цветочными рабатками²⁴, который пересекала ось прогулочных дорожек [2, с. 163].

Усадебный парк не сохранился. Сегодня на его месте новые посадки из липы, клена и тополя. Водоемы спущены.

В ноябре и декабре 1920 года местечко Грозово очутилось  в центре Слуцкого вооруженного восстания. Армейские подразделения, сформированные преимущественно из местных крестьян, отражали наступление Красной Армии на западные территории Беларуси, покинутые оккупационными войсками Польши. Это была отчаянная попытка вооруженной обороны независимости Беларуси. В усадьбе Грозово был сформирован и вооружен 2-й Грозовский полк численностью около двух тысяч человек [22].

В 1990-е в Грозово  стали наведываться патриотические группы волонтеров. Они установили здесь 4-метровый деревянный крест, на верхней перекладине которого металлическая  табличка с изображением герба «Погоня», а на нижней — табличка с надписью по-белорусски: «Памяці палеглых герояў антыбальшавіцкага паўстаньня». Ежегодно в ноябре от этого креста к усадьбе проходит шествие людей под бел-красно-белыми знаменами — такими же, под которыми сражался в 1920-м 2-й Грозовский полк защитников Белорусской народной республики.

В декабре 1941 года фашистские каратели расстреляли в деревне 447 мирных жителей, большую часть  которых составляли еврейские дети и старики. В 1996 году в ознаменование  годовщины этой траурной даты был  поставлен небольшой памятный знак. А недавно председатель Грозовского сельсовета Валентин Абрамович вместе с Майклом Лозманом - американским врачом из Олбани, директором Проекта по восстановлению еврейского наследия в Восточной Европе - собрал средства, на которые работниками Копыльского КБО изготовили мемориал по проекту художника Владимира Швайбовича [21].

Дворец был сожжен в годы войны и восстановлен в 1952 - 53 годах. Здесь до 1975 года размещалась школа-интернат, но последние лет тридцать дворец стоит заброшенный [20]. "Подвалы по типу склепов" используются местными жителями как свалка бытовых отходов; ведущий вглубь подвалов проем заложен кирпичами. Такую же функцию выполняет и находящееся неподалеку здание маслобойни: снаружи оконные проемы почти сравнялись с землей, а изнутри - с наваленным мусором [21].